Пестрота отражений (СИ)

Взгляд Чикира начинает метаться с Арай на Исара, с Исара на меня. Арай вжимает голову в плечи — но не как от страха, а как будто наполняет лёгкие, чтобы дать отпор в случае чего. Наконец Исар устаёт ждать:
— Скажешь сам или мне с этим в полицию пойти?
— Репей, — выдыхает парень. — Я правда ничего не знал, клянусь!
Репьём зовётся один из лаборантов Дэна. Ещё того не легче. Но Арай хотя бы выдыхает.
— Почему вы сразу с этим в полицию не пошли? — спрашиваю я.
Арай косится на Исара.
— Да я как-то привык сам такие вопросы решать, — пожимает плечами тот. — Я бы и вовсе искать не стал, но часть украденного Ветке от матери осталась. У покойников красть — Ирлик-хона гневить.
Чикир сглатывает.
— Так, — говорю я, прикидывая, что Репья я сегодня не видела. — А давно дело было?
— В начале лета, — просвещает меня Исар. — Вы уж простите, Хотон-хон, что задержал вас, но я решил, что вам не помешает знать, чем ваши студенты пробавляются.
— Правильно! — фыркает тот студент, что обвинял Арай. — Бабе хорошо, замуж вышла, и муж содержит! А мы должны ночами не спать, чтобы с голоду не помереть?!
Моё терпение на сегодня исчерпалось.
— Вас, в отличие от Ветки, содержат родители, — огрызаюсь я. — Мы вам даём бесплатно общежитие со всеми удобствами, учебные материалы и образование, с которым вы потом будете золото лопатой грести. Если ваша семья не может вас прокормить, можно оформить дотации. Условия все были вам известны заранее. Не нравится — так я напомню, что с каждым часом, что я на вас трачу, размер неустойки растёт. И мне ещё надо посмотреть в договоре, как нам с вами расставаться, если вы совершили уголовное преступление!
Чикир белеет совсем уж в цвет стены, глаза у него намокают.
Я действительно понятия не имею, как по закону и по совести решать эту ситуацию. Исар с Арай не пошли в полицию, значит, они должны подать в суд, так? Исар уже забрал украшения, теперь осталось только устное свидетельство ювелира из Имн-Билча и, вероятно, видеозапись? Чикир назвал Репья, но мог и соврать — чем докажет, что не сам украл? И помимо всего этого, у меня и так студентов по пальцам одной руки пересчитать, а те, кого мы отсеяли на отборочных экзаменах, программу не потянут. И Чикир далеко не худший студент, у меня есть на него определённые ожидания.
Я достаю телефон, чтобы позвонить Азамату за советом. В конце концов, судить этих малолетних козлищ ему. Однако голос мужа я слышу вовсе не из трубки, а из фойе, от которого мы стоим за углом.
— Лиза!!! — призывает он своим громоподобным басом, — скорее, Чаче плохо!
— Только не калечь никого, — бросаю я Исару и мчусь на голос.
Чача висит у Азамата в руках, как тряпочка.
— Что случилось?
— Съел что-то не то, наверное, — говорит Азамат. — Я ему давал задачи на день, и тут вдруг ему плохо стало. Присел, потом прилёг, потом стошнило его, а потом ещё и ещё. Всю дорогу досюда, хм-м, вымостил.
Следующий час моей жизни посвящён промыванию Чачи. Хорошо, что его сразу вывернуло, хотя сразу — понятие относительное. Рабочий день уже часа два как шёл к тому моменту, как Чача стал показывать симптомы, а на работе он не ест.
— Позвони на кухню, — бросаю я мужу, который пока не спешит уходить. — Узнай, чем его кормили утром, и пусть всё выкинут.
Когда я следующий раз высовываюсь из процедурной, Азамат сообщает, что Чача завтракал не во дворце, а в одном из трактиров города, и туда уже направлена пара полицейских и один из целителей — проверять, что у них там протухло.
— Что ты ел? — спрашиваю у несчастного секретаря, улучив момент, когда он отходит от очередного промывания.
— Лебяжьи яйца, — выдавливает Чача.
Я заряжаю анализатор искать соответствующие бактерии и токсины на случай, если промыванием дело не обойдётся и придётся искать подходящий антибиотик или антидот. Протягиваю Чаче стакан воды, но он не может его взять: руки слишком сильно трясутся. А потом я понимаю, что они не трясутся, а дёргаются в конвульсиях.
