Пестрота отражений (СИ)

В микроскоп я клеток не вижу. Жидкость и жидкость. Микроскоп у меня не полевой, естественно, а какой надо, с разрешением до молекулы. Вот молекулы я и вижу. Конечно, в белёсом переплетении хрен чего поймёшь, приходится отвлечься и подкрасить разные типы молекул в разный цвет. Но вижу я в итоге ровно то, что показал анализатор: белки, жиры, сахара, короткие цепочки аминокислот.
Я уже готова начать орать — просто так, от непонимания, от бессилия. Но тут я замечаю, что вокруг всего этого молекулярного богатства что-то колышется. Вроде как когда капаешь воды на разогретую сковородку. Она испаряется, а ты видишь призрак лужицы, то ярче, то тусклее, пока наконец она вся не исчезнет.
Эта не исчезает. Молекулы, зажатые препаратными стёклышками, шевелятся — медленно проворачиваются сначала в одну сторону, потом, после паузы — в другую. Слаженно. Это не броуновское движение.
— Погляди, — отодвигаюсь я, чтобы пустить Кира. — И скажи мне, что это не я рехнулась.
— Это не ты рехнулась, — говорит он, понаблюдав волшебное вращение. — Это сила.
— Что?
Кир отрывается от микроскопа и глядит мне в глаза.
— Мы с Айшей смотрели её кровь под микроскопом. Там тоже так было. Я думаю, что это духовничья сила.
* * *
— Как думаешь, Айша уже проснулась? — спрашиваю я, пока что откладывая вопросы к мирозданию.
— Думаю, она скоро будет здесь, — предполагает Кир. — Знает же всё наперёд.
И действительно, стоит ему договорить, как раздаётся негромкий стук в дверь, а потом внутрь просовывается Айшина голова.
— Я могу быть чем-то полезна, да?
— Вероятно, — усмехаюсь я и наливаю немного смеси в пробирку. — Можешь ли ты попробовать насытить эту жидкость своей силой?
Айша не сразу понимает, чего я хочу, но когда я показываю исходный материал, ей становится яснее.
Первую пробирку она разносит в брызги. К счастью, успевает остановить стеклянную крошку прежде, чем нас всех исполосовало. Вторую и третью тоже разбивает — уже не посреди лаборатории, а в припёртом Киром боксе для недоношенных младенцев. К счастью, боксов этих у нас несколько.
Четвёртая попытка приводит только к закипанию смеси, а вот пятая наконец не имеет внешних проявлений. Айша берёт в руки бутылочку с настоящим молоком и пробирку со смесью и, закрыв глаза, что-то оценивает.
— По-моему, похоже, — говорит она наконец.
Мне ничего не остаётся, как пожертвовать второй стороной языка, чтобы проверить степень ожога — и, вероятно, концентрацию силы. Насколько я могу судить сквозь вой и слёзы, жжётся точно так же. Промыв рот не меньше, чем пятью литрами воды, рассматриваю свои травмы в зеркале. На языке ни пятнышка, а болит так, как будто его обдали крутым кипятком. Но с обеих сторон болит одинаково.
— Ну, — я делаю глубокий вдох, — если кошечке будет жечься, она же не станет пить, правильно?
Кир и Айша неуверенно соглашаются.
Поэтому, как я и предсказывала, к завтраку мы являемся все втроём кормить ребёнка. Бледный и осунувшийся Чача как раз вынес её из гостевой спальни, но Азамат остановил его в попытке ещё покормить кошечку обычной смесью. Вид у неё безрадостный — лежит всё так же молча и неподвижно и часто дышит. Вокруг вьются дети, но Азамат их благоразумно оттаскивает. Алэк в принципе понимает, что больного зверя трогать нельзя, а вот у Алёнки с представлением о «нельзя» вообще проблемы, потому что ей Азамат неспособен серьёзно что-то запретить.
Я как ответственная за эксперимент на этот раз беру кормление на себя. Алёнка, видя, что мне кошечку трогать почему-то можно, начинает лезть под руки, но Кир её оттаскивает за шиворот. Вот у кого воспитательные меры никаких вопросов не вызывают! Алёнка, конечно, начинает ныть, но с Киром в отличие от отца этот номер не проходит. Не знаю, что мы будем делать, когда Кир отчалит учиться.
Кошечка берёт соску вяло, и на несколько мгновений я холодею от мысли, что ничего не вышло, и она не станет пить нашу разработку. Но она всё-таки принимается за дело.
