Ежи и К (СИ)

За полчаса до полуночи все уже были в очередной раз переодеты и сидели за столом румяные, радостные, разглядывая блюда, которые они готовили днем. Сержи рассказывал о каждом блюде и подкладывал Лоди в тарелку небольшими порциями, умудряясь под столом погладить того по коленке, или, ненадолго прикоснувшись плечом или бедром — что взрослые делали откровенно и не стесняясь — урвать кусочек тактильного восторга.
— Оливье. Попробуй! Это коронное блюдо, без которого не обходится ни одно празднование нового года! — Ежи положил в тарелку две ложки странного салата и с ожиданием уставился на Лоди.
Тот аккуратно попробовал, прожевал, хмыкнул, доел оставшееся под пристальным взглядом Ежи и сказал:
— Не понял. Надо повторить! — и хитро улыбнулся.
Ежи расцвел улыбкой и подложил еще несколько ложек на тарелку.
Ровно в двенадцать раздался бой курантов и все начали вслух считать, после чего закричали «с новым годом», «ураааа» и бросились целоваться. Все со всеми.
Лоди очень понравилось. Особенно целоваться с Ежи, хоть и было это коротко и вскользь.
Празднование продолжилось за столом, с тостами, пожеланиями, смехом и весельем.
Когда шум за столом возрос, в ладонь Лоди ткнулась какая-то бумажка, и Сержи тут же сжал ее в кулак, чтобы записка не выпала из онемевших рук растерявшегося альфы.
Лоди так и не понял сакрального смысла наедаться в полночь, для чего надо было ждать именно полуночи, чтобы наесться до отвала, как на убой. А заветную бумажку он тайком положил в карман брюк и на протяжении всего времени, когда все пели песни на странном языке, подпевая по виеко — это называлось караоке — когда по экрану бежали слова на риатском, совершенно непонятные по смыслу и смешные при произношении, когда танцевали, когда играли в смешную игру «крокодил», все время, пока все от души веселились, тайное послание грело его. Казалось, от кармана исходили волны тепла, покалывающие его и посылающие какие-то волшебные разряды предвкушения.
Развернуть и прочитать бумажку он смог спустя два часа, оказавшись в своей комнате, без сил валясь на неразобранную кровать.
«В четыре под ёлкой в большой гостиной» было выведено на бумажке красивым почерком Сержи.
Лоди вскочил и побегал по комнате от волнения, тело внезапно ощутило прилив бодрости и адреналина. Что еще выдумал этот неугомонный, непредсказуемый, волшебный омега? Ему так повезло расти в этой дружной огромной сумасшедшей семье, чего Лоди всегда был лишен. И стоило ли идти на эту встречу, рискуя всем, чем даже предположить невозможно — тягаться с Мэдирсом Лау-Кайрино, членом правительства системы Риата, магнатом — было не под силу никому, что уж говорить про Лодирса Сиррелла и его обычную семью?
Но, растревоженный прикосновениями, поглаживаниями, поцелуем и влюбленным взглядом Сержи, Лоди не мог не пойти, понимая, что ставит крест, возможно, на всей своей жизни, карьере и дальнейшей судьбе. Ежи стоил того. Даже пять минут с ним наедине стоило всех будущих лишений. Да, пусть Сержи всего шестнадцать, но ему-то семнадцать. Он уже вполне взрослый и способен думать и принимать решения самостоятельно, а не под воздействием гормонов или запахов.
Бесполезно. Никакие доводы не помогали. Даже ощущение руки Мэдирса на своем хозяйстве дела не меняли. Лоди понял и смирился. «Буду действовать по обстоятельствам. Просто поговорим. И поцелуемся. Но не больше. Не больше.» — неубедительно уговаривал себя он, берясь за ручку двери за десять минут до означенного срока.
— Куда вы, молодой человек? — охранник возле двери не удивил и не испугал альфу.
— Я забыл свой подарок в гостиной, боюсь, завтра в суматохе среди такого количества народа его будет не найти, а он мне очень дорог. Скажите, гостиная в той стороне? Я здесь впервые и плохо ориентируюсь.
— Идите прямо и не ошибетесь. Там двери украшены по-новогоднему, мимо не пройдете. — Охранник был вежлив и безэмоционален.
Развернувшись в направлении гостиной, Лоди тихо выдохнул и прогулочным шагом пошел по коридору, разглядывая огромный спящий дом. В тишине его шаги слышались очень громко, и он постарался идти бесшумно — после такого празднования утомились все. Удивительно было, как охранник еще не заснул на посту.