Невесть откуда взявшаяся Арай помогает мне уложить Чачу на пол и придержать. К счастью, приступ длится недолго.
 
— Азамат, помоги нам его на кровать втащить, — прошу я под писк анализатора.
Пока мы возимся, Арай бежит к прибору и подносит мне листок с результатами. Ничего, что могло бы попасться в яйцах, анализатор не нашёл. Да и я уж сколько отравлений на Муданге повидала, а вот чтобы кто-то поел яиц и забился в судорогах, как-то не видела. Рыба там, морепродукты — это да…
— Точно устриц не ел? — грозно спрашиваю я, убедившись, что Чача в сознании и дышит.
Он вяло мотает головой и тут же выливает обратно всю выпитую воду.
— Арай, наведи-ка ему электролитного растворчика, — прошу я, снова запуская анализатор, но с другими параметрами поиска.
Арай достаёт препарат и кидается за ёмкостью, но большие химстаканы стоят на самой высокой полке, до которой она не дотягивается. Зато дотягивается Чикир. Вдвоём они принимаются замешивать раствор. Чикир бросает на меня хмурые виноватые взгляды, но мой взгляд, надо думать, тоже не очень добрый, во всяком случае, долго Чикир его не выдерживает. Однако делают они всё правильно, и Арай вроде бы не возражает против его помощи.
Анализатор пищит второй раз. Я сама достаю распечатку результата. Ба-а, да там динофлагелляты! И много как… Из одной устрицы столько не получишь. Как же Чача не заметил, что съел целое… блюдо? Нет, подождите. Я быстро проверяю свою базу по изученным муданжским биотоксинам. Не блюдо. Для такой концентрации он должен был канистру их съесть. Или, что гораздо вероятнее, ему подсыпали так называемый устричный порошок.
Порошков этих существует некоторый спектр. Их получают из разных видов морских моллюсков, и у каждого свои свойства. Известнее всего те, что содержат нейротоксины — их в малых дозах используют как приворотное зелье, хотя действие не так уж и похоже на приворот. Но есть и парализующие, и вызывающие амнезию.
Короче, я очень быстро ставлю анализатор генерировать антидот, а сама бегу заливать в Чачу сорбенты. Это мы ему ещё промывание устроили довольно быстро, и то вон какая концентрация, а если бы Азамат его не приволок?..
— Думаю, что его пытались отравить нарочно, — тихо говорю Азамату. — Пускай эти в трактире ищут устричный порошок.
Азамат тут же выходит отдать распоряжения, но потом опять возвращается. И вовремя — у Чачи снова судороги. Рановато я его на кровать затащила, как бы не скатился. К счастью, Азамат помогает придержать.
— Ахмад-хон, — сипит Чача. — Я у… умираю…
— Конечно, нет, — заверяет его Азамат.
Я припоминаю, как Чача вопил, что вот-вот помрёт, когда мы его только привезли. Н-да, сейчас-то он похуже себя чувствует, надо думать.
— Шакальи… — внезапно говорит Чача, уставившись на Азамата. — задворки. Красный дом. Пожалуйста…
Дети подают мне стаканчик с электролитным раствором, и я принимаюсь поить Чачу, так что больше он уже не говорит. Потом сорбенты, антидот, кислородная маска…
Когда пациент наконец стабилизирован, мы перевозим его в интенсивную терапию, и я наконец могу вздохнуть спокойно. Время уже хорошо послеобеденное.
— Как прогноз? — спрашивает Азамат, который, похоже, с тех пор, как вышел из процедурной, ждал меня в фойе, пугая там больных и их родственников. Ну или нет — судя по тому, что он принёс мне перекусить. Интересно, обедал ли сам?
— Ну, я вполне уверена, что он выживет, но посмотрим, как соображать будет, — признаюсь я. — Некоторые устричные порошки нарушают работу мозга. Мне не понравилось, что он бред какой-то говорил.
— Это был не бред, — возражает Азамат. — Шакальи задворки — это деревня к югу от Имн-Билча. Там живёт его мать. Я сразу, как вышел, попросил Алтонгирела туда слетать, привезти её. Наверное, скоро будет.
— Думаешь, Чача хотел её увидеть? — спрашиваю с сомнением. — Он хоть раз упоминал о семье?
Азамат мотает головой.
— Думаю, что он просил меня о ней позаботиться. Чача очень скрытный. И если у него есть такие враги, что готовы его отравить, немудрено, что он не распространяется о близких. Но, по-моему, лучше пускай с ним побудет кто-то родной.