Заходер и все-все-все…

Но однажды, чтобы сделать мой винегрет шедевром, я подала Борису свою книжечку и попросила записать один из экспромтов, которые он щедро рассыпал и, конечно, не записывал. Он старательно вывел посвящение, а четверостишие — словно куда-то торопясь, все менее и менее разборчиво.
 
ГАЛОЧКЕ
 
 
Ее салаты, винегреты
 
Теплом души ее согреты.
 
(Конечно, в переносном смысле,
 
А то они бы сразу скисли.)
 
 
Вскоре Борис придумал название для моей книжечки, а Валентин Берестов, который в тот день был у нас в гостях, собственноручно написал его на титульном листе:
 
 
МадриГАЛИи.
 
 
А чуть ниже:
 
 
(Это название придумал Боря.)
 
 
С той поры минуло без малого тридцать пять лет. И каждый год, хотя бы изредка, до самого последнего дня пополнялись «МадриГАЛИи». Борис воспевал мои кулинарные достижения и мои недостатки, острил о сексе, сочинял антирекламу, а подчас горько шутил о своих недугах:
— Пойду пить чай… с газетой, — говорил он в пятницу, которая была у него разгрузочным днем. Утром следующего дня, принимаясь за свое любимое блюдо, — а это была, как правило, отварная капуста, — приговаривал:
 
 
В рационе классика
 
Вполне уместна brassica [6]
 
 
Тыквенный суп получил такой отзыв в декабре:
 
 
Хозяйка —
 
Просто загляденье,
 
А супчик —
 
Просто объеденье!
 
 
По странному совпадению, именно в декабре я пробуждала у мужа аппетит к подобному творчеству:
 
1
 
 
Хорошую зразу
 
Учуешь сразу.
 
 
2
 
 
В здоровой тефтели —
 
Здоровый дух.
 
 
В годы, когда мы не просто покупали продукты, а получали заказы, Борис как-то с тоской произнес:
 
 
Не хочу я вашей рыбы —
 
Мне бы капельку икры бы!
 
 
Один призыв моего мудрого мужа ко мне, смею надеяться, пригодится многим:
 
НА НОВОГОДНИЙ ТОРТ
 
 
Мадам, фигуру береги,
 
И пироги из кураги
 
Пускай едят
 
Твои враги.
 
 
«Интим есть интим,
Как мы ни финтим»
В силу характера моего мужа мне приходилось совершенствоваться не только в кулинарии и хозяйственных делах. Стихи, которые посвящал мне Борис, побуждали к собственному совершенствованию.
 
 
Ты тихая,
 
Ты даришь тишину.
 
 
 
Ты в счастье со мной,
 
И в несчастье — со мной.
 
Тебя можно по-правде
 
Назвать женой.
 
 
Вспоминая строчки из «Злобного штукатура», где меня укоряют за некую «халтуру», невольно припоминаю и другие на эту тему, где подобная «халтура» так же нежелательна, как и в остальном. Шутливо называя меня секс-бомба замедленного действия, напоминал:
 
 
 
Помни, что законные жены
 
Быстро теряют эрогенные зоны.
 
 
Такой диалог:
Она: — Тебе принести кофе?
Он: — Ничего не надо носить, у тебя все есть с собой.
 
НА СОНЛИВУЮ КРАСАВИЦУ
 
 
Она прелестна, словно фея,
 
Она прекрасно сложена.
 
Но любит, кажется, она
 
Одни объятия Морфея.
 
 
Были, конечно, и рискованные стишки (рискну их процитировать — как говорят, из песни слова не выкинешь):
 
 
Признаки первичные
 
У нее обычные,
 
Но зато
 
Вторичные признаки —
 
Отличные!
 
Она томится —
 
Анатомически.
 
 
А про некую любительницу кроссвордов можно сложить небольшой сюжет:
 
НА КРОССВОРДИСТКУ
 
 
Она дала ему по морде
 
(по мордам)
 
И говорит:
 
— Имей в виду. Не дам,
 
Покуда не найду я слова этого
 
В кроссворде!
 
 
После чего последовало такое заявление:
 
 
Как мало должно быть у жены такта,
 
Чтобы читать газеты во время акта.
 
 
И когда совесть у кроссвордистки все-таки заговорила, она получила и такое:
 
 
От нее такой оргазум,
 
Что заходит ум за разум.
 
 
И в заключение — заключение:
 
 
Дожил до маразма,
 
Не испытав оргазма.
 
 
Словом, с таким мужем не соскучишься.
«А что ты купила моей жене?»
Уезжая из дома на машине, я всегда подходила к Боре попрощаться перед дорогой. Он внимательно осматривал меня и непременно хвалил мой вид, даже если он того и не заслуживал. Перед дорогой нельзя огорчать. Потом, словно бы невзначай, заметит, чтобы я не надевала, например, «эту шапку». Или: «Пора бы купить новую шубу». Не мешает заметить, что такая идея возникала, как правило, у него, а не у меня, он думал обо мне больше, чем я сама.
Когда я возвращалась из поездки по магазинам, особенно в последние годы, когда он сам уже редко выбирался из дома, непременно спрашивал: «А что ты купила моей жене?» И если я отвечала «ничего», то ворчливо говорил: «Прошу тебя, не обижай мою жену». Если все-таки обнова была, то непременно просил сразу же продемонстрировать, что бы это ни было:
 
 
Увидав твои порточки,
 
Кое-кто дошел до точки.
 
 
У Бориса был отменный вкус не только на слово, но и на вещи. Зачастую, особенно за границей, когда, непривычная к изобилию, терялась, не зная, на чем остановиться, я рассчитывала только на его вкус.
К сожалению, сам он был лишен возможности побаловать себя одеждой — всегда было трудно найти подходящий размер. Войны испортили его обмен веществ. На первой, финской, Боря отравился «лапшевником», приготовленным из концентрата, да так, что не мог ничего есть шесть дней, пока однополчанин не предложил ему свой «проверенный рецепт» — выпить 200 грамм водки со столовой ложкой соли. Это помогло. На второй, Отечественной войне, заболел цингой, от которой лечился в госпитале. Кстати, единственное ограничение в питании, которое Боря мне поставил, — никогда не подавать молочную лапшу.