Слишком много блондинок
Если бы еще так же просто, как прическу, можно было изменить фигуру — на подтянутую, аппетитную, соблазнительную… спереди Летиция Каста, сзади — Моника Белуччи… я была бы счастлива. Сегодня утром я купила новые джинсы и поняла, что надо чаще ходить… хотя бы просто ходить. На работе я один час стою, а все оставшееся время либо жую сухарики перед компьютером, либо обедаю.
«Ууу, может, спросить у Алисы телефон того массажиста-жыровыдерателя?»
Парикмахерша несет кофе и пепельницу. Мама вынудила меня пойти в дорогой салон. Я, когда увидела цены, с непривычки чуть не закричала: «Как вы посмели?» Все, что со мной сделают, вылетит в двести долларов — жуть как много, но мама заявила, что один поход в классную парикмахерскую стоит года лечения у психиатра.
Вся семья — мама, отчим, сестра отчима, зять отчима и сын сестры отчима с женой — смотрит на меня и восхищается, а я даже не пытаюсь делать вид, что их комплименты меня стесняют. Я с ними совершенно согласна — я прелесть. Ржаные волосы до плеч необыкновенно мне идут… Враки, что естественное — самое лучшее. Мой первоначальный цвет (бурый шатен) — ошибка природы. В душе я — пшеничная блондинка, этот оттенок идеально отвечает моему психологическому образу, обостренному честолюбию и сексуальной ауре. Глаза стали ярче, губы — больше, даже щеки порозовели, хотя последнее, возможно, от горячего кофе с коньяком. Я разбила сердца двух таксистов, продавца в обувном магазине — покупала красные глянцевые кроссовки термоядерной линии «феррари», и охранника, который, сбив даму в песцовой шубе, кинулся открывать мне дверь.
На мне — все новое. Красный до пояса пуловер из нежной ангоры — такой женственный, прямо ужас! Светлые, немного тертые джинсы клеш, кроссовки, кожаное колье под горло с металлическими блямбами и напульсник. Нравлюсь я себе до безобразия, и единственное, чего мне не хватает, — публичный восторг.
Срочно хочу в гости.
Мобильный, к счастью, разрядился, а мама еще на пороге с таким волнением спросила, не звонила ли я… сама знаю кому, что я боюсь огорчить ее, прикоснувшись к телефону. С утра я поклялась себе… ну хорошо, маме я поклялась… пару дней не звонить, не вспоминать и хорошенько подумать. Хорошо я думаю, правда, лишь о Паше — где… почему… как же так…
Но мама права — надо… Не знаю что! Хочу Пашу прямо сейчас — на коленях, с кустом роз и признаниями в вечной любви, вот.
Собрав с родственников дань восхищения, я сажусь за телефон — под надзором мамы — и напрашиваюсь в гости. Повезло со второго раза — Андрей, с которым я не виделась месяц — устраивает вечеринку.
«Ни фига себе!» — подумала я, протиснувшись через шубы и дубленки. Это была не просто домашняя посиделка, а целый прием. Фуршет, официант, даже ди-джей с вертушками. Оператор крутился возле профессиональной видеокамеры, рядом с ним околачивалась Наташа — бывшая Федина гарпия. Она едва мне кивнула, но, как я засекла, оглядела с ног до головы. Я заметила Федю, прильнувшего к Сабине, Алису… гм!.. Олесю. Алиса стояла в обнимку с Олесей — сестры-близнецы, Андрей слушал Федю.
Я подошла к ним, хлопнув по дороге Алису по заднице. Алиса недоуменно оглянулась, а узнав меня, поперхнулась коктейлем.
Андрей некоторое время восторженно ко мне присматривался, после чего расхохотался и обнял, чмокая в затылок.
— Ну ты даешь! Я тебя вообще не узнал, уже собирался знакомиться.
Федя плотоядно на меня поглядывал, а Сабина, скривившись, поздоровалась.
— Ты что, — спросила я Андрея, — снимаешь о себе фильм?
