Покорение вершин (СИ)
Annotation
Он не помнит кто он и как он оказался среди гигантских разумных крыс. И ему это всё ещё совсем не нравится... Процесс изменения уголка мира "под себя" идёт полным ходом, и многих это не устраивает.
В книге использованы элементы вселенной Warhammer Fantasy.
Название книги, как и аннотация пока рабочие и могут быть ещё изменены. (можете при желании накидывать варианты)
Крысолюд-3. Покорение вершин
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глоссарий
Крысолюд-3. Покорение вершин
Глава 1
Крысолюд — 3. Покорение вершин
Иногда, для борьбы со злом, приходится самим обращаться ко злу. Жрец Зигмара.
Никогда не смешивай понятия «закон» и «справедливость», это совершенно разные вещи. Ты когда-нибудь слышал о богах закона? Теологи считают, что эти боги — порождение Хаоса. Насколько мне известно, Закон и Хаос служат одной цели: сеять невежество и отчаяние, возбуждая животные инстинкты и подавляя разум и просвещение. Законы создают наши правители, чтобы поддерживать свою власть. Вот почему я стараюсь игнорировать законы, разработанные нашей коллегией магии.
Волшебник Коллегии Магов.
Липкий страх сочится сквозь густой туман
Сумасшествие струится изо всех щелей
Безопасность — жесточайший и сплошной обман
В лабиринте страха нет ведущих к ясности дверей
Только на колени может смертный пасть
Над собою страха признавая власть!
«Ужас Арамара»
* * *
За толстой шкурой, прикрывающей вход в нору грохотал ветер, и он колотил в орочью шкуру, грозя сорвать колышки и завязки, унести её в белую пустошь, в бескрайние пустые дали. Но завязки держались, лишь одним краем приоткрывая вид на непогоду. За шкурой было хоть и морозно, но гораздо тише. Глухие звуки бушевавшей снаружи бури глухими завываниями проникали внутрь.
Звуки разносились по тоннелям, отражаясь от земляных стен, местами обложенных камнем, и на самом излёте своего существования проникали в некоторые залы и небольшие комнаты, в которых спали хозяева этих подземелий. Их сырые носы и во сне дрожали, втягивая стылый воздух, наполненный запахами их товарищей (и сопутствующие им запахи), поношенных вещей и пищи. Порой во сне кто-то вздрагивал, пищал, сучил лапами и тогда его соседи сердито ворочались, а порой откатывали такого беспокойного на край, где тепло было только, минимум, с одной стороны.
В такую погоду можно было опасаться разве что завывающих в унисон с ветром беспокойных духов, будто взбудораженных бесонечным танцем сотрых льдинок, носящихся в воздухе. Но они под землю не лезли, носясь в поисках ненавидимой жизни по снежным просторам. А потому даже настороженные часовые дремали, опираясь на копья, и закутавшись в шерстяные и меховые накидки.
Но это внутри, а снаружи суетливые фигуры замерзших патрулей быстро-быстро пробегали охраняемое пространство, чтобы через несколько часов скинуть околевшую одежду разбуженным сменщикам, которые прерывали свои сладкие сны, показывая пастераздирющими зевками, как им было хорошо.
В беспокойных яслях и вольерах молодые особи уже показывали свой характер, не желая спать, а ведя бесконечную борьбу за право стать самым сильным, отбирая еду у слабых. И трудно было найти место жёстче в этом мире, чем жилища молодых крыс, поделённых по цветам шкуры и полу. Конечно, в последнее время тут не было частых убийств, за чем начали следить, всё же добрыми яслями это место было не назвать. Хотя как и во всём, и тут было исключение в виду чуть менее десятка молодых крыс, свернувшихся в один большой ком в углу, в самом «престижном» месте, где несколько более крупных особей прикрывали собой и шкурами зверей мелких собратьев.
То тут, то там слышался топот маленьких сквижат, что с вываленными языками и небольшими кучками по несколько тварей топотали по туннелям в поисках мусора и развлечений. Уснувший часовой не заметил, как его облепили их маленькие шарообразные фигуры, облизывая и обгрызая амуницию. Утром ему предстояло за эту провинность стать рабом, откуда во второй раз выбраться было очень сложно…
Не спал и ушастый гоблин на цепи. Он дрожал, укутанный в лысые от старости шкуры, с тоской вспоминая те дни, когда он был уважаемым гоббо. А теперь он «советник по гоблиноидным» вопросам, как с издёвкой его называли эти голохвостые…
Не спали и в подземных лабораториях и кузнях, самых дальних по ходам. Старый, даже ветхий, колдун с отшелушивающейся кожей просто уже не мог много спать и проводил свое время у чанов, пробирок и колб, переливающимися всеми цветами радуги. Его место обитания было обставлено как и положено колдуну и инженеру: горящие восковые свечи, обрывки свитков, исчерченный и затёртый до дыр пергамент, части тел разнообразных существ и на специальном подносе небольшая горка камушков то ли чёрного, то ли тёмно-зелёного цвета. Порой старик сидел с закрытыми глазами, будто бы прислушиваясь к чему-то и часто кивал, то ли от болезни, то ли соглашаясь с какими-то своими мыслями, или невидимым собеседником. Ещё он помешивал гигантскую ёмкость с какой-то жижой, из которой кто-то порой пытался выбраться, на что старик сердито пыхтел и скидывал это обратно в булькающее нечто.
Из темноты, с подстилки за ним внимательно следил мелкий худой крысёныш, из головы которого торчал довольно крупный камень, с виду похожий на те, которые лежали на подносе перед стариком.
Где-то ниже на ярусах и в стороне, в рабском отдельном загоне лежали скованные цепями здоровяки-орки, что не переставая пыхтели, пробуя на прочность свои оковы. Особенно старался один, может и не самый крупный из четвёрки пленников, но запоминающийся своим страшным шрамом поперёк морды.
Скрипел зубами и костями в своей, не самой маленькой норе, в унисон завывающему на поверхности ветру возможно человек, а возможно и крыса… Это сложно было понять, так как форма тела этого существа постоянно менялась, принимая то одну, то другую форму.
Кузня отдыхала до утра, ввиду малого количества хорошего топлива и металла, с которым бы можно было работать.
Где-то в тёмном углу худощавый и дрожащий крыс высекал искру, чтобы поджечь кучку хургунь-травы, вдыхая запах которой он жаждал успокоиться. Он верил, что ему это поможет, не замечая, как иссыхает его кожа, как и в без того суетливом поведении проявляется всё большая нервозность.
По красным отблескам глаз в туннелях были видны ещё более тёмные, чем окружающий мрак, тени. Беззвучно они пробирались по стене, ведущей к логову самок. Здесь же вспыхивали короткие, но ожесточённые драки — в этом месте было больше охраны, чем у сокровищницы (кому оно надо, это золото), и стояли не абы кто, а те, кто носил на теле специальное выжженое клеймо, носитель которого и получал место как в этой охране, так и доступ к ласковым самкам. Клеймо же получали ветераны, сильные и верные правителю этого логова, воину, что в одиночку из кучки мелких кланов создал могучее по местным меркам племя.
Иногда порывы ветра бывали так сильны, что это отчетливо чувствовалось в самом центре этого подземного логова. В полутёмной комнате, застеленной длинноворсными шкурами, оббитой редкими в этих краях досками (взятыми с развалившихся телег), увешанной коврами на человеческий манер, заставленной обломками оружия и измятыми (либо изрубленными) доспехами так, что больше походила на оружейную, чем на кабинет или спальню и сидел я.