Слишком много блондинок

— А, ты еще здесь? — Андрей остановил машину. — Приехали. Чего молчишь — худое задумала?
— А-а! Что? — очнулась я. — Да… Нет… Я вот чего… Ты не мог бы выйти на минутку и отвернуться, пока я угоню твою машину?
— Давай вываливайся, а то достанется тебе билет на товарняк до Магадана…
Мы купили билет до Феодосии, откуда я на такси поеду в Коктебель. Я отправила Андрея, убедив его, что дожидаться поезда не имеет смысла, уселась на сумку с одеждой, и душа моя наполнилась ликованием. Все было прекрасным и дружелюбным: люди, рельсы, собаки, ларек с квасом — все это было частью приключения, захватывающего, увлекательного. Все это пахло вокзалом, и теплым летним вечером, и переменами, и рельсами, и колесами — тем, что обычно так приятно вдыхать на перроне, потому что все это — начало путешествия.
И я счастлива. Счастлива, потому что за один с половиной день в моей жизни произошло столько всего, сколько не бывало и за год. А еще оттого, что я скоро лягу в купе на верхнюю полку, и все плохое останется позади, а все хорошее дожидается меня там, где плещутся волны, где пахнет кипарисами и розами, где небо синее, бесконечное и где ночью видно все звезды.
Всю жизнь… взрослую жизнь… я доказываю сама себе, что я — умная, проницательная, искушенная и опытная женщина. Вроде бы я знаю, что мне нужно… но каждый раз, с очередной ошибкой, с каждым новым типом, оказавшимся бездельником, пьяницей, блудливым сукиным сыном, умником, скрягой, идиотом, занудой, импотентом… каждый раз я всего-навсего узнаю, что мне «уж точно не нужно».
Если он уже не содержанец, не зануда, не импотент, не жадина, то обжора, или алкоголик, или кусает за соски так, словно это орехи, или каждый день звонит с работы, чтобы остаться в офисе на ночь, потому что не закончил какой-то долбанутый проект… А если он симпатичный и не бабник, значит, он близорукий фанат черно-белых фильмов эпохи Третьего рейха, или сайентологии, или тантрического секса.
Как было замечательно, пока я была юной, глупой и наивной!
Я просто любила какого-нибудь придурка, потому что он был красивым, наглым, хорошо одевался, швырял последними деньгами и дрался на танцах. Я обожала их — самых порочных, маргинальных, наглых, бессовестных, невежливых, эгоистичных мужчин. И я была счастлива, потому что металась, страдала, рыдала, восторгалась, ругалась, мне было, чем удивить подружек и чем огорчить маму… Я жила как жила, без оглядки и терзаний — хороший он человек, плохой, надежный там или порядочный, пока меня не осенило, что я иду, блин, по рукам отщепенцев.
Я развернулась на сто восемьдесят градусов и чуть было не вышла замуж за самого положительного мужчину на свете — за Толю, ставшего четыре года назад логичным завершением всех моих любовных передряг. Я могла стать процветающей женой многообещающего специалиста, завидного семьянина и целеустремленного молодого человека. Но, к сожалению, — как выяснилось через полгода — от всего этого меня тошнит.
Толя… Мы познакомились в гостях у подружки. У меня были жуткие, мучительные «критические дни», поэтому я тихо сидела в самом удобном кресле, переваривала «Нурофен», а лицо у меня было возвышенное и чуждое суеты. Мы разговорились на какие-то вялые и культурные темы: я была так спокойна и рассудительна, что он пригласил меня назавтра погулять.
К тому времени я каждый вечер клялась себе начать новый день с серьезных намерений: не знакомиться в лифтах, не задавать дурацкие вопросы, не ходить на свидания в майке с Микки-Маусом, не напиваться до пузырей в присутственных местах, не выкладывать на стол из сумочки тампоны и прокладки, не называть член хуем и не тушить сигареты в чашки. Но после всех этих клятв и твердых решений мне тут же встречался какой-нибудь подонок, с которым я знакомилась в лифте, напивалась в присутственном месте, называла хуем все, что видела…
И когда мы встретились с Толей, я на полном серьезе готовилась «стать человеком»: одуматься и найти хорошего парня, повыситься в должности, записаться на курсы «История искусств» и в школу вождения. Я купила строгую черную водолазку, прямую юбку по колено, туфли на каблуке — и вошла в роль преуспевающей, деловитой, здравомыслящей молодой женщины.
