Заходер и все-все-все…

Истины ради я должна сказать, что этот напиток мы впервые вкусили в гостях у композитора Владимира Рубина.
Отправляя Бориса в 1986 году в Америку для участия в двухмесячной международной программе, я приготовила ему с собой пару бутылок «заходеровки». В день прибытия писатели устроили вечеринку, где водка и икра были наши, а хлеб — соседей по общежитию, в котором поселили участников программы. Это были южноафриканский драматург Леонардо Коза — «очень симпатичный бушмен», о котором мне потом рассказывал Борис, и поэт-филиппинец.
Из записок Бориса «По горячим следам»:
 
Трогательное признание филиппинца и бушмена, что они впервые едят икру (и пьют водку тоже, но об этом не упоминалось).
 
Все благословляли Галочку за травник. Водка имела огромный успех.
 
— Спиши слова!
 
Сидели до 3 часов уже совершенно непонятно по какому времени.
 
Пока мы были относительно молоды, любили ездить за грибами. В лесу важно было поскорее избавиться от конкурентов, для чего Борис пользовался неоднократно испытанным приемом. Он громко, очень громко хулигански запевал, изображая вдребезги пьяного: «А ды-ля ти-бя-а-а, роды-на-ая, есть почта па-ле-ва-ая…» Я каждый раз хохотала, словно слышала впервые. Действовало безотказно: народ в испуге разбегался.
В первые годы нашей деревенской жизни к нам несколько раз приезжала наша любимая актриса Ия Саввина. Тоже большая охотница до грибов, она ездила с нами в лес.
Борис не ограничивался сбором знакомых грибов, он расширял ассортимент, привозя из леса новые, незнакомые до этих пор, и дома изучал их по немецкому определителю, где описывались, кажется, все грибы, какие вообще растут на земле. Так мы первые научились — и научили всех наших знакомых — собирать и правильно готовить «зонтики». Раньше они росли везде, и их считали поганками, так как по форме (но не по цвету — по цвету «зонтик», скорее, похож на калорийную булочку, обсыпанную мукой) они похожи на бледную поганку или на мухомор. А в немецком определителе они называются еще «телячий шницель». Борис, убедившись, что это именно тот самый гриб, решил сам приготовить его, правда, под моим руководством — вернее, я готовила под его руководством. Действительно — телячий шницель [7].
Были и другие открытия, но это превосходило все остальные. А когда мы привозили их слишком много, то сушили, а потом смалывали на кофемолке в порошок, который употребляли всю зиму, добавляя в соусы, супы.
В последние годы у нас появилась собственная пекарня — японская печка. Инструкции на русском языке не было, поэтому Боря, изучив рекомендации, подготовил меня и даже сам выбрал рецепт «французского» хлеба, который я должна была испечь в первый раз. Я подумала: «Ну что это за рецепт, когда там только мука, вода и дрожжи? Печь так печь». Сама нашла такой, где было все: молоко, масло и что-то еще. В результате получились сдобные булки, а не хлеб. И только тот, «французский», прижился у нас, и даже знакомые, у кого тоже были такие печки, готовили только по тому рецепту. До сих пор удивляемся, как и почему он безошибочно выбрал самый целесообразный способ печения хлеба? Возможно, его стихотворная фраза:
 
 
Избыток хуже недостатка
 
 
даст ответ на этот вопрос.
  
VI
 
О нашей жизни глазами Бориса Заходера
Прошло почти полтора года, как я одна.
И ловлю себя на том, что до сих пор живу словно вдвоем. Даже тоски вдвое… Покупаю продукты — вдвое, жду пару гостей — а готовлю четыре порции и даже, забывшись, ставлю приборы на четверых. Сегодня 12 апреля 2003 года. Шла на прогулку с собакой по берегу реки и увидала молодую крапиву — так и потянулись руки: нарвать, чтобы побаловать мужа весенним блюдом…
 
Совсем недавно перечитывала записи мужа, относящиеся к нашей первой общей весне, тем более дорогие для меня, что он мало описывал нашу жизнь. По крупицам собрала случайные заметки, относящиеся к последующим годам.
 