 
Дверь в большую гостиную, где сегодня множество детей водило хоровод, действительно было трудно пропустить. Она, не скрипнув, открылась и Лоди замер на пороге, задержав дыхание и боясь сделать шаг в темноту из слабо освещенного коридора. Он боялся не темноты. Он боялся того, что случится, стоит ему перешагнуть этот порог. В глубине комнаты метнулась фигурка, силуэт которой слабо подсвечивался светом двух спутников из окна. Не добежав пару шагов, Сержи замер.
— Не включай свет. — прошептал он. — Закрой дверь.
Лоди тихо прикрыл дверь и положил руку на разошедшееся в груди сердце. Казалось, звук его ударов был слышен во всем спящем доме. Но притяжение рыжеволосого омеги было так велико, что Лоди даже не осознал, как прошел эти несколько шагов до Ежика и дрожащей рукой взял его тонкую ладошку, поднося к своим губам.
— Я нравлюсь тебе, Лоди? — тихий шепот взволнованного Ежи доносился сквозь грохочущее сердце, как сквозь вату.
Лоди поцеловал запястье дрожащими губами и прижал маленькую изящную ладошку к своей груди.
— Слышишь, как бьется сердце? Разве ты можешь не нравиться, Серхио? При виде тебя сердце вначале замирает, а потом начинает биться так сильно, что однажды оно просто вырвется из меня. Ты такой прекрасный, Сержи, как лепесток цветка дерева энго. Такой же нежный и хрупкий, что мне страшно до тебя дотронуться, — шепот Лодио разносился по пустому залу и таял отголосками в темных углах. — Мне кажется, что если я сожму твои пальцы на микрон сильнее, ты рассыплешься как стеклянная ваза, на мелкие осколки.
— Дурачок! — Серхио выдохнул и улыбнулся. Это было слышно в темноте и в слабом свете из высокого окна Лодио действительно разглядел улыбку на лице омеги и блестящие от возбуждения глаза. — Я сильный и крепкий. Не бойся. — И он внезапно прижался такими же пересохшими губами, как и у альфы, царапая корочками, на ощупь пробуя в темноте чужие губы на вкус.
Альфа накрыл его губы своими и обхватил за талию, плотно прижимая к себе. Дрожь и жар тел, горячие ладошки, гладящие спину альфы, расслабленные горячие губы и бугорок, прижавшийся к животу, внезапно заставили Лоди застонать. Мучительно, хрипло, жарко. От поцелуя вело голову и рука сама обхватила затылок, лаская мягкие рыжие волосы, а вторая опустилась на податливые упругие ягодицы, вжимая омегу в себя, вначале просто поглаживая округлости, а потом и тиская их, бездумно и горячечно.
Лоди целовал нежно, мягко исследуя кромку зубов, проталкивая язык внутрь, соприкасаясь языками, отчего их тела как будто било короткими ударами молний, проходящих по всему телу. Колени ослабели и подрагивали, и альфа вцепился руками, покрепче вжимая в себя податливое тело, не в силах разжать руки. Тонкие трикотажные штаны Сержи ничего не скрывали и его возбуждение поднимало желание Лоди на новую высоту, мучительной болью отдаваясь внизу живота, заставляя яички подобраться, а член упереться в брюки в неудобном положении.
— Охренеть!!! Я сейчас упаду, — прошептал Серхио обессиленно, отрываясь от чужих губ и кладя голову Лоди на плечо, сцепив руки у него за спиной. — Ноги не держат. — доверительно выдохнул он, тяжело дыша.
Лоди отпустил Сержи, перехватывая того под коленками и спиной, поднял на руки и медленно и аккуратно понес к стене, обойдя ёлку. Часть сознания еще работала и этим краешком он понял, что, когда они спрячутся за елочкой, их не будет видно от двери, если кто-то войдет.
Чего он не мог знать, что за ними наблюдают Ли и Мэд по виеко, споря и удерживая друг друга. Вернее, Мэд порывался бежать в гостиную и «поотрывать все к чертям собачьим этому идиоту… как знал, что ему нельзя верить, черт меня дернул вас всех послушать, отпусти меня, пока еще не поздно!»
А Ли повис на шее у Мэдирса и упрашивал не портить их сыну новогоднюю ночь и первый поцелуй. Верить Ежику. Доверять. Иначе он сорвется и убежит из дома. Ему уже шестнадцать. Пусть он попробует это дома, чем в погоне за запретным плодом будет прятаться от них по всей вселенной.