Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)

— Какого хрена я здесь вообще оказался? — спросил я в полном недоумении.
— Не помнишь, что ли? — Тим осклабился в усмешке. — Завалился на мою маленькую вечеринку со своей сумасшедшей девкой и корешами. Кстати, не припоминаю, чтобы вы скидывались на бухло!
— Не звезди, — из темноты донесся усталый похмельный голос, в котором я с трудом узнал Германа Кенига. — Это ты-то как раз ни хрена и не скидывался.
— Ну, может и так, — пожал плечами Тим, отхлебнув еще водички. — Вы у меня на хате, не забыли? И выкурили всю мою траву.
— Нормальная трава, — признал голос немца.
— Подождите! — я протестующе поднял руку. — Тим, ты сказал — с «девушкой»? Ты хочешь сказать, что я был здесь с Дженет?..
— Да какая нахрен Дженет? — прыснул Тим. — Я сказал не «с девушкой», а «с сумасшедшей девкой». Я про эту, как ее, которая пьет как два мужика, дерется как три и ругается как добрый десяток. Она что, правда собирается работать в полиции?
— Рина, — вздохнув, прошептал я. — Черт!
— Горячая штучка, — простонал из темноты Кениг.
— Да уж, та еще оторва, — согласился Тим.
— Где она?
— Дрыхнет, наверное, где-то, — пожал плечами Тим. — Рина, ты здесь?!
— Ее здесь нет, — откуда-то из гостиной раздался измученный женский голос, принадлежащий, по всей видимости, не Рине. — Не орите, мать вашу!
Я заметил на тумбочке бутылку минеральной воды и, сорвав крышку, выхлебал ее за несколько секунд, как жаждущий в пустыне.
— Вы с ней… ну, вместе были? — все еще отчаянно надеясь, что обрывки моих воспоминаний не имеют ничего общего с реальностью, спросил я у Кенига.
— Я-то? — как я и опасался, удивленно переспросил немец.
— Ха-ха-ха!!!
Тим гулко заржал, в сердцах стуча ладонями о поручни своей коляски. В его глазах, устремленных на меня, светилось безудержное веселье.
— Ну и ну! Поверить не могу! Ты ничего не помнишь! Ох, ну ты и лузер, парень! Самый настоящий!
До моего воспаленного сознания вдруг дошло нечто такое, что заставило меня сильно забеспокоиться.
— Который час?! — вскричал я.
— Не орите! — запротестовал кто-то еще (на этот раз — парень) из глубины помещения.
— Хрен его знает, — безразлично пожал плечами Тим. — За полдень точно. А что?
— Где мой комм?!
— Мне откуда знать?
— Чего кричать-то?!
Не обращая внимания на возмущенные крики просыпающихся с похмелья людей, я подскочил к окну, и, прежде чем кто-то успел остановить меня — одернул штору, впустив в комнату свет. Люди внутри зашипели и начали закрываться руками от света, словно вампиры, осыпая меня проклятьями и попадающимися под руку предметами (тапки, подушки, жестяные банки из-под пива). В свете дня я смог оценить все масштабы страшного разгрома, который царил в этой захламленной гостиной. Не обращая внимания на всеобщее возмущение, я хаотично метался по комнате, разыскивая детали своего коммуникатора.
Минуту спустя масштабы катастрофы обрисовались еще яснее — по количеству входящих, исходящих и пропущенных вызовов и сообщений, а также по абонентам, которым они были адресованы и от которых исходили.
— О, черт, — пробормотал я.
Не разбираясь пока еще во всех хитросплетениях этих звонков, я сразу же попробовал перезвонить Джен, но с изумлением услышал, что абонент добавил мой аккаунт в «черный список». Это означало, что дела плохи. Дженет не была склонна к излишнему драматизму и никогда раньше так не делала. И мотивы ее поступка были частично ясны из последнего текстового сообщения.
«Димитрис, я очень прошу тебя не звонить и не писать мне больше. Никогда. Между нами все предельно ясно и окончательно кончено. Ничего не изменится, когда ты протрезвеешь и проспишься. Я не желаю больше слышать и видеть тебя, поэтому добавлю твой номер в «черный список». Это не эмоции и не обида, а твёрдое и взвешенное решение», — говорилось в этом будоражащем кровь сообщении. — «Пожалуйста, давай сделаем это цивилизованно и спокойно, как взрослые люди. Я выеду завтра после обеда, до этого момента прошу тебя не являться. После этого квартира будет в твоем распоряжении. Я надеюсь, ты сам уладишь все с арендодателем. Это все, что мне остается тебе написать. Пожалуйста, не усложняй все. Прощай.».
