Я Распутин 4 (СИ)
— Но в мире верховодят империи!
— Ненадолго. Я готов поставить свою голову, что после войны развалится Австро-Венгрия, а еще лет через тридцать — и Британская империя.
— А Россия? — в его глазах впервые мелькнуло нечто похожее на усмешку.
— В России две трети русских и три четверти славян, поэтому она проживет дольше.
Мустафа нахмурился, а я довесил:
— А в Османской империи турки составляли меньшинство, процентов сорок, если не путаю? Причем из остального населения близкими можно было считать только единоверцев-арабов, но как показала война, это не так.
— Горные турки!
— Курды? Они сами почему-то не горят желанием называться турками и даже готовы драться за право быть курдами.
В горле пересохло до сухой корки, я попробовал прокашляться…
— Воды?
— Да, чего-нибудь попить.
— Вино устроит?
— Вино? Вы же мусульманин?
— Ну, это мои проблемы.
Вино, принесенное служителем в кувшине, оказалось на диво хорошо — легкое, ароматное, самое то, что надо.
— России нужна мирная и дружественная Турция.
— И Проливы.
— Нет, России достаточно знать, что она может свободно торговать через Проливы и что через них в Черное море не войдет чужой флот. А кто при этом владеет Босфором и Дарданеллами, не так уж и важно. Мы не хотим захватывать проливы, мы лишь обеспечиваем безопасность христианского населения.
Кемаль криво усмехнулся.
— А вот англичане стремятся оторвать населенные вашими единоверцами арабские территории. Так что враг у нас общий.
— Англичане же ваши союзники? — похоже, я сумел удивить генерала.
— Временные, только временные. Весь прошлый век мы боролись за Среднюю Азию и в новом веке ничего не изменилось. Англии совсем не нужны ни сильная Россия, ни сильная Турция.
Мы договорились к окончанию второго кувшина. Халифат устарел, нужно создавать полностью светское государство, иначе никакого прогресса стране не видать. Опираться на коренные турецкие земли, на Ангору, куда и перенести столицу. А всех, кто не пожелает остаться, придется отпустить.
Черт его знает, выгорит или нет, какие силы сейчас стоят за Кемаль-пашой, но вроде он человек разумный.
* * *Возвращение на Родину не было триумфальным. Ерандаков всю дорогу чувствовал себя плохо, дулся на меня. А я-то в чем виноват? Ну поперся на базар… Не согласовал маршрут. А быстро доставать пистолеты кто должен? Присобачил себе обратно Бульдог на резинку под широкий рукав. Вернул обратно в гардероб шелковый бронежилет. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
По приезду выяснилось, что Никса все также сидит сиднем в Ялте и возвращаться в столицу не горит желанием — начался купальный сезон в море. Весь двор укатил с ним. Столыпин опять болеет, здоровье премьера последний год сильно сдало — мучали постоянные плевриты, бронхиты. В целом жизнь в Питере не располагала к крепкому здоровью, даже летом у нас часто бывает холодная, мерзкая погода с северным ветром и дождем. Вот казалось бы — морской воздух, йод должны укреплять легкие. Но с Балтикой почему-то выходило все ровно наоборот. Получить в столице воспаление легких или грипп? Плевое дело.
На входе в Таврический ко мне из толпы бросилась плохо одетая женщина. Охрана сработала на все 100, мигом положили крестьянку лицом на мостовую, меня поволокли внутрь.
— Батюшка, заступник наш, дай слово молвить — женщина под телами охраны заверещала, заплакала.
Я остановился. Народ смотрел с напряжением, взгляды были злые. Дела на фронте идут ни шатко, ни валко, все больше раненых и увечных. Вон стоят, опираясь на костыли, замотанные в старые бинты.
— Проверьте ее и пустите ко мне — выслушаю жалобу.
В кабинете весь стол был завален срочной корреспонденцией. Прямо хоть ныряй в эти письма и телеграммы.
Обругал Лохтину за то, что забыла отсортировать все по срочности, послал лично за кофеем в думский буфет. Там напиток был сильно лучше, чем делала секретарша. В самых дверях остановил ее, повернул обиженное лицо к себе:
— Да ты, мать, непраздна что ли?
