Наследница огненных льдов (СИ)

Тем временем ужин был в самом разгаре. Я сидела напротив Ялмара Толбота и смотрела, как мерно вздымаются два его подбородка, пока он пережёвывает очередной кусок мяса. Тошнота подступала к горлу, как только я вспоминала слова Эспина о том, что командир съел своего механика.
– Шела, что же вы ничего не едите? – глянув на меня, спросил Толбот и указал вилкой на свой бифштекс. – Прекрасная оленина. Между прочим, это самое лучшее мясо, какое можно добыть на этих островах.
Лучшее? Выходит, человечина понравилась ему куда меньше
Эта мысль вконец отбила мне аппетит, благо Эспин пришёл на помощь, оградив меня от уговоров Толбота испробовать оленину.
– Кузина сама не своя в последние полтора месяца, – скорбным голосом сообщил он, – совсем ничего не ест. Как только узнала о смерти дяди Рудольфа, то заметно осунулась. Горе никого не красит.
Толбот тут же переменился в лице и виновато опустил глаза, губернатор сделал вид, что его этот разговор не касается. Один только Вистинг едва заметно ухмыльнулся, посмотрев в мою сторону – два дня назад он видел, как сильно я горевала, пока уплетала лососину с диким луком.
– Да, – продолжал Эспин, – уже прошли целых полтора месяца с тех пор, как вы, командир, сообщили всем, что Рудольф Крог и часть его экипажа сгорели вместе с дирижаблем. И все полтора месяца кузина не может спать, оттого что плачет по ночам. А ведь она могла бы лить слёзы всего полторы недели, когда нам сообщили, что тело дяди Рудольфа нашли около Тюленьего острова.
О, теперь я поняла, к чему этот спектакль о моём невероятном горе. Эспин выводит Толбота на неприятный для того разговор. Что ж, мне и самой любопытно послушать, что он скажет в своё оправдание.
А Толбот лишь скорбно глянул на меня и поучительно произнёс:
– Дитя, все мы смертны. Нельзя так убиваться. Мёртвых нужно уметь отпускать.
Вообще-то, это было совсем не то, что я хотела услышать. И Эспин был полностью со мной солидарен:
– Командир Толбот, – обратился он к нему, – может быть, расскажете, как так вышло, что все считали оставшихся на дирижабле людей сгоревшими дотла где-то во льдах, а через недели две или три некий инспектор нашёл тело дяди Рудольфа в полной сохранности около Тюленьего острова?
– К чему эти расспросы? – лениво подал голос губернатор. – Погиб ваш дядя полтора месяца или четыре недели назад – его всё равно не вернуть к жизни.
– Это так, – согласился Эспин, – и всё же, думаю, мы с кузиной имеем право знать, что случилось с "Флесмером" на самом деле. Командир Толбот, не для прессы, а для нас двоих, вы ведь можете рассказать, что произошло с дирижаблем?
 – Что случилось? – как-то нервно повторил Толбот и глянул в сторону губернатора, а потом снова на Эспина. – Я вам расскажу, что случилось с "Флесмером". Через полчаса, как мы влетели в туман, остановился правый мотор. Оказалось, лёд образовался в трубе, через которую поступает бензин. Мотористы пытались всё исправить, но ничего не вышло. Лёд нарос на всех металлических частях дирижабля, особенно на моторных гондолах. А потом куски льда начали откалываться. Они попадали в винты моторов и отскакивали в разные стороны словно дробь. Любой из них мог прошить оболочку дирижабля, и утечка водорода была бы неизбежна. А когда лёд сковал руль высоты, всё было кончено. Мы упали вниз. Десять человек оказались на льду, шестеро улетели за торосы. Потом мы увидели облако дыма. На этом для "Флесмера" всё было кончено.
Сухо, безэмоционально и отстранённо Толбот вывалил на нас свой краткий отчёт. Но его можно было понять. Кто бы что ни говорил о командире, и что бы он не сотворил на самом деле, но этот человек пережил ужасную катастрофу, смерть своих товарищей и изнуряющий поход по льдам. И теперь ему было крайне неприятно вспоминать обо всём этом. А тут Эспин со своими расспросами:
– Так вы видели дым, или облако огня, огромное пламя?
– Я же сказал, что это был дым, – с нажимом повторил Толбот.
– И через сколько минут после падения это произошло?
 
– Почём мне знать? Думаете, у меня было время и желание смотреть на часы, когда вокруг разразился сущий кошмар? Люди стонут, кругом обломки…
– И всё же, – настоял Эспин, – пять минут, десять, двадцать?
