Отступник. Изгнанник. Воин
Мы слишком далеко от остальных, и это опасно.
Словно в ответ на эти слова раздался громкий треск ломаемого дерева и приглушенный крик со стороны сарая. В этот ужасный краткий миг Бартоломью понял, что свое решение он должен был принять раньше, когда разоблачительный дневной свет мог служить им хоть какой-то защитой.
Первым пришел в себя Коннор. Он бросился к двери и распахнул ее. Во дворе фермы было смертельно тихо; даже трели сверчков не нарушали эту сверхъестественную тишину. Безмолвная луна мерцала низко на небе, и длинные блуждающие тени стелились по земле от каждого колышка изгороди, от каждого дерева. Коннор наблюдал, не смея дышать, хотя каждая секунда казалась ему часом.
Дверь сарая скрипнула и слетела с петель. Во двор вышел темный эльф.
Коннор захлопнул дверь и привалился к ней, нуждаясь в осязаемой опоре.
– Мама, – выдохнул он в испуганные лица отца и деда. – Там дров.
Оба старших Тистлдаунов замерли, в их головах мелькали тысячи самых ужасных картин. Они одновременно вскочили со своих мест: Бартоломью рванулся к оружию, а Марк направился к двери, где стоял Коннор.
Их внезапные действия заставили Коннора очнуться. Он выхватил меч, висевший у него на поясе, и снова распахнул дверь, готовый ринуться навстречу захватчику.
Один-единственный прыжок могучих ног доставил Улгулу прямо к двери фермерского дома. Коннор, слепо рванувшийся через порог, налетел на чудовище, которое только казалось изящным дровом, и отскочил назад в кухню, сбитый с толку. Прежде чем мужчины успели отреагировать, пришелец со всей силой баргест-велпа обрушил саблю на голову Коннора, почти надвое разрубив тело юноши.
Улгулу беспрепятственно шагнул в кухню. Он увидел старика, наименее опасного из противников, который тянул к нему руки, и призвал на помощь свои магические способности, чтобы отразить нападение. На Марка Тистлдауна накатила волна внушаемых эмоций, волна отчаяния и ужаса, столь мощная, что он не мог сопротивляться. Его морщинистое лицо исказилось в беззвучном вопле, и он попятился назад, наталкиваясь на стены и беспомощно хватаясь за грудь.
Бартоломью Тистлдауна охватила необузданная ярость. Рыча и издавая невнятные звуки, он схватил вилы и бросился на убийцу сына.
Ложная хрупкость оболочки, за которой скрывался велп, не уменьшила его гигантской силы. Когда острия вил оказались в нескольких дюймах от груди монстра, Улгулу одной рукой схватился за древко. Бартоломью на всем бегу остановился, и другой конец древка врезался ему в живот, не давая дышать.
Улгулу быстро поднял руку, оторвал Бартоломью от пола и ударил головой о потолочную балку с такой силой, что шея фермера сломалась. Небрежно швырнув тело Бартоломью вместе с его жалким оружием через всю кухню, баргест-велп направился к старику.
Возможно, Марк увидел, как он приближается, а может, старик был так истерзан болью и страданием, что уже не мог воспринимать события, происходящие в кухне. Улгулу подошел к нему и разинул пасть. Ему хотелось сожрать старика, насладиться его жизненной силой так же, как он сделал это в сарае с женщиной помоложе. Он пожалел о своих действиях в сарае, как только померк экстаз убийства. И теперь разум баргест-велпа снова одержал победу над его инстинктами, Издав победный рев, Улгулу вонзил саблю в грудь Марка и прекратил мучения старика.
Он оглядел картину своих ужасных деяний, сожалея о том, что не удастся попировать телами молодых сильных фермеров, и успокаивая себя напоминанием о гораздо большей выгоде, которую принесут ему события этой ночи. Услышав испуганный крик, Улгулу двинулся в боковую комнатку, где спали дети.
* * *На следующий день Дзирт осторожно спустился с гор. В запястье, в том месте, куда спрайт вонзил свой кинжал, пульсировала боль, но рана была чистой, и Дзирт не сомневался, что она заживет. Он припал к земле в густом кустарнике на склоне холма позади фермы Тистлдаунов, готовый еще раз попытаться встретиться с детьми. Достаточно долго он наблюдал за человеческим сообществом и слишком много времени провел в одиночестве, чтобы теперь отступить. Именно здесь он намеревался обрести дом, если ему удастся преодолеть барьеры предубеждений, в особенности со стороны могучего человека со злобными псами.
