Пестрота отражений (СИ)

Байч-Харах ещё что-то говорил, но Исар отключился. Как и предупреждала Хотон-хон, привыкание к новому зрению было делом трудоёмким и утомительным.
* * *
Проснулся он от каких-то неприятных звуков по соседству. Дело было к вечеру, Байч-Харах ушёл, оставив ему на прикроватном столике записку: «Отдыхай и набирайся сил!». Звук — высокий повторяющийся писк — доносился от кровати слева, на которую пару дней назад положили того парня, что высоты боялся. За это время парень пару раз просыпался, но очень быстро засыпал обратно, как будто отрабатывал годовой недосып.
Сейчас парень лежал с открытыми глазами и, с выражением мучительной боли на лице, смотрел в окно. Надрывался рядом приборчик — Исару объяснили, что это штука, меряющая, как часто бьётся сердце. Судя по писку, сердце у парня готово было выскочить через глотку.
— Эй, — позвал Исар хриплым спросонок голосом. — Тебе плохо?
Парень дёрнулся и обернулся, но тут же снова покосился на окно, как будто за тонированным стеклом бродил его злейший враг.
— Там на стекле пятно, — сообщил парень, как будто это всё объясняло. Исар решил, что он бредит. — А я не могу встать, чтобы его оттереть.
— Правой рукой пошарь по бортику кровати, там есть кнопка, — передал Исар, как его самого наставляли. — Нажми и кто-нибудь придёт.
Парень принялся шарить, но ещё до того, как он нашёл кнопку, дверь распахнулась и влетела Хотон-хон. Исар всё не уставал поражаться, как она быстро двигается. Большинство виденных им женщин плыли, мелко семеня ножками под длинной юбкой, а эта вламывалась строевым шагом, чуть не снося двери, и ходила размашисто, так что узкие штаны под недлинным халатом мало что оставляли для воображения.
— Где болит? — бодро спросила она, наводя на парня какое-то устройство.
— Не болит, — помотал головой он. — Там пятно на стекле. А я не могу встать.
Хотон-хон сузила глаза, оглянулась на злосчастное пятно, потом снова на парня.
— Тебе так мешает это пятно, что от его вида дурно делается?
Парень угрюмо кивнул. Потом подумал и добавил:
— И ручки на окне по-разному повёрнуты.
— Бедный зайчик, — проворковала Хотон-хон, достала из кармана пачку влажных салфеток и пошла ликвидировать пятно. Исар его еле различал — похоже, просто кто-то ладонью опёрся, вот отпечаток и остался. Однако странная земная женщина смыла этот отпечаток со всем тщанием, потом ещё вытерла насухо бумажной салфеткой и повернула обе оконные ручки ровно вниз. — Так лучше?
Парень видимо расслабился и откинул голову на подушку. Прибор стал пищать пореже. Хотон-хон окинула его сочувственным взглядом и поправила какую-то трубку.
— Ты знаешь тех, кто на тебя напал?
Парень тут же снова напрягся, вжался в подушку и заскулил.
— Да не бойся, — заверила Хотон-хон. — Тут ты в безопасности. На тех парней, что тебя избили, напишешь заявление завтра, я пришлю к тебе законника, чтобы помог.
— Я сам могу, — просипел парень, не отпуская краёв матраса, в которые вцепился до побеления костяшек. — Сколько стоит лечение? У меня сейчас нет работы.
— Заплатишь, когда будет. Мы делаем рассрочку, — вздохнула Хотон-хон. Исар помнил, как Байч-Харах сетовал, что государственное страхование здоровья пока не удалось организовать. — Из кармана этих самых парней и заплатишь. Как ты себя чувствуешь? Говоришь, ничего не болит?
Сосед кивнул, но выглядел, как будто не мог пошевелиться от боли.
— Я сейчас позову другого целителя, — продолжила Хотон-хон тем же ласковым, успокаивающим голосом. С Исаром она тоже так говорила — когда объясняла ход лечения. Но вот когда гнала их из переговорной, от этой ласки не осталось и следа, так что Исар больше не обманывался. — Он тебе поможет успокоиться.
Тот нахмурился и проводил её невесёлым взглядом, потом заметил Исара, напрягся ещё сильнее и поспешно отвернулся. Исар тихо скрежетнул зубами: парень на соседней кровати особым красавцем не был, но выглядел ухоженным даже несмотря на болезненность, и уж конечно никаких отметин у него на лице имелось.
 