Что-то Лохтина здорово так располнела.
— Так и есть, Гриша. Забеременела
— От этого барона фон чего-то там?!?
Лохтина вспыхнула маковым цветом, отвернулась. А ведь не молодая уже. Выносит ли??
— Ну ты и дура! Думаешь, он женится на тебе?
— Он летчик! Герой войны
— Сейчас каждый третий летчик! — заорал опять я. Нервы ни к черту, сильно хлопнул дверью приемной. Ревновал? Да, пожалуй, нет. Давно все перегорело. Но теперь Лохтина уйдет чтобы сидеть с младенцем, а мне придется снова искать толковую секретаршу на ее место. Молчаливую и преданную. Плюнул, начал разбирать корреспонденцию сам.
Куча думских дрязг, интриг — было даже две анонимки на воровство среди депутатов — много переписки с правительством, двором. Большинство писем было из разряда “дай денег” и “срочно дай денег”. Статьи бюджета постоянно дополнялись, менялись в связи с войной — лоббисты буквально “прописались” в Таврическом. Ну это ладно, привычное дело и неизбежное зло. Хуже, когда носят взятки чемоданами в Зимний.
Порадовала срочная телеграмма Русского телеграфного агентства. Испания вступила в войну на стороне Антанты. Я потер руки. Сработала операция Туркестанова, иберийский “порнокороль” сломался и лег под союзников. Теперь ему там лежать долго — КГБ с такого агента не слезет.
На радостях подумал, поменять кофе на шампанское или даже, а чего уж там, мадеру. Сначала Турция вышла из войны, теперь Испания в Антанте. Немцы забегают, засуетятся, даже два-три лишних союзных корабля в Средиземноморье — геморрой для австрийского флота. Даже если больше от Испании толку не будет — а от нее точно не будет — Центральным державам все одно кисло.
Не успел я разобрать письма — привели утреннюю женщину. Это оказалась крестьянка, уроженка Екатеринославля по имени Богдана Макуха. Жена Алексея Макухи, солдата юго-западного фронта. Из сбивчивой, пересыпанной суржиком, речи Богданы я понял, что служил ее супруг телеграфистом в Каспийском полку. После осады Перемышля полковник решил отличиться, выдвинулся слишком вперед от линии фронта. Австрийцы обстреляли из тяжелых орудий передовые порядки, контуженный Алексей попал в плен. При этом он до последнего оборонял редут, расстрелял весь боекомплект своего взвода.
У контуженного Макухи был найдена телеграфная книжка. Разумеется, австрийцы захотели узнать последние приказы полковника, Алексея подвергли пыткам. Рядовой молчал, тогда ему популярно объяснили, что молчунам не нужен язык.
Спустя некоторое время, ошибки полковника были исправлены, наши войска пошли в контрнаступление и утерянные позиции были отбиты у австрийцев обратно. В одном из редутов был обнаружен лежащий на земле Макуха, у которого был по кускам вырезана большая часть языка.
Несколько австрийцев попали в плен, где подтвердили, что Алексей не сказал ни слова.
— Батюшка, милостивец ты наш, заступник! — женщина попыталась опять повалиться в ноги. Зашедшая Лохтина ей не дала, усадила обратно на стул.
— Захисти ти нас, Григорий Ефимович! Алексею не дают пенсию, говорят, раз можешь шептать, не инвалид ты! Иди дальше служи
Я матерно выругался. Все у нас как всегда.
— Откуда все знаешь? Про австрийцев и прочее?
— Так однополчанин Лешкин писал мне — женщина подала мне письмо от взводного Макухи.
Я быстро прочитал все, позвонил в военное министерство. Там мне подтвердили все по Каспийскому полку. Кстати, командир сейчас находился под судом за слишком большие потери по новому приказу о “небрежении уставом”. Ну хоть что-то делается. Велел срочно дать в госпиталь совместную с Думой телеграмму. Даже продиктовал ее содержания, дабы не перепутали. Ну и Богдану, которая прислушивалась к разговору, успокоить:
"Первое. Телефонисту Алексею Макухе за его верность присяге, сознанию долга перед Родиной и невыдаче военной тайны противнику, объявить благодарность от имени Государственной Думы.