Из этого положения Дзирт не мог видеть разбитой двери сарая, и ему показалось, что ферма выглядит так, как и должна выглядеть в предрассветной мгле.
Однако после восхода солнца фермеры не вышли из дома, хотя раньше они появлялись с первыми лучами. Петух кукарекал, и несколько животных бродили по двору, но в доме по-прежнему было тихо. Дзирт понимал, что это странно, но допускал, что вчерашняя встреча в горах побудила фермеров спрятаться. Возможно, семья вообще оставила ферму, ища укрытия в самом городке, где дома расположены теснее. Эти мысли угнетали Дзирта: он опять нарушил уклад жизни тех, кто был рядом, просто показавшись перед ними. Он вспомнил Блингденстоун, город глубинных гномов, и ту суматоху и возможную опасность, которую принесло им его появление.
День был солнечным, но с гор дул холодный ветерок. Насколько Дзирт мог судить, ни на дворе, ни в самом доме никто не шевелился. Дров наблюдал за всем этим, и с каждой секундой в нем росла уверенность.
Знакомое жужжание отвлекло Дзирта от раздумий. Он выхватил оставшуюся саблю и огляделся. Ему хотелось бы позвать Гвенвивар, но с последнего исчезновения кошки прошло слишком мало времени. Пантере требовалось отдыхать в астральном доме еще один день, чтобы восстановить силы, необходимые для сопровождения Дзирта. Не заметив поблизости ничего подозрительного, Дзирт встал между стволами двух больших деревьев, занимая наиболее выгодную позицию против умопомрачительно быстрых атак верткого духа.
Через миг жужжание прекратилось, но спрайт так и не появился. Остаток дня Дзирт провел, передвигаясь среди кустарника, оплетая его нитями-ловушками и выкапывая неглубокие ямы. При новой схватке с духом он собирался добиться иного исхода сражения.
Удлинившиеся тени и багровый закат снова привлекли внимание Дзирта к ферме Тистлдаунов. В доме не зажглось ни огонька, чтобы развеять сгущающиеся сумерки.
* * *Уверенность Дзирта еще более окрепла. Возвращение коварного спрайта красноречиво напомнило ему об опасностях, таящихся в этой местности, и поскольку двор был все так же пуст и тих, страх, зародившийся в нем, укоренился и вскоре превратился в ужас.
Сумерки сгустились до темноты. Появившаяся на востоке луна упорно поднималась по ночному небу.
В доме по-прежнему не горело ни одной свечи, а через темные окна не доносилось ни звука.
Дзирт выскользнул из кустарника и стрелой промчался через небольшое поле позади дома. Он не собирался приближаться к дому, он просто хотел узнать как можно больше. Если бы исчезли лошади и маленький фургон фермеров, это подтвердило бы прежние подозрения Дзирта о том, что фермеры нашли убежище в городке.
Но когда он обошел сарай и увидел разбитую дверь, ему стало ясно, что он ошибался. С каждым шагом его страх возрастал. Заглянув в сарай, он уже не удивился, обнаружив фургон, стоявший посреди, и стойла, где топтались лошади.
Возле фургона неловко лежало тело старой женщины, покрытое засохшей кровью. Дзирт подошел к ней и сразу понял, что она мертва, убита каким-то острым оружием. Ему тотчас же вспомнился злой спрайт и украденная сабля. Когда он нашел за фургоном тело другой женщины, то понял, что в этом деле участвовал и какой-то другой монстр, более коварный и могущественный. Дзирт даже не смог узнать, кому принадлежало это второе, наполовину съеденное тело.
Он выбежал из сарая и бросился к дому, забыв обо всех предосторожностях. В доме он обнаружил трупы взрослых мужчин Тистлдаунов и, к своему полному ужасу, детей, слишком неподвижно лежавших в кроватках. При виде маленьких тел на него нахлынуло отчаяние и чувство вины. Слово «дзиррит» мучительно отдавалось у него в голове, когда он смотрел на парнишку с соломенными волосами.