Легенда о мальчике, что учился дышать (СИ)

— А ты уважать черных? — выпалил Швайгер, тряся хуеем, дабы избавиться от последних капель. На самом деле, данный вопрос давно интересовал немца и даже, порой, не давал ему спокойно спать по ночам. А вдруг Тиль живет в одной комнате с прожженным толерантом? Негоже! Да и как-то неудобно… А то, что твой босс Роберт дрочит — удобно?
— Ээээм… — немного замялся Том, почесав голову. — Ну, по правде сказать, я не то что бы ненавижу нигеров, а как бы немного презираю их… И брезгую… Ну а, вообще, не только нигеров… Арабов не люблю еще, да и вообще всякий сброд мусульманский… Еще не особо уважаю французов. Как по мне — какие-то педики… Еще эти азиаты… Бррр… — передернуло парня. — Так неприятно смотреть на их желтый оттенок кожи, на их крохотные глазки…
Ба! Да что за разговоры такие? И когда ты успел стать таким расистом?! Что говоришь — эти мысли посещали тебя с тринадцати лет? Ну, а как-то раньше нельзя было об этом сообщить или хотя бы в дневнике изложить?! Молодец ты, конечно! Впредь, будь так любезен — нечто подобное — сообщай сразу!
— Ба! — возликовал Тиль Швайгер, расплывшись в жестокой улыбке счастливого Генриха Гиммлера. — Как же я бояться, что ду не разделить мою точка зрения!
— Ну, — покривил лицом Харди, застегивая ширинку. — Как бы твой фашизм я не разделяю… Ну, да ладно, — отмахнулся Том, решив показаться милым и не расстраивать Швайгера, что вся его идеология — хуйня собачья.
— Власть белым! — зиганул Тиль, бросив на Харди томный взгляд.
— Власть белым! — зиганул в ответ и Том, преисполненный милостью и добродушием, а также донельзя обдолбанный амфетамином.
— Это что еще за хуйня творится в моей подворотне?! — вышел из-за угла какой-то черномазый бомж, с ног до головы укутанный в старые тряпки. — Вы что, беложопые, считаете себя лучше остальных? — угрожающе стал он наминать хоть и вонючие, но, тем не менее, сильные кулаки.
— Охуеть совсем?! — взорвалось кубоподобное лицо Швайгера. — Ду хотеть драться с мы?!
— Чуваки, давайте немного успокоимся, — тяжело вздохнул Том, которого настолько утомила «стрела», прошедшая часом ранее, что драться не хотелось абсолютно.
— Я не успокоюсь, доколи подобное белое отрепье будет вытворять такое в моей подворотне! — никак не унимался негритос, веки которого, к слову, были поражены инсультом, от чего не открывались уже много лет.
После таких слов Тиль Швайгер уже не мог держать себя в руках, вытащил из-за пазухи «парабеллум» своего деда и наставил его на черномазого.
— Брать свои вортэ назад, грязный нигер, — процедил он сквозь плотно сжатую челюсть.
— Хуй тебе! — надерзил в ответ бомж по имени Форест Уитакер и достал из-за подола своего тряпичного халата деревянный шест, метра два длинной.
— Что ты задумать?! — неистово прорычал Тиль, но в ту же секунду Форест ловко махнул шестом, тем самым выбив «парабеллум» из рук Швайгера.
От подобной дерзости немец не то что растерялся — оцепенел! Тем временем, зассаный Уитакер извлек из-под складок тряпок еще один шест — на этот раз из алюминия, и набросился на Тиля в драку.
Нигер наносил Швайгеру удар за ударом, а сам немец ничего и сделать не мог — настолько эта ситуация выбила его из колеи! Тиль лишь прикрывался от ударов зигами, да что-то дерзко бормотал в ответ. И тут Том понял — нужно как-то брать ситуацию в свои руки. Но, так как драться парню совсем не хотелось, то Харди извлек из куртки пистолет и не придумал ничего лучше, чем выстрелить в сторону Фореста, тем самым припугнув его. И все бы было ничего, если б негритос не скакал из стороны в сторону, как бешеная, до безобразия глупая обезьяна. Пуля, которую пустил Харди, вместо того, чтобы просто припугнуть — прошла в черную голову бомжа Уитокера и вылетела с обратной стороны. Понятное дело — мистер Форест ничком рухнул на грязный асфальт, так и не открыв на прощания веки и не продемонстрировав ребятам свои карие глаза.
В подворотне повисла что ни на есть неловкая пауза. Аааааа! Том! Ты ж убил этого бомжа! Вот и первый висяк на тебе! Ну, как оно? Бодрит? На год теперь уйдешь в депрессию?
 