У неё смешной нос, как будто длинноватый для маленькой мордочки, и от этого она похожа на носатую обезьяну, только пятачок чёрный и кожистый. При сосании пятачок забавно елозит вверх-вниз, и круглое левое ухо подёргивается.
 
— Как она эту жесть пьёт? — шепчет Кир.
— А что, смесь невкусная? — интересуется Азамат.
— Ма язык чуть не сожгла, — поясняет Кир. — Я и не знал, что духовничья сила жжётся.
— Сила? — удивляется Азамат, и мы в общих чертах рассказываем ему, к чему пришли в итоге.
— Хм-м, — Азамат потирает подбородок. — А не может ли так быть, что молоко для них — всего лишь носитель, а сила собственно и составляет пищу?
Я прикидываю, как бы можно было это проверить.
— Айш, а ты можешь напускать силы в воздух?
— Э-э, нет! — пресекает мой эксперимент Кир. — Мы уже так утёс снесли разок. Не надо. Ну или хотя бы пускай Атех пробует сначала, она максимум несколько кочек сровняет.
Употребив свои восемь процентов от массы тела, кошечка принимается чавкать, широко разевая рот, и Чача тут же подаёт мне влажную тряпочку этот рот вытирать, потому что он по периметру весь в молочной смеси.
— Теперь надо потереть, — Чача встаёт на колени передо мной и принимается довольно активно натирать и прочёсывать котёнку спину. Котёнок в ответ издаёт что-то среднее между рычанием и хрюканьем, протяжное и гнусавое, а потом булькает и стихает. — Вот так, — довольно резюмирует Чача и оставляет зверя в покое. Зверь выглядит не лучше и не хуже, чем до кормления. Во всяком случае, дырку в желудке ей наша адская смесь не прожгла.
Азамат приносит свежую грелку.
— Ты посидишь с ней или в люльку?
Я моргаю и понимаю, что выморгнуть рискую уже завтра.
— А можно меня в люльку?
— Легко, — заверяет Азамат и, позволив Чаче забрать пациентку и грелку, сгребает меня в охапку и уносит в спальню.
Просыпаюсь я уже на закате. Выползаю в гостиную, где такой же помятый Кир сидит на ковре, на краю одноразовой пелёнки. С двух других углов пелёнку стерегут Алэк и Алёнка, а посередине ползает котёнок.
Ползает не сказать чтобы очень активно. Три человека для ограничения её передвижений — явный перебор. Но хотя бы она уже не валяется неподвижно, а тянет вверх головёнку и осматривается, время от времени издавая почти ультразвуковой птичий писк.
— Смотри, сработало! — объявляет Кир, заметив меня.
Я подсаживаюсь к детям и подбираю зверюшку, чтобы осмотреть. Она вся растопыривается, раздвигает когтистые пальчики и маленькие перепонки между лапами, как будто собралась парашютировать. Стоит поднести её поближе к себе, как коготки впиваются мне в плечо, а мокрая мордочка зарывается под волосы на загривке.
— Ну куда, куда, — бормочу я, пытаясь её отцепить. Не тут-то было.
— Хос говорит, — напоминает Алэк, — что маленькие котята должны висеть на маме.
— Хос бы лучше что-нибудь про её маму рассказал, — ворчу я. — Есть от него новости?
Новости рассказывает пришедший на ужин Азамат. После того, как Эцаган отправил несколько сот человек прочёсывать леса вокруг той деревни, а Хос перебудил птиц и приставил на поиски, охотника они таки нашли. Но это мало помогло.
Как я и предполагала, браконьер это похищение не планировал, а ухватился за представившуюся возможность. А именно — он провалился в зияние и оказался в некоем лесу, где довольно быстро набрёл на логово хозяйки леса и стащил оттуда котёнка, подумав, что был бы товар, а покупатель найдётся. Что самое поганое, он умудрился вернуться домой тем же туннелем, который с тех пор закрылся. Само по себе спонтанное открытие-закрытие туннелей на Муданге не редкость, но это означает, что мы не знаем не только, где охотник стырил котёнка, но и когда. Туннель ведь может вести на годы вперёд или назад.
Несколько обнадёживает, что сезон в том месте, по словам охотника, совпадал с нынешним, но с другой стороны — котята хозяев леса вообще рождаются поздней весной. Сам лес со слов охотника тоже идентифицировать не удалось — обычный муданжский смешанный лес в средней полосе. От Ахмадхота до Сирия он почти не меняется. Ну и наконец, вернулся охотник тоже не совсем в исходную точку — тоннель выкинул его на полдюжины дней позже.