Лживая птица счастья - 2 (СИ)

Понаблюдав за тем, как он пускает замысловатые колечки дыма, Реотан не удержался и со словами: «В жизни нужно всё попробовать», тоже взял себе сигару. К разочарованию Палевского, он не поперхнулся дымом, как это часто случается с новичками. Колечки дыма у него выходили даже лучше, чем у него. «Ведь Томас курит, так что ничего удивительного, что у него с ходу получилось», — сказал он себе в утешение.
— Вы обещали рассказать о пророчестве, — напомнил он собеседнику.
— Потерпи, — Реотан протянул ему опустевший бокал: — Давай лей, не жалей свой коньяк. В конце концов, когда тебе ещё удастся побеседовать с привидением, которому двести пятьдесят миллионов лет.
— Двести пятьдесят миллионов лет… — Палевский вдруг осознал, какая пропасть лет стоит за этим числом. — Уму непостижимо! — пробормотал он, впечатлённый гением своего предшественника, его предусмотрительностью и твёрдостью духа. «Ради призрачной надежды на возобновление биосферы Земли рай Таятан поставил на кон самое дорогое — свою репутацию учёного и своих детей, хотя вполне могло случиться, что он отправил их на смерть, причём мучительную. Тем не менее он рискнул и выиграл», — подумал Палевский без привычного раздражения, которое возникало всякий раз, когда он вспоминал о своём происхождении. Поначалу известие о том, что он всего лишь клон, больно ударило его по самолюбию, но со временем потрясение сгладилось и он уже менее остро реагировал на упоминание рая Таятана.
— Двести пятьдесят миллионов лет. Ник проделал длинный путь, — сказал он и, взяв бутылку, наполнил бокал собеседника, который терпеливо ждал, когда он вспомнит о нём.
— Это да. И всё же он будет помоложе, чем я. Если ничего не путаю, то нас с ним разделяют примерно две тысячи лет… — Реотан призадумался. — Или две с половиной? Если интересно, уточни у него самого.
— Хорошо, — кивнул Палевский. — Так что там с Пророчеством Лоти? Ник сказал, что накануне крупных катастроф не кто-нибудь, а сами боги посылали вам спасительницу. И поскольку божество Весны в вашем пантеоне олицетворяло собой возрождение, то это было воплощение богини Лотиэль, как правило, девица выдающейся красоты и способностей.
Реотан печально улыбнулся.
— Лотиэль считается самой красивой из богинь; не удивительно, что её воплощения были редкими красавицами. К тому же, помимо спасения мира, у Лоти есть ещё одна особенность, она всегда оставляет наследника как по мужской, так и по женской линии, причём от разных мужей. Один из них обязательно будет король; ему она родит сына, а другому мужчине — девочку. Спустя Круг времён года после рождения второго ребёнка Лоти умирает.
— Тогда почему Ник уверен, что умрёт он?
— В наших семьях разводов не было. Как думаешь, откуда у Лоти возьмётся второй муж, если первый жив и здоров? — усмехнулся рай Реотан. — Вот поэтому в Пророчестве говорится, что первому её мужу отпущен всё тот же год жизни после рождения ребёнка.
— Я так понимаю, второму мужу, эта участь уже не грозила?
— Вот поэтому я отдал Руану другому и лишь потом забрал её себе. Да только боги ничего не дают задаром, за все их благодеяния нужно платить.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Палевский.
— Дети — дары любви. А что такое любовь, Таятан?.. Чего молчишь? Неужели жизнь ничему тебя не научила? Ну так знай, любовь — это проклятье для таких, как мы, — усмехнулся Реотан и забрал себе бутылку коньяку. — Извини, но я хочу напиться перед тем, как снова отправиться в небытие и твоими стараниями, возможно, навсегда.
Палевский зорко глянул на гостя и на его лице промелькнуло озабоченное выражение.
— С чего вы так решили?
— Тебе не утаить своих помыслов. Я же говорил, что нахожусь не только в Томасе, часть меня живёт в тебе и твоём сыне.
— Я надеялся, что вы выразились фигурально, — признался Палевский лихорадочно соображая, что ему делать в сложившейся ситуации.