Март. Наконец-то пришла «весна воды», как прелестно определил Пришвин. Снег тает вовсю, и у наших деревьев высокие черные копыта — кора намокла, напиталась влагой…
 
 
Начало апреля. Долго не распускалась зелень. И наконец прошел теплый дождь, а ночью был туман, словно природа хотела окутать тайной свою работу над чудом…
 
25 апреля. Медленная весна. Конец апреля. Листва еще не распустилась на деревьях, но дома за шоссе видны все туманнее — набухают почки да, видно, и сами ветки. Кружево все плотней. Появились скворцы. Вчера видел первого шмеля.
 
Уже на улице теплее, чем в доме, где перестали топить. А холоднее всего — трубы батарей отопления…
 
И вдруг брызнула — листва. Начала бузина.
 
Шмели вносили разнообразие в нашу жизнь, особенно в мою.
Обычно Боря кричал, когда меня в нужный момент не оказывалось на террасе: «Твой клиент!» Или: «Тащи его скорее на реанимацию».
 
Шмель — большой, тяжелый, яркий, жужжит тяжко, сильно бьется в стекло в застекленном уголке террасы.
 
Ему бы чуть-чуть вернуться назад — и вот она, свобода, цветущий сад, простор, солнце, пища, роса…
 
Но нет: только вперед! Только вперед.
 
Я боюсь, что бедняжка умрет
 
С тем же возгласом:
 
Только вперед!
 
 
…А потом выметет хозяйка засохший потускневший комочек.
 
Шмель жундит. (Это слово я нашла у Пришвина — он и жужжит и гудит, гундит и зудит.)
Вперед и только вперед! Что-то знакомое просвечивает в его поведении! Именно это мешает ему на мгновение остановиться, уловить свежую струю воздуха, чтобы определить путь к спасению. Нет, будет из последних сил прорываться сквозь стекло, пока не свалится в изнеможении. Поэтому так важна «скорая помощь», во всех смыслах. Скорее поймать и выпустить, хотя он будет протестовать и попытается ужалить спасительницу. Наши собаки непременно примут участие, считая это охотой, поэтому необходимо опередить или нейтрализовать их. Если дела клиента настолько плохи, что бедняга даже не сопротивляется, тогда необходимо как можно скорей ткнуть его в каплю сиропа или — отнести на цветок. Это и называется «реанимацией». Вместе радостно наблюдаем, как полуживой пациент, ощутив дыхание цветка, вонзает свой хоботок в его сердцевину и обжимает передними лапками лепесток, словно младенец, который перебирает пальчиками материнскую грудь, выдавливая лишнюю порцию живительного сока. И вскоре шмель может лететь. Только не на террасу!
И так все лето.
 
15 мая 1967 г. Цветет сирень. Воробьи — словно дрова рубят. А с соловьями засыпаем и просыпаемся…
 
А сейчас — 8 утра, поет соловей. Аккомпанирует ему, вместо вечерних лягушек, воробьиный хор.
 
В другом месте: Я знаю одну музыкальную даму, которой нравятся кошачьи концерты. О вкусах не спорят. (Несомненно, это я. Но мне и соловьиное пение, и лягушачьи концерты нравятся не меньше. Всего этого у нас в избытке. Увы, надо добавить: было. Сейчас всего поубавилось. Жаль. Сирень, правда, цветет.)
 
17 мая. В лесу с Даром нашли ежа. Взять нечем. Снял штаны, трусы и в трусах унес ежа. Отпустили — вдруг это ежиха и у нее дети голодные плачут…
 
С ежами у нас и дома сложные отношения. Собаки, несмотря на колючки, расправляются с ежами, оказавшимися на нашей территории. По интонации лая узнаем, что надо бежать на помощь «нарушителю границ». Хватаю ведро, собачью миску — что подвернется, заваливаю палкой в посудину ежа и выношу к соседям, у которых нет собаки. И так до следующего раза. Надо постоянно быть начеку.