Нотами под кожу (СИ)
— Идешь курить? — кашлянув, спрашиваю.
— Ага, — кивает, приводя себя в порядок.
Удивительно, но неловкости нет. Словно ничего и не было… Стоим за углом и спокойно курим, перекидываясь ничего не значащими фразами. Хотя, по правде говоря, мне так лениво даже рот открывать, после оргазма бы полежать себе с полчасика расслабленным, а вот, как идиот, на холоде стою, закрываясь кожанкой от ветра. Не хватало мне еще заболеть, завтра же концерт, по голове точно не погладят меня…
Уже вечером, собирая вещи, вспоминаю, что номер так и не спросил, а свой не дал. И более того, я не сказал, что уезжаю, да и надо ли, если непонятно, что между нами происходит?
========== -16- ==========
POV Тихон.
Выходные как на иголках… Хотя, если для кого-то и вправду эти дни — время, когда отдыхают, для меня же все иначе. Сегодня пришло «приглашение» в суд, куда я должен явиться через полторы недели по делу «о нарушении трудовых прав работника». Что весьма чревато для меня, ибо уволил я его по глупой причине. Сестра прислала СМС о том, что меня ждет в скором времени «сюрприз», а это пугает, знаю я ее «сюрпризы», приятного мало. Еще и Гера так навязчиво маячит в каждой мысли. Постоянно. Безостановочно.
Это убивает, когда закрыв глаза — видишь его. Посмотрев в отражение оконное — мерещится он. Пьешь кофе, а в гуще напитка его облик всплывает. В цвете, в звуке, в голосе, во всем, во всех, везде — он мерещится, и это смахивает на помешательство.
В который раз за день пытаюсь усесться за столом, сосредоточиться на куче бумажной волокиты, но не могу. Не могу, блять, и все, мозги кипят, каждая клетка организма напряжена, нет никакого покоя. Ни грамма. Я с ума схожу уже. И спать не могу, и кусок не идет в горло, и сидеть осточертело. Мне неуютно, неудобно, тоскливо, я места себе не нахожу. Хочу его, сюда, к себе и на подольше. И дело тут вообще не в физике. Тут душа мается… Рвется, тянется к нему, ноет.
Попал. Кажется, хотя нет, уже не кажется, я теперь точно знаю, что влюблен. С присущим мне максимализмом, со свихнувшимися в конце мозгами и неспособностью абстрагироваться от этого чувства. Оно пришло. Вот так просто, в двадцать три года оно нахлынуло, неожиданно совершенно. Уж никогда бы не подумал, что я буду по кому-то так с ума сходить. Думать постоянно.
Хочу голос его услышать, увидеть наглые карие глаза, собрать в пригоршню его черные волосы и тянуть до боли, чтобы тот голову откинул, открыв мне алебастровую шею с причудливыми родинками. Вкус кожи его перекатывать на языке, смаковать. Дышать свежестью его туалетной воды вперемешку с природным запахом тела. Утыкаться в волосы, что напрочь провоняли сигаретами, облизывать пальцы, местами ободранные о гитарные струны. Гера…
Я уже изнываю в предвкушении завтрашнего дня, в предвкушении гребаного понедельника, когда его увижу. И эти два дня адски скучны без него. Пусть издевается, дразнит, подкалывает, доебывает, выводя из себя за считанные секунды. Но будет, мать его, рядом, хотя бы в зоне видимости.
— Да заебало все! — рыкнув загнанным зверем, бросаю врассыпную стопку бумаг, которые разлетаются по кабинету тотчас же. К хуям работу, мозги не пашут, я вообще не понимаю, что я читаю в этих договорах и сметах, актах выполненных работ. Как робот ставлю подписи, совершенно не читая, под чем. К хуям все, нет у меня сегодня сил на работу, их вообще нет, я наркоманом завтрашний день жду. Томительно… Жду эти губы, что в кривой усмешке манят, и мне так нравится смотреть, как кончик языка скользит по колечку и исчезает, дразня. Как курит он, словно целует бумажный фильтр. Бля… Срываю нетерпеливо галстук с шеи, отшвыриваю его на диван, схватив ключи и мобильник со стола, вылетаю из кабинета растрепанный и злой.
— Тихон Игоревич, что-то случилось?
— Убери в кабинете, — небрежно и даже грубо бросаю Инессе, которая явно не заслужила такого, но мне сейчас не до ее нежных чувств. Нервно жму по кнопкам в лифте, роюсь по карманам, ища сигарету, и, не найдя даже намека на нее, матерюсь сквозь зубы. Что за день, что за блядство-то, почему все к чертям летит?
…
Его нет. Ни на первой паре, ни на второй, и, соответственно, на третьей тоже он не появляется. Заболел? Прогулял? Избегает меня? Смысл? Если сам с жаром отвечал на ласки, сам целовал, сам ласкал, стонал, кусая губы в кровь, чтобы не сдать нас, прижимался всем телом, и нагни я трахнуть его прямо там, у покрытой кафелем стены, он бы не остановил, так где же он теперь?
…
Где? Уже второй день нет его, а меня носит. У меня ломка, мне нужен он. Сейчас. Много. ГДЕ?
…
Среда. С самого утра решаю идти к нему. Плевать мне на учебу, на все плевать. Хочу успокоить расшатанные нервы. Просто, мать его, успокоиться, иначе за себя не отвечаю, мне плохо, мне жутко, дико, непонятно как, но это, сука, ненормально.
Наспех одевшись, выскакиваю во двор, прыгаю в машину и, вдавив педаль в пол, со скрипом шин стартую. От нервов уже третий день по пачке сигарет, если не больше. Как в малобюджетном фильме — все вокруг меня в движении, а я на месте ровно. Спецэффекты хуевые, да и смысла в картине ноль.
Застыл, как Тутанхамон, замурованный в гробнице. На светофоре. Сигналит сзади иномарка, зеленый свет уже секунд пятнадцать как горит, а я сижу. Нога словно онемела, закостенела, недвижимая. Смотрю в одну точку, вперед, пепел с сигареты падает на темные джинсы, музыка, глупая, бессмысленная попса, орет из динамика. А по коже озноб бежит, глаза уже болят от того, что не моргаю, начинают слезиться. Я в прострации. В гребаной параллельной вселенной. В своих мыслях, да, блять, как вам угодно. Выпал. Вот так невовремя, совершенно тупо выпал из реальности. И не спрашивайте почему, я сам не знаю. Со мной куча непонятной дряни творится эти дни, я, кажется, свихнулся из-за чертового брюнета, безумный стал, по мне Кащенко определенно плачет.
— Ты че встал, кретин? Движение тормозишь, из-за тебя уже пробка собралась! — орет пацан и стучит мне в окно, привлекает внимание, а мне похуй.
Нажимаю на газ, не разобрав вообще, какой там свет горит. Как в русской рулетке. Повезет аль нет.
Видимо, зеленый горел, раз доехал я без скрипа тормозов и череп цел. Громкий стук дверцы, писк сигнализации и дверь с домофоном перед носом. Давно выученные коды для каждой фирмы ввожу бесчувственными пальцами, рывком на себя железную преграду со скрипом, вверх по лестнице к нужной двери и в звонок раз двадцать. Молчок, нет никого. Совсем нет… Барабаню какое-то время вручную. Все равно глухо. Нет его, понимаете? Нет.
Разворот и к дверям напротив. Пара секунд, и я в салоне, музыка льется из динамика, progressive, если не ошибаюсь, легкий, ненавязчивый, даже немного сонный. К двери кабинета, где Гера работает, за ручку дергаю — закрыто. Ну, пиздец, и где теперь искать его? Номера я, идиот, не дал, у него не спросил, все на судьбу-суку надеялся. Зачем? Она давно мне фак показала и дергает за нити, как ей одной угодно.
— Вам помочь? — вежливо по плечу, легко, невесомо. Помочь?
— Где Гера? — поворачиваюсь, увидев парня, с которым сталкивался уже, когда здесь бывал, занятный поц, только не до него сейчас.
— Герман уехал, у вас по записи назначено?
— Куда уехал и насколько, мне нужно тату добить.
— Я могу предложить вам других мастеров, у нас есть двое свободных и один вскоре освободится.
— Мне нужен Гера, только он. И ты не ответил, когда он приедет?
— Мне неизвестно, на какой срок он уехал, — нарочито вежливо отвечает парень, хотя в глазах проскальзывает раздражение. Понимаю, я сейчас веду себя как быдло последнее, а не хозяин крупной фирмы, который по идее должен быть собран донельзя, с вежливым лицом и хорошо поставленной речью.
— Держи номер, как только он приедет — звони, — быстро записываю на выдранном из ежедневника листке номер свой, оба номера, если быть точным, чтобы уж наверняка. Вместе с листом всовываю в руку купюру, довольно крупную. И получаю улыбку вполне довольную в ответ, вы мне скажите, непродажные есть хоть где-нибудь? Правильно, нет.