Девочки Талера (СИ)
На экране появляется осторожное:
«Ты там не обиделась?»
Я смеюсь, не попадаю пальцем на буквы, тут же прилетает обеспокоенное:
«Ника!»
Не успеваю ответить, как он уже звонит. Голос встревоженный, но, когда слышит, как я давлюсь от смеха в трубку, выдыхает с облегчением.
— Нет, Тим, я просто не успела ничего умного придумать, — говорю, все еще улыбаясь.
— Можно неумное, Ника, я на совещании, и здесь ужасно скучно. Они заговорят мертвого, — Тимур делится со мной, и для меня это тоже что-то совсем фантастическое. Повисает пауза, которую первым нарушает он: — Я испугался, что ты обиделась.
— Нет, что ты, — спешу его успокоить, — просто я никак не могу нащупать границы допустимого.
— Границы? — перебивает меня Тимур, и его голос звучит потрясенно. — Какие границы, Доминика? Мы же просто болтаем.
— Мы никогда так не общались, Тим, откуда мне знать, как ты будешь реагировать?
Он молчит, а потом спрашивает:
— Тебе даже разговаривать со мной тяжело, да, девочка?
— Нет, Тим, не тяжело, — отвечаю тихо, — я ведь раньше каждый день разговаривала с тобой, когда писала дневник.
Тимур ругается в сторону, а потом говорит непривычно мягко, так он обычно разговаривает только с детьми:
— Значит пиши, Доминика. Если тебе так привычнее, пиши, как писала раньше. Все, что хочешь сказать, о чем думаешь, чего тебе хочется. Я если буду не на связи и сразу не прочту, то потом все сразу прочитаю. Я тот твой дневник, пока сидел, наизусть выучил.
— Хорошо, — киваю медленно, — я попробую. А ты… ты ведь тоже можешь писать, Тим?
— Да, — он выдает вместе с воздухом, — и я попробую…
Одновременно отключаемся от разговора, и мне почти сразу приходит оповещение:
Тимур добавил(а) вас в группу…
Читаю название группы, и к горлу подступает ком.
«Дневник Доминики».
Моргаю, чтобы прогнать набежавшую влагу, захожу в настройки группы, добавляю в название:
«…и Тимура».
И мне кажется, ему сейчас тоже стало трудно глотать.
* * *«Доминика, скажи, ты правда все придумала сама???»
И пока я соображаю, что так поразило Тимура, он перезванивает.
— Ника, это твоя идея с Борджиа и Медичи, только честно?
— Я снова перегнула палку, да? — бормочу смущенно. — Но ты сказал, что с вампирами перебор, вот я и подумала…
Я в «Дневнике» рассказала Тимуру о вампирах-вегетарианцах, он посмеялся, похвалил за креатив, но заметил, что вампиры для рекламной концепции винодельни не лучший вариант. Мне сразу же пришла идея серии рекламных роликов, где именитые отравители типа Борджиа и Екатерины Медичи сыплют яд в вино. Вино нейтрализует яд, жертвы остаются живы и радостно улыбаются, отравители плачут и в отчаянии рвут на себе волосы.
— Я хотела сделать акцент на бактерицидных и антисептических свойствах вина, — продолжаю бормотать, — но это от нечего делать, не обращай внимания…
— Ты настоящий клад, Доминика, ты знаешь об этом? — перебивает меня Тим.
— Нет, — говорю честно, и мы оба замолкаем.
— Ника, ты в самом деле хочешь заняться продвижением винодельни? — спрашивает Тимур спустя некоторое время, и мне даже жаль, что он прервал наше такое выразительное молчание.
— В этом году обещают хороший урожай, Тим, и запасы вина в погребе достаточные. Ты продаешь его через рестораны, но если правильно выстроить рекламную кампанию, то думаю, можно наладить его реализацию.
— С тобой свяжется исполнительный директор, начнете работать в этом направлении. Ты очень талантливая девочка, Доминика, — добавляет Тимур хрипло, и я забываю дышать.
* * *«Тим, можно, ко мне в гости приедет Соня с мужем и сыном?»
«Почему ты спрашиваешь, Ника? Это твой дом. А Соня — это та толстая и рыжая?»
«Она давно не толстая, перестань, она моя подруга».
«Я тоже хочу посмотреть на Соньку. Почему ты не приглашала ее раньше?»
«Ее муж, Олег — брат Алекса. Я была уверена, что тебя накроет».
«*раздувающий щеки и красный от злости смайлик* Меня уже накрыло».
«Я так и знала *вздыхающий смайлик*»
* * *Тимур давно не выходил на связь, он вместе с Ильей и еще одним охранником улетел в Антарктиду. Я до последнего не верила, пока мне не пришло видео с пометкой «для Полинки и Тимона».
Дети радостно визжали, прыгали и хлопали в ладоши, глядя, как их отец копирует пингвинов, смешно бегая за ними вразвалку и отведя руки назад.
— Я обещал тебе привезти пингвина, детка, — говорит он в камеру, — но они такие вонючие! Давай лучше купим собаку, а, Поль? А сюда приедем на них смотреть, когда Тимон подрастет.
Я как зачарованная смотрю на кадры, снятые Тимуром. Вместе с детьми восхищаюсь, как грациозно и красиво выглядят ныряющие пингвины. И удивляюсь, какими неуклюжими и неповоротливыми они оказываются на суше.
Но Тим теперь все время не на связи, и я начинаю скучать по нашим разговорам. Пусть даже в переписке. И каждый день продолжаю ему писать.
* * *— Я могу видеть месье Большакова? — седой старичок со свертком под мышкой вопросительно смотрит на меня поверх очков, и я в свою очередь вопросительно смотрю на Артема.
Он успокаивающе кивает головой, и я понимаю, что старичок уже прошел тест на безопасность.
— К сожалению, нет. Тимур Демьянович в отъезде. Может, я могу вам чем-то помочь?
— Простите, а вы кто?
— Я его жена. Доминика.
— Очень приятно, меня зовут Игнат Валерьянович. Я живу по соседству и хорошо знал Игоря Большакова.
Сбегаю с крыльца навстречу, Артем на всякий случай подходит ближе.
— Проходите в дом, Игнат Валерьянович, будете чай или кофе?
— Благодарю, я ненадолго. Вот, — он протягивает мне сверток, — передайте вашему мужу, когда он вернется.
— Что это? — беру сверток. По очертаниям как будто картина.
— Когда Игорь с Полиной были здесь в последний раз, он попросил меня сделать рамку. Я в то время увлекался патиной и брал небольшие заказы. Большаковы уехали, работу я выполнил, а потом с их семьей случилось несчастье. Винодельню продали, здесь долгое время жили чужие люди. И вдруг недавно я узнаю, что сюда вернулся сын Игоря. Как жаль, что я не успел его застать! — старик кажется искренне расстроенным.
Обещаю передать Тимуру сверток, в последний момент вспоминаю, что надо спросить об оплате. Но Игнат Валерьянович обжигает таким возмущенным взглядом, что я пристыженно замолкаю.
Искренне благодарю, мы прощаемся, и я ухожу в дом. Не знаю почему, но еще на пороге начинают трястись руки. Беру нож, вспарываю упаковку, разворачиваю сверток. И бессильно опускаюсь на стул.
Это фотография. Она вставлена в очень красивую, изысканную рамку, но я жадно рассматриваю людей на фото.
Высокий красивый мужчина, в котором легко угадываются любимые черты. Наверное, они были бы больше похожи, если бы не мода тех лет.
Игорь Большаков на фото младше своего сына, ему от силы тридцать. Смотрю на его жену, Полину, и внутри пробирает холодная дрожь.
Если не брать в расчет черты лица, то я — ее точная копия. У нее тоже длинные черные волосы, белая кожа, худощавое телосложение, такая же ровная спина.
На руках у нее сидит Тим. Мой маленький Тимошка, с копной белокурых волос и с ярко-голубыми глазами.
Я так и не сказала Тимуру, что у него есть сын. Сначала потому, что он его не заслуживал. Я почти ненавидела Тимура из-за той истории с Самураем. Затем потому, что знала — если скажу, он не отпустит. А теперь жду, когда он вернется, потому что такие вещи надо говорить, глядя в глаза, а не писать в мессенджере.
Сейчас я смотрю в глаза женщины, у которой такой же сын, как и у меня, и губы сами беззвучно шепчут: «Простите…» Я только сейчас поняла, что Тимошка принадлежит не только мне. И не только Тимуру. Он и их тоже.