Собственность мажора (СИ)
Войдя в подъезд, дую на замёрзший кулак, поднимаясь по лестнице, и замираю на первой ступеньке пролета своего этажа, когда вижу сидящего у себя под дверью Баркова.
Мое сердце в прямом смысле останавливается.
Его глаза, похожие на две щелки, а губы сжаты так, что на скулах пляшут желваки. Угрожающий колючий взгляд поднимается от моих угг вверх по ногам, одетым в красные обтягивающие джинсы, по моему короткому полушубку и замотанному вокруг головы шарфу, а когда заглядывает в мои глаза, я начинаю хлопать ресницами.
Его сцепленные в замок руки висят между колен, сам он сидит на верхних ступеньках лестницы, похожий на злого всклокоченного черта! Одетый в кожаную куртку на меховой подкладке, толстовку и синие джинсы. Светлые волосы растрёпанный, а не щеках немного светлой щетины…
Мамочки, я люблю каждую его черту! Особенно глаза…
— Как день прошёл? — спрашивает обманчиво спокойно.
Глава 34
— Нормально… — мнусь внизу, пытаясь понять его странное настроение. — А у тебя?
— У меня? — почти не разжимая зубов, говорит он. — Да просто офигенно.
Я вижу прекрасно, что он ломает дешевую комедию.
Он психованный и злой.
Он что, собирается орать?
Из-за того, что я не дождалась?
Я знаю его полгода и никогда не видела, чтобы он… орал. Тем более, на свою Леру. На неё он не орал никогда! На меня тоже никогда не орали.
— Ты трубку не брал, — ощетиниваюсь, складывая на груди руки.
— Да-а-а? — тянет он издевательски. — Хммм…
— Я тебе четыре раза звонила, — говорю обвинительно.
— А я тебе семнадцать! — вдруг взрывается он, хлопая себя по бедру.
Семнадцать?!
Открываю рот.
— Зачем звонить, если понятно, что у меня телефон сдох…
— Потому что я тупой?! — рычит Ник, выскакивая на ноги.
— Ты не тупой! — вскипаю я, глядя на него с подножья лестницы.
Он кто угодно, но не тупица! И мне не нравится, когда он так о себе говорит даже в чертову шутку!
— Правда?! — смотрит на меня, положив ладони на бедра и сверкая глазами.
— Да! — топаю я ногой. — В чем вообще проблема, а?!
— В чем проблема? — снова рычит он. — В чем, твою мать, проблема, Алёна? Как ты думаешь? Ты время видела?
— Я…
Приблизительно…
— Познакомился с твоим старостой Васей, — жестко перебивает он. — И с соседом Колей, — мотает головой в сторону верхнего этажа.
Молчит, сверля меня яркими голубыми глазами.
У меня в горле формируется нежданный, позорный… просто душащий ком.
Он меня искал? То есть… потерял?
Меня… никто и никогда не искал. То есть… не терял. Вернее… никому бы не пришло в голову посчитать меня потерянной, потому что моя мама знает, что я бы никогда не стала теряться. И моя пропавшая подруга тоже. И мой дед. И даже мой староста Вася знает это, поэтому если бы на экзамен не явилась я, все бы решили, что так оно и надо, и все идет по плану, потому что Морозова сама знает, что и когда надо…
А он меня… искал?
— Что ты ему сказал? — хрипло спрашиваю я, мечтая забраться в его куртку и обвиться вокруг его большого сильного тела руками и ногами.
Прижаться носом к его шее, потому что соскучилась…
— Кому? — раздраженно бросает мой Барков.
— Васе… — полушепчу я, опуская на пол свой пакет.
— Что я ему сказал по-твоему? — психует Никита. — Что девушку свою потерял? И по городу ношусь, как отбитый?!
Его слова окутывают нутро чем-то мягким и очень розовым.
Боже, теперь весь универ будет в курсе, что мы… вместе?
Я его девушка?
Я девушка Никиты Баркова? О котором принято мечтать и вздыхать всем первокурсницам нашего Универа? А потом заесть неразделенные чувства конфетами и найти себе парня в соседней группе?
— Тебя после десяти утра никто не видел! — расхаживает перед моей дверью. — Хорошо, что охранник на КПП не спал и видел, что ты в час дня из Универа вышла! Думал убью тебя, когда найду, — тычет в меня пальцем.
Я почти два часа его ждала, сидя на окне третьего этажа, чтобы меня никто не беспокоил. Но вместо этого я говорю:
— Вот она я. Убивай.