— Не совсем. — Он потрогал мои волосы. — Круто! Тебе очень идет. Это Наташа придумала — я ее пригласил в гости, а она взяла с собой бригаду. Какая-то туфта из серии «светская жизнь». Не обращай внимания.
Тут его кто-то позвал, а Сабина подрулила к Алисе. Я села на освободившееся место.
— Ты потрясающе выглядишь! — Федя сел поближе. — Кстати, почему ты тогда убежала? — Он на меня облокотился.
— Кокаина перенюхала, — наврала я.
— Поосторожней с этим, — предупредил он. — Ты здесь одна?
— Не совсем, — я посмотрела ему в глаза, — здесь еще, самое меньшее, человек сорок.
— Ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю, — я не отводила взгляд, — но я не понимаю, почему ты спрашиваешь. Ты же вроде с Сабиной.
— Ну и что? — улыбнулся он. — Сабина…
— Ты с ней спишь? — спросила я.
— Да, — не стал кривить душой Федя. — И что?
— Ничего, — волновалась и раздражалась я.
— Я и с Наташей сплю. — Он нимало не смущался. — Время от времени.
— Федя! — Я решительно отодвинулась и с полуинтимного перешла на нормальный тон. — Я что, отстала от жизни? Это какой-то последний писк светской беседы? Или ты решил мне перечислить всех своих женщин, чтобы я поняла, какого парня теряю?
— Во-первых, ты сама спросила, — ответил он. — И мне кажется, что ты смотришь на все слишком категорично. Умный человек… не то чтобы я считаю себя гением, но интеллект у меня, без ложной скромности, довольно развитый… — предупредил он мою ехидную ухмылку. — Не может довольствоваться малым. Мне в людях нравятся самые разные качества. Если мой друг Вася, например, хорошо играет в футбол, а какой-нибудь Петя любит ходить в театр, это же не значит, что я должен играть в футбол с Андреем, а в театр ходить один. Логика тебе моя ясна?
— Федь, — заторопилась я. — логика ясна, и я даже знаю, что ты дальше скажешь. Что человек свободный духом, с широким кругозором, должен быть свободен телом… Что настоящая измена — это не прелюбодейство, а влюбленность в другого человека, подлость и все такое… Так?
— Почти…
— Что вот все те, которые неумные, с неразвитым интеллектом, которые разводятся на почве ревности, — они все тоже трахаются направо и налево, но тайно… и значит, это они — лицемеры, ханжи и грешники, а ты — хотя бы честный. Да?
— Ха-ха-ха, — рассмеялся он. — Ты просто угадываешь мои мысли!
— Правда? — переспросила я.
— Бля буду! — Федя стукнул себя в грудь.
Я себя чувствовала обезьяной в зоопарке, которую дразнят булочкой. Можно было рассудительно уйти за коктейлем или закуской — замять беседу, но я, как обычно, рванула на принцип.
— Знаешь, Федя, — злобно прошипела я ему на ухо. — Все эти неразвитые, они даже если и делают то же, что и ты, в них хотя бы теплится надежда на то, что любовь должна быть искренней и светлой… прости, дорогой, за банальность… а ты, со своей прогнившей, псевдоинтеллектуальной теорией — самый обыкновенный, заурядный, банальный и бесчувственный пень. В тебе не осталось, возможно, ничего «примитивного», но и ничего человеческого тоже. Ты рехнешься от своей «логики», поверь мне! И, кстати, я «угадывала» твои мысли — все, что ты говорил, — это самая удобная позиция одиноких мужчин и женщин, которые вместо того, чтобы искать свое счастье, придумывают оправдания своему жалкому, безнадежному одиночеству.
Завершив речь этой длинной поучительной фразой, за которую, по-моему мнению, не стыдно было бы и Цицерону, я встала, тряхнула волосами и направилась к коктейлям.
— Зря ты так, — сказал он мне вслед.
Вообще-то, ругать Федю у меня особого права не было — позавчера я ныряла в его кровать, потом убежала без извинений и объяснений, а сейчас вот еще