Нотами под кожу (СИ)

— И кто ж тебя разукрасил? — чуть склонившись к нему, тихо спрашиваю. Ответом мне выразительный взгляд и полное, мать его, молчание.
— Дверь? Асфальт? — опять молчит, теперь даже не поворачивается на мой голос.
— А может… ревнивый дружок? — добавляю ехидства в вопрос. И тычком в бок острым локтем обращаю его внимание на себя. И нет, реакция, сука, совершенно не такая, какую я ожидаю от него в данный момент. Он шипит и порывисто прихватывает рукой обиженное место. Эвано как… больно ему, вероятно, попал я в ушибленное место.
— Руки попридержи и свали на хрен, мешаешь, — несмотря на грубость и явное недовольство, на его лице улыбка. Неестественная, приклеенная к губам, не задевшая глаз ни на каплю.
Выглядит он, мягко говоря, не очень. Нижнюю губу рассекает трещина с запекшейся кровью. Глаза уставшие, вокруг залегли синяки, и без того мутно-болотные, они кажутся мне еще более непонятного цвета. Вязкие, зелено-карие, хуй пойми какие, короче. Аккуратный хвост, обычно венчавший его голову, теперь распущен, и завевающиеся на концах волосы, зачесанные на одну сторону, открыв выбритый висок, беспорядочно разбросаны по плечам и лопаткам. Весь его вид взлохмаченный. Помятый. Несобранный. Костяшки на руках сбиты, ободраны. Ни разу не видел его таким, хотя неудивительно, я знаю-то его всего месяц, точнее, вообще не знаю толком… да и надо ли знать того, с кем спал? Как там говорят, секс — не повод для знакомства? В точку. В гребаное яблочко, в нашем случае.
Всю пару он молчит, а я решаю на время отстать и искоса наблюдаю за ним. Как он морщится от движений, разминает руку после долгой писанины и облизывает припухшую нижнюю губу, а от напряжения на лбу залегает морщинка в виде птички. Как сдувает пряди, что мешают, с лица, чешет нос кончиком ручки и бросает короткие взгляды на меня, думая, что я не вижу.
Со звонком он выскальзывает из аудитории и не появляется ближайшие минут сорок. То, что пропустил треть пары, его не волнует, видимо. Вернувшись же, спокойно шурует к парте, на которой я обитал прошлые недели учебы, приземляется на стул, который подальше от меня, и старательно делает вид, что слушает внимательно и крайне сосредоточенно. Заебись. Мы что, местами поменялись? Он сверлил меня взглядом гребаную кучу времени. Цеплял, задевал, конфликтовал. Не говоря уж о том, что произошло накануне. А сейчас он вдруг решил игнорировать мое присутствие?
Погрязнув в мыслях, упускаю из виду момент, когда он пропадает из кабинета. Курить хочется немилосердно, нервы, расшатанные, просят каплю успокоения, желудок вообще посылает нахуй, ибо позавтракать я забыл. Прошусь выйти, одарив лучшей из своих улыбок молоденькую преподшу, и, выскользнув из класса, плетусь в туалет. Глядя под ноги, ища на ходу пачку с сигаретами по карманам, рывком открываю дверь и врезаюсь в небезызвестную личность. Дежа-вю, не иначе.
— Пиздец, — проносится у моего уха. Поднимаю глаза…
— Упс.
— Хуюпс, — огрызается, но не отходит, да и я стою на месте, буравя его глазами. Разглядываю откровенно лицо напротив. Вставляю между губ сигарету и чиркаю зажигалкой, а та, сука, отказывается подавать признаки жизни. И так раз двадцать… а мы все стоим. В дверях. Минут пять. И если забить на какофонию отвратительных запахов сего места, тут неплохо. И он близко. И напряжение все сильнее. А воздух словно сгущается вокруг наших тел, потрескивает. Щелкаю еще раз, не прерывая контакт глаз.
— Ты, может, подкурить дашь?
— Может, и дам.
Звучит, пиздец, двусмысленно. Или это я так воспринимаю простейшие слова из его уст? Огонек пляшет перед сигаретой, затягиваюсь в себя, выпускаю в сторону дым, можно, конечно, было в лицо ему его пустить, но что-то как-то… вот так, короче.
Хорошо стоим… Сигарета тлеет. Взгляд меняется, эмоции переливаются в глубоком болоте глаз его. Там нет того безразличия, что он натягивал на свое лицо, нет холодности, презрения, злости. Там желание, интерес и капля раздражения. Немой вопрос. Только вот какой? О чем? Спроси, блять, или скажи что-нибудь… ну… Снова фильтр прилипает к губам, горький дым заполняет легкие, глаза уже противно пощипывает от того, что долго не моргаю и смотрю в одну точку.