При всей самонадеянности его не очень грела мысль заполучить во враги незримого короля древности, который был самым выдающимся правителем в истории эреев, во всяком случае, так утверждал Ник. Он сказал, что именно рай Реотан король Зимы дал мощный толчок развитию их цивилизации — мол, где угрозами, где подкупом, где военным давлением он объединил четыре самых крупных королевства и создал Коалицию Священных королевств, что вызвало невиданный ранее расцвет наук и ремёсел. По словам Ника, Реотан был чрезвычайно умён и всегда добивался своего — чего бы ему это ни стоило.
 
«В таком случае придётся договариваться», — вздохнул Палевский. Чёткого плана у него не было, поэтому он не представлял, каким образом подступиться к делу и заблокировать в мозгах Штейна того, кто предположительно являлся частью его бессознательной памяти. Присущая любому живому существу она по-прежнему была терра инкогнита даже для него, самого выдающегося учёного в области генетики. Ник тоже заявил, что не знает, как это делается, но обещал помочь, в меру своих умений. В общем, сложилась патовая ситуация, грозящая перерасти в преимущество древнего интригана. Палевский лихорадочно обдумал все «за» и «против» и решил идти на уступки.
— Рай Реатан, вы слишком сильны, чтобы Томас смог вас подавить. Хотите вы того или нет, но со временем вы его вытесните. Так не пойдёт. Как вы сами сказали, у него своя жизнь, а у вас своя. Единственно, кто может вас остановить, это вы сами, — приступил он к переговорам.
Реотан бросил на него укоризненный взгляд.
— От тебя, своего потомка, я ожидал большего, но ты унаследовал характер своих предков по линии дома Лета. О них нельзя сказать, что им не хватало ума, но они, как правило, проигрывали мне. По причине того, что были честны и прямолинейны до дурости, совсем как ты сейчас.
— А вы, значит, нет? — сказал Палевский с раздражением.
— Я — нет. И знаешь почему? А потому, мой мальчик, что после отца мне остался кусок скудной промёрзлой земли размером с Исландию, разорённый Риоголиз и совершенно пустая казна. Будь из меня такой же переговорщик, как из тебя, я сдох бы с голоду, причём в самый первый год правления. И ладно я, вместе со мной загнулись бы все те, кто остался верен короне королевства Зимы, — Реотан иронично улыбнулся. — Вот вы с Никотаном решили, что загони судьба современных чернокожих в условия Севера и они сразу же поумнеют. Нет, не поумнеют. Приспособятся — да, но не поумнеют. Нищеброды в снегах по-прежнему будут не жить, а выживать. Из-за лени и неспособности предвидеть последствия они будут охотиться на своих же сородичей, пока полностью не вымрут. Не перебивай! У тебя умозаключения, у меня опыт. Впрочем, что с тебя взять. Настоящий Таятан меня бы понял, а ты всего лишь избалованный мальчишка, который играет в правителя общества паразитов, живущих за счёт воровства. Что морщишься? Правда глаза режет? Ну так скажи мне, что такого выдающегося сделали твои вампиры? Может, вы защитили планету от излучения сверхновой звезды? Нет, вы бежите в надежде воспользоваться тем наследием, что оставила наша цивилизация.
Взбешённый Палевский со стуком поставил бокал.
— Вы не смеете называть нас паразитами! — с яростью выдохнул он. — Да, мы бежим, чтобы найти прибежище там, где может статься ничего нет. Но это не главное. В любом случае на Земле нам нет места. Я мог бы, но не хочу убивать миллиарды людей, чтобы вампиры могли занять место под солнцем. И нет, мы не бросаем человечество в беде. Наши КБ разрабатывают проект щита, который должен защитить планету от губительного излучения. Эти работы замедляют нашу экспедицию, но я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы и здесь успеть вовремя. Земля не погибнет. Она получит щит, а человечество — шанс на выживание. Хотел бы я сказать, что люди обязательно выживут, но я не Господь и стопроцентной гарантии дать не могу. Наши учёные лишь полагают, каким будет излучение, а что будет на самом деле никому не известно.
— Я же говорю, в тебе больше от дома Лета, чем от дома Зимы. Лично я выбрал бы геноцид и щит, — хладнокровно заметил Реотан.