– Не больше десяти, – всё же сдался Толбот.
– И на какое расстояние, по-вашему, успел отлететь за это время "Флесмер"?
Толбот задумался. Он долго рассуждал вслух о максимальной скорости дирижабля в полёте, о потере этой скорости при ударе, потом делил и перемножал какие-то цифры.
– Что-то около семи километров? – подсказал ему Эспин.
– Да, пожалуй, – согласился Толбот.
– И с расстояния всего лишь семи километров вы не увидели огромное огненное облако после взрыва водорода?
– Но ведь там были торосы, они всё заслоняли, – немного растеряно начал оправдываться Толбот.
– Но ведь звук мощного взрыва вы должны были услышать.
Судя по застывшей маске на лице Толбота, никакого взрыва не было. И он только что это понял.
– Но как же? – разволновался он, – ведь дым был. Я сам его видел.
– Может это бочки с топливом выпали из повреждённой гондолы на лёд, – расправляясь с бифштексом, неожиданно выдвинул свою версию Вистинг и обратился к Толботу, – Что там у вас было на борту? Бензин, немного керосина? Бочки могли на ходу вывалиться на льды так же, как выпали и вы со своими товарищами. Или их специально сбросили те шестеро, что остались на дирижабле.
– Зачем сбросили? – заинтересовался губернатор.
– Может быть, как балласт. Если после падения рубка управления осталась цела, те шестеро могли попытаться поднять дирижабль в небо. Теперь-то мы знаем, что у них ничего не вышло.
– Позвольте, майор, – возмутился Толбот, – от падения с высоты бензин не взрывается. Если бочка упадёт, то лопнет и топливо просто растечётся по льду.
– Хорошо, принимаю критику, – спокойно известил его Вистинг. – Но тогда остаётся единственное объяснение, что за дым вы увидели через десять минут после падения.
– Что? Что я видел? – в нетерпении вопросил Толбот.
А Вистинг неспешно прожевал последний кусок оленины, запил его красным вином и, выдержав паузу, чтобы Толбота охватил мандраж, наконец, сказал:
– Очевидно, дирижабль далеко не улетел и снова упал на лёд. Те шестеро человек пожертвовали бочкой топлива, чтобы взорвать её и тем самым подать вам сигнал о своём местонахождении. Ответного сигнала вы им, разумеется, не подали и, вероятно, они начали искать вас наугад. Рудольф Крог плутал по льдам и таким образом добрёл до Тюленьего острова. Возможно, он бы смог добраться до яранг кочевников, прежде чем потерял последние силы. Но всё это время он искал вас, командир.
Я окончательно отложила столовые приборы и прикрыла рот ладонью, силясь не расплакаться. Дядя Руди остался верен себе до конца. И он пожертвовал собой ради десяти затерянных во льдах товарищей, один из которых просто сделал вид, что дядя погиб и о нём не нужно вспоминать…
Я почувствовала, как Эспин взял меня за руку, желая успокоить и просто поддержать. Но одного прикосновения мне было мало. Я хотела  встать и уйти, лишь бы оказаться подальше от человека, который по злому умыслу или по глупости, но предал дядю Руди.
– Нет, нет, послушайте! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Толбот и заёрзал на стуле, оглядывая всех присутствующих. – Ни у кого не было шанса спастись. Ведь на дирижабле осталась основная радиостанция. Мы пытались связаться с Крогом и остальными, но они молчали.
– Непроходимость волн, – напомнил ему Эспин об этой особенности высоких широт.
– Да не было никакой непроходимости! – окончательно потерял самообладание Толбот. – Перед отлётом мы заручились поддержкой линкора. Военные выделили нам частоту для связи на случай, если что-то пойдёт не так. Их судно стояло в северной части моря Обилия, там они перехватывали шхуны хаконайских браконьеров. Мы настроились на выделенную частоту, а военные молчали. Мы передавали им одно сообщение за другим, а они ничего не передавали в ответ. Мы слышали, как их радист предаёт уйму личных телеграмм на берег. А про нас было только одно сообщение. На линкоре решили, что раз в назначенное время мы не вышли на связь, значит, наш радист мёртв и все мы мертвы, а значит и некого искать. Военные так решили! Они бросили нас! Вот и скажите мне, майор, почему они так поступили? Почему ваши люди решили, что экспедиции Толбота и Крога лучше погибнуть, чем вернуться домой?