— Иди сюда, твою мать, — указывает пальцем на пол прямо перед собой.
— У-у… — отступаю назад. — Я тебя боюсь…
— Иди сюда, сказал.
Стягиваю с шеи шарф, снова мотая головой.
Он наблюдает исподлобья. Как злой и… голодный волк. Меня с головы до ног встряхивает от… возбуждения. Это новое, неизведанное мной ощущение, которое теперь является, когда я меньше всего жду. Когда он рядом. Или когда он в моей голове.
Мои глаза скользят по его длинным ногам, по широким плечам, а когда он легкой трусцой сбегает вниз, вжимаюсь в стену и закрываю глаза.
Потревоженный им воздух мягко ударяет по щекам. Втягиваю его носом вместе с запахом Никиты.
— Глаза открой… — велит, окружив меня собой.
Медленно поднимаю веки, глядя в его склоненное надо мной лицо. Его губы приоткрыты, взгляд приклеен к моим губам. Горящий и жесткий. Мои руки ложатся на его грудь. Под мягкой тканью его толстовки чувствую мышцы и его сердце.
— Соскучился? — спрашиваю, глядя на его прямую сильную шею, к которой хочу… прижаться губами.
— Ты меня напугала, — говорит жестко. — Это все вообще не смешно, ты это понимаешь?
— Да…
Кажется…
У меня в голове пусто, так что я ни в чем не уверена,
Мои руки ползут вверх.
Встав на носочки, обнимаю его шею. Он сжимает меня в ответ. Сжимает мою талию так, что ноги почти отрываются от пола.
Смотрю в его глаза, плавясь от ощущений. От того, что чувствую его бедра своими, его грудь напротив своей. Я никогда не думала, что это так потрясающе — прижиматься к парню.
Кажется, все это написано на моем лице, потому что глаза Ника темнеют. Зачарованно наблюдаю за тем, как расширяются его зрачки, поглощая яркую голубую радужку.
Зарываюсь пальцами в мягкие отросшие волосы на его затылке и тяну к себе его голову…
— Подожди… — выдыхает, сопротивляясь. — Аленушка…
Мои веки падают. Прижимаюсь к его губам своими, издав тихий предательский стон.
Качнувшись, Ник сжимает меня сильнее и… полностью расслабляет свои губы, позволяя мне делать все, что захочу.
Я так много хочу. Хочу его вкус. Он пускает меня внутрь, и его тело каменеет, а мое встряхивает. Наклоняю голову, и мой Барков бросается вперед, теряя свою тактичность. Становится самим собой. Нетерпеливым, грубоватым и напористым. Тяну его за волосы, и он тут же сдает назад. Он сдерживает себя, и от этого у меня мурашки!
Да… вот так… мамочки…
Его ладони оказываются внизу, и через секунду я обвиваю ногами его талию. Вжав меня собой в стену, он сжимает пальцы на моей попе так, что из моих глаз сыпятся фейерверки…
— Алёна… — хрипит мне в губы. — Тормози…
Целую его колючую щеку, опять нахожу губы.
Мне мало, я хочу ещё…
— Аленушка…
Глажу его волосы, целую шею…
— Стой…
Кусаю…
И…
Смотрю на него потрясено, когда чувствую что он… он…
Зажмурив глаза, он морщится, бормоча:
— Зараза…
— Мамочки… Барков… — сиплю я, колотясь с ног до головы и пытаясь сделать вдох. — Ты… у тебя…
— М-м-м… — выдыхает, прижавшись лбом к стене рядом с моим ухом. — А у тебя что, нет?
У меня?
Мои щеки загораются, когда понимаю, о чем он.
— Краснеешь? — спрашивает Ник, не поднимая головы.
— Не смотри… — прячу лицо у него на плече, сильнее сжимая шею.
До меня вдруг доходит, что мы находимся посреди моего подъезда!
— Пошли… ко мне… — выпаливаю я. — У меня никого и…
— Нет, — отрезает он, выпрямляясь и отпуская мою попу.
Ставлю ноги на пол, пряча от него глаза и со стыдом лепеча:
— Я одна… мы можем… ну ты знаешь…
— Нет, — повторяет он, пытаясь снять с себя мои руки.
— Нет? — повторяю растерянно, выпуская его шею.
От стыда я готова провалиться сквозь землю!
— Нет. Рано нам еще, — буркает Барков, поднимая с пола мой пакет.
Рано?!
Он серьезно?!