— Придётся потерпеть, мне ещё дня два тут обретаться, — не смог смолчать Исар.
Парень зажмурился и помотал головой, снова крепко вцепившись в матрас.
— У вас одеяло сползло, — проговорил он как будто сквозь боль.
Исар с удивлением осмотрел своё одеяло, которое и правда почти наполовину съехало с кровати.
— Что тебе до моего одеяла? — спросил он.
Сосед зажмурился ещё крепче и принялся шёпотом считать до десяти и обратно, и руки его подрагивали от напряжения.
Через пару минут дверь снова открылась и вошёл целитель — седой, но очень моложавый землянин. Он заговорил с парнем вкрадчивым голосом на ломаном муданжском, потом, когда оказалось, что парень понимает на всеобщем, с облегчением перешёл на него и разложил стоящее в углу кресло на колёсах.
— Давайте я вас прокачу и поболтаем наедине, — предложил целитель. Исар даже не ожидал, что всё ещё помнит всеобщий. — Сделаем пару анализов, тогда и решим, как облегчить ваше состояние. А то куда это годится, так мучиться?
После их ухода Исар снова задремал, а проснулся уже совсем ночью, когда соседа привезли обратно. Он выглядел осоловело-расслабленным и благоговейно нянчил в руках баночку с пилюлями.
  
5. Лиза
 
Законника я к пациенту всё-таки пригоню на следующий день — не столько ради помощи, сколько ради проверки. Есть у меня одно подозрение по поводу его личности… Не то чтобы на Муданге все были нормотипиками, но естественный отбор тут непуганый благами цивилизации, да и стоит кому-то показаться странноватым, слухи расползаются в мгновение ока. И мне кажется, я знаю, к какому слуху прислушиваться.
Эцаган уже нашёл тех гопников с фотографии, и заявление пострадавшего ему очень поможет их привлечь к ответственности. Ну а пока законник разговаривает с пациентом, я этого пациента потихоньку щёлкаю, чтобы идентифицировать.
— Ну как он? — спрашиваю между делом нашего нового психиатра. К счастью, несколько месяцев назад штат Дома Целителей пополнился, и теперь я счастливо могу свалить всех скорбных душой на господина Ягелло. Он, конечно, хватается за голову от непаханности муданжского поля, но выкладывается на полную и сдабривает наши рабочие будни характерным профессиональным юморком.
— Декомпенсацию купировали, — довольно отзывается врач. — Сказал, что после побоев его всегда накрывает. Как я понял, это с ним случается нередко, по его собственному выражению, «из-за профессиональных качеств». Необычная личность, интересная. Ему бы, конечно, полежать ещё недельку тут, но ему от скуки только хуже сделается. Я его попросил хотя бы работу искать в столице, чтобы иметь возможность регулярно ходить на приёмы. Но он к КПТ отнёсся скептически, не знаю, станет ли… Закрывается чуть что.
Я киваю и проверяю сообщения — да, всё так, как я и думала.
На обед дорогой супруг не является. Это уже давно не норма, и я даже беспокоюсь, не случилось ли чего. Я как-то уже отвыкла без него выдерживать Алёнкину осаду и боюсь, что меня колонизируют, хоть у нас теперь помимо Тирбиша ещё двое нянь. От такой судьбы я сбегаю и заявляюсь в кабинет к дорогому выяснять, кто ему на сей раз по мозгам ездит. И нахожу его там в гордом одиночестве.
— А что, уже обед? — осоловело моргает Азамат и растирает лицо. — Ох, прости, я утратил счёт времени.
— В чём это ты тут завяз? — интересуюсь, заглядывая ему в экран. Там какие-то бесконечные буквы.
— Да тут… — он отмахивается, вставая. — Я был уверен, что прочитал все отчёты ещё первого числа и могу гулять свободно, и тут вдруг нашёл ещё двенадцать штук.
— В смысле «нашёл»? Тебе разве их не приносят на серебряном подносике?
Мы выходим в коридор, и дверь кабинета с тихим жужжанием запирается.
— Ну вот те первые и принесли. А проверить дворцовую почту не почесались. Понимаешь, все же думают, что все умные, и если отчёты предназначаются мне, особенно если там ещё данные конфиденциальные, то никто не будет слать их на общедворцовую почту, — он драматично разводит руками.