— Блять, я убил его, — схватился за голову Харди, констатировав факт.
— Йа, — подтвердил Тиль, брезгливо ощупав пульс чернокожего человека. — Спасибо, майн фройнд, ты вновь спасать мне жизнь!
— Сука-бля… Сука-бля… — охуевал Том. — Я отнял жизнь… Кто я такой, чтобы это делать? — затянул свою старую шарманку Харди.
— Да какая жизнь? — удивился Швайгер. — Ты спасать арийца от черти-что! Это ли не подвиг?
— Но он… Он… Какой-никакой, но все же — человек… — продолжал недоумевать Том. — Впрочем… Это уже давно должно было произойти, ибо я — хуевый человек… К этому все и шло… Что теперь говорить? Что сделано, то, сука-бля, сделано…
— Ни он первый, ни он последняя, — похлопал его по плечу Тиль.
— Знаешь, все же об этом не стоит забывать! — сжал ладонь в кулак Харди и потряс им в воздухе. — Я сделаю себе татуировку-напоминалку, что отнял жизнь у этого черномазого!
— Я уметь бить! Пойти на виллу к ДеНире, — взял его за плечи Швайгер и повел прочь из подворотни.
— А как же избавиться от тела? — приподнял шрамированную бровь Том.
— Ты думать, что эта бомжа кому-та нужна? — усмехнулся в стиле Гитлера немец. — Я тебя умалять! Его никто и не хватиться, ёбаная мать!
Харди лишь пожал плечами в ответ, но решил поверить на слово херру Швайгеру.
По прибытию на виллу, Тиль угостил Тома пивом и баварскими сосисками, после чего, по заказу Харди, набил ему второй крест на плечевом суставе. К слову, каким-то чудным образом, через пару недель в данной области у Тома уже было пять крестов. А после очередной «стрелы», которая в итоге закончилась нехуевым кровопролитием, Харди и вовсе не смог сосчитать, сколько народу полегло от выпущенных им пуль, поэтому положил огромный хуй на свои традиции-напоминалки, решив, что такими темпами через пару лет его тело будет усыпано крестами, что со стороны будет смотреться безвкусно.
Так и жил.
 
25 декабря 2000 года.
В гостиной зале виллы многоуважаемого Роберта ДеНиро было не на шутку накурено. В воздухе витал не только запах табака, но и крепких алкогольных напитков, баварских сосисок, да пива. За круглым помпезным столом сидело несколько парней, отмечающих Рождество и играющих в покер.
— Это совсем не честно! — с психом откинул от себя игральные карты парень-чмо, уставившись на Тома своими наглыми азартными глазами. — Ты считаешь карты!
— Да нихуя, сука-бля, подобного! — состроил фирменный еблет Харди, расставив руки в стороны. На самом деле он спиздил, ибо вот уже как месяц назад обучился искусству просчета карт в покере, от чего ему не стало равных на всей вилле и ее близлежащей территории. — Просто смирись, Декстер, что ты невезучий по жизни человек! — засмеялся парень и сгреб «банк».
— Ладно, твоя взяла, — решил показаться милым Декстер Морган. — Еще виски? — любезно пододвинул он к себе стакан Тома.
Парень-жополиз вот уже как пару недель был принят в «приближ» ДеНиро и заселился в одну комнату к Харди, Тилю да его девке. Кто был такой этот Декстер, чем занимался до трудоустройства к Роберту и сколько ему было лет — никто не знал. Оно особо никто и не интересовался, ведь задавать подобные вопросы здесь — считалось дурным тоном. Если человек прошел собеседование у болезненного Лиама Нисана, то значит так тому и быть. Тот редко ошибался в людях, подходящих на ту или иную должность в шарагу ДеНиро. Главный принцип был таков — если человек конченый, то он абсолютно точно подойдет. К слову, Декстер показался Нисану до того конченым, что он сразу же определил его на виллу.
Том только принял обратно стакан, до краев наполненный виски, как вдруг в кармане джинс зазвонил мобильник. Парень беззаботно извлек телефон и немного растерялся, увидев, что звонит ему не кто иной как его отец — Кристофер Уокен.
«Послушай, Том, такой ты уебок! Забыл позвонить и поздравить отца с Рождеством! Ну не мразь ли ты после этого?! По твоим расчетам, в Чикаго сейчас половина восьмого вечера, а в Манчестере, соответственно, уже половина второго ночи и 26 декабря! Неужели отец не ложился спать в ожидании твоего звонка?! Ну пиздос, сука-бля!» — мысленно поругал себя парень, поднялся из-за стола, вышел в коридор и принял вызов.