 
— Джен мне что-то непонятное написала, — в ужасе прошептал я.
Тим снова громогласно заржал.
— Ну, после того, что ты ей вчера заявил, оно и немудрено. «Ты меня не любишь». «Наши отношения с самого начала были лишены смысла». «Между нами нет ничего общего, мы люди из разных миров», — передразнил меня Тим. — Ха-ха-ха. Даже не думал, что ты, убийца боксерских груш, знаешь такие словечки.
— Я не мог сказать такого, — пробормотал я, похолодев.
— Да ладно тебе! — однокурсник Джен ободряюще похлопал меня по плечу. — Все ты правильно сказал. Я тебя хорошо понимаю. Я и сам был по уши в нее влюблен на первых курсах, но это давно прошло. Слишком она холодная, высокомерная, такая правильная. Под ее взглядом вечно как под прицелом, чувствуешь себя словно на иголках! Она просто использует нас, а в душе презирает. Я всегда это знал!
— Это полная бессмыслица, — продолжая снова и снова повторно вызывать Джен (конечно же, с прежним результатом) бормотал я. — Как я мог сказать такое Джен?!
— Наверное, в душе накипело, — донесся до меня голос «Лыжницы» Линдерсон, которая полулежала на диване, укрывшись пледом, и выглядела такой же несчастной, как остальные. — Просто так такие вещи не говорят.
— Вы что, тоже это слышали?! — ужаснулся я.
— Да это еще и не самое отпадное, что ты сказал этой ночью, приятель. Ох и наговорил ты! — хихикнул парень, в котором я узнал Рона Дэвиса. — Я и не подумал бы никогда, что ты такой сорвиголова, если бы не выпил с тобой.
— О чем это вы?
— Эй! — Тим подъехал ко мне еще чуть ближе и спроецировал перед собой экран. — Зацени это!
В человеке, который стоял перед ходящим ходуном объективом камеры, я не сразу узнал себя. На ногах я держался все еще твердо, в отличие от оператора, но в моих глазах была написана совершенная невменяемость, и я был очень возбужден. Где-то на заднем плане бешено грохотала музыка, но затем кто-то сделал тише.
«Я снимаю, снимаю», — пьяным голосом Рона проговорил оператор. — «Давай, начинай!»
«Давай-ка, жги! Красава!» — еще более пьяным голосом закричал из-за кадра голос Тима.
«Эй, ребята, да вы херней страдаете», — куда более трезвым и благоразумным голосом попробовал вразумить голос кого-то из неизвестных мне участников вечеринки.
«Забей!» — отозвалась Кайла Линдерсон. — «Я уже пробовала отговорить их!»
«Снимаешь?» — не своим голосом заторможено переспросил у оператора человек на экране, в котором мне очень не хотелось признавать себя. — «Что ж, хорошо! Как видите, я сегодня в хламе. И я совсем об этом не жалею! Я бы даже сказал, что на меня снизошло просветление, мать его за ногу. Вся каша в моей башке вдруг выстроилось в гребаный стройный ряд. И я понял, что все вокруг — это долбанное дерьмо! Дерьмо!!! Слышите?!»
«Хорошо сказал… ик!» — хихикнул оператор.
«А знаете, в чем самое большое дерьмо?!» — не унимался я. — «В том, что вы смотрите на меня, и думаете: черт, да это же траханый олимпийский чемпион, будущий коп, он живет в Анклаве, у него классная телка, вот везучий сукин сын! Но хера лысого! Я самый несчастный человек на этой гребаной планете! Вся эта внешняя мишура и гроша ломаного не стоит! Думаете, я так хотел жить в этой гребаной Австралии?! Думаете, я всю жизнь мечтал носить эту херову форму и дубасить нелегалов дубинкой с электрошоком?! А вот хрен!»
«Ну чё ты заливаешь?!» — донеслось из-за кадра пьяное варняканье Тима. — «Ты же, мать твою, всю жизнь мечтал сюда попасть! Что, скажешь нет?!»
«Все это должно было быть совсем иначе! Я думал, здесь будет достойная жизнь, здесь все будет хорошо, по справедливости, как это показывают по телику. Наивный я дебил! В долбанном «Вознесении» мне быстро открыли на все глаза. Черт, да даже раньше! И с тех пор все шло наперекосяк. Все! Знаете, что?! Провались оно все! Пошла она нахрен, эта академия! Пошла нахрен эта полиция Сиднея! Пошли нахрен наши с Джен «отношения»! Думаете, я не вижу, что она не любит меня?! Думаете, я не понимаю, что сам ее не люблю?!»