 
Сизый дым через ноздри, бычок в раковину, он потухает там с тихим шипением, а я, подтолкнув его к стене, сам впечатываюсь в губы напротив. Зря? Возможно. Глупо? Пожалуй. Порывисто? Так точно. Пожалею? А похуй. Я хочу снова эти гребаные губы, что мучили всю ночь тогда… Зарываюсь пальцами в волосы, тяну еще ближе. Вкус крови на губах моих, его и, наверное, моей, прокол пирсинга саднит, я не слишком нежен, потому нанес вред обоим. Плевать. Вкус его на кончике языка, знакомый мне уже. Только сейчас нет примеси алкоголя. Горечь кофе и сигарет. Руки, что сжали в тисках, и теперь моя очередь шикнуть, когда ударяюсь спиной о кафель. Не дает брать инициативу в руки, перехватывает, ведет в поцелуе. Что я творю, блять? Нахуя, кто бы сказал? А оторваться от него не хочу, отталкивать тоже… но понимаю, что скоро звонок, и туалет в универе точно не для секса создан. Тяну сильнее за мягкие пряди и заставляю оторваться от себя.
— У тебя кровь, — вытираю большим пальцем пару капель выступивших, желающих слиться в одну и струйкой тонкой сбежать по подбородку.
— Знаю.
Порыскав по карманам, достаю бумажный платок и протягиваю Тихону. Как раз звонок звенит, пора бы двигать отсюда… Что я и делаю, выпутавшись из захвата, уже не столь крепкого. Пульс все еще гулко стучит в висках. Дыхание сбивается, губы пульсируют, и если бы мы были не здесь, все перешло бы в горизонтальную плоскость, вне сомнений. Один раз не пидорас, да? А два раза? Докатился, блять. Сам уже лезу с поцелуями, сам нарываюсь, так и прошусь, как блядь привокзальная, чтобы вставили. Точнее, вставил именно ОН, другому череп, нахуй, проломлю даже за попытку.
Третья пара проходит спокойно. Мы сидим за одной партой, периодически касаясь друг друга локтями. Не разговариваем, но что-то неуловимо изменилось между нами после поцелуя. Накалилось. Натянулось, как тетива, и в любой момент может выстрелить… Рвануть — и что будет, одному богу известно.
…
— Ногу убери.
Раскрываю глаза, узрев Тихона, стоящего возле соседнего стула. Явился, не запылился. Нехотя убираю конечность, всем своим видом показывая крайнюю степень недовольства, хотя, что уж там, я на самом деле не против него, сидящего по правую от меня сторону. Потягиваюсь и сползаю чуть ниже на стуле. А спустя пару секунд мое запястье хватает этот изверг. Уже было хочу покрыть его матом, как понимаю причину сего действия. Его цепочка на МОЕЙ руке. Немного странно да?
Тянется ее отстегнуть, но я ловко вырываю руку. Уж что-что, а сегодня возвращать ее я не собираюсь. Пусть повисит, ей вроде как вполне комфортно у меня, хоть и не люблю я золото такое. Последующие полчаса мы молчим. А я, не выспавшийся и откровенно заскучавший, кладу голову на руки и лежу, слушая музыку, дремлю. Волосы закрывают меня шторкой ото всех, правда, щекотно немного, потому периодически сдуваю мешающие пряди, ленясь поправить это дело рукой. Еще три дня — и отъезд. А там концерты, репетиции, выматывающие до такой степени, что падаешь без ног и засыпаешь. Живешь на кофе, сигаретах, редких перекусах и травке. Главное, чтобы не запалили… Гостиницы, куча казусных моментов, ругань в группе, а после примирение, все как всегда. Мысли бегут вперед, в голове куча планов, образов, мотивов…
— Курить идешь? — тихо на ухо, заставляет вздрогнуть от неожиданности и разлепить глаза, только вот все равно нихуя не видно из-за волос.
— Ага, — поднимаю голову и зеваю, разминая затекшие руки.
— Через пять минут выходи.
Уже когда хлопает дверь, до меня доходит, что пара еще не закончилась, кинув взгляд на часы и посчитав, оказывается, что еще около получаса до конца. И почему так медленно время на учебе идет? И похуй, что я тут ни хрена не делаю, и меня никто не трогает, отсиживать столько времени убийственно скучно.