 
Толя заехал ко мне на новой васильковой «мазде», вышел из машины, распахнул дверь. Я уселась, кокетливо взмахнув полой пальто, вдохнула сандаловый ароматизатор и почувствовала себя героиней «Мелроуз Плейс». Мы поужинали в японском ресторане, и я чуть было все не испортила — переборщила с саке. Спьяну мне показалось — для того чтобы вечер стал незабываемым, не хватает лишь бурного секса. Уже было собравшись волочь Толю домой, я одумалась — он не бросал на меня огненных взоров и не делал намеков. Вел себя так благопристойно, что я решила крепиться в предвкушении лучшей жизни.
Лучше бы я тогда с ним сразу переспала и забыла обо всем…
Такое вот ухаживание — рестораны, культурная программа — длилось неделю. Потом он решился. Я пригласила его в гости, Толя привез вино, мидии, сыр, фрукты, конфеты с марципаном. Пока мы распивали «Бордо 1994» (дорогая штука! — я потом специально посмотрела в магазине, сколько оно стоит, и поняла, почему он купил всего бутылку), я уходила в ванную, доставала из тазика московский коньяк, делала щедрый глоток, полоскала рот и возвращалась к ухажеру. Наконец, я стала ему фривольно подмигивать, смотреть из-под ресниц, надувать губки, и до Толи, слава богу, дошло — пора действовать.
Мы очень долго целовались. Хорошо, но очень-очень долго. Потом он отнес меня — на руках! — в кровать, выключил свет, и началось раздевание. Более затейливого способа снять одежду я не встречала. Уложив меня в постель, он сначала лег рядом, забросив на меня ногу, и, не прекращая поцелуев, снял с меня водолазку. Потом расстегнул — не отрываясь от моих губ — рубашку, вынырнул из рукавов. Лаская мой живот, стянул юбку… На все это ушло минут пятнадцать… а дальше пошло мучительное расставание с брюками, носками и трусами. За это время у меня замерзли ноги и руки: я-то была почти голая, в трусах и лифчике, и я лежала, совершенно не сексуально ожидая, «когда же мы спрячемся под одеяло!».
Проявив чудеса акробатики, Толя в конце концов сбросил с себя все это барахло, так чтобы я не заметила его в отдельных деталях туалета, накинул одеяло и снова взялся за поцелуи. Правда, он уже изо всех сил хватал меня за грудь и задницу. Не выдержав, я стянула трусы — с обоих — и прилепилась к нему так, чтобы он поскорее врубился, что я хочу самой что ни на есть интимной близости. Но сбить его с пути не удалось: пока он меня всю не облизал, не восхитился каждой частью тела: «Какая ты распрекрасная! ох-ах!»… ничего не началось. Толя все время нашептывал: «Погоди, не спеши» — и чуть было не довел меня до истерики. Несколько раз мне хотелось вскочить и заорать: «Давай же быстрее, придурок, втыкай в меня свою кочерыжку, не могу больше!..» Но я сдерживалась, рассчитывая на то, что в дальнейшем таких невыносимых прелюдий не будет. Тем более что мне не доставило никакого удовольствия ни облизывание груди, ни поцелуи в ухо, и я вообще уже не знала, нужен мне этот злополучный секс или ну его на фиг. Решив, что все-таки нужен — чисто для здоровья, я покорилась и валялась, считая слонов.
Потом он все время сдерживался, куда-то меня разворачивал, что-то придумывал — вроде того, чтобы выскочить из меня и поцеловать всякие интимные области… А когда все это прекратилось, Толя сразу же побежал в душ и по дороге поглядел на часы. Он заметил, что я это увидела, и отмазался тем, что «вот, мы два часа занимались любовью, а прошло все как одно волшебное мгновение», но я-то поняла — Толя засекал время. Типа — он гигант секса. Я долго валялась, курила — не хотелось вставать… Он обратил внимание на то, что я много курю… Я уступила его настойчивым просьбам сходить в душ… Зачерпнув в тазу остатки коньяка, я сделала последний глоток и подумала: «Нужно ли мне все это?» Ответа не было — все было и хорошо и плохо одновременно. Несмотря на то что он меня совершенно замучил своими предварительными играми, в процессе все было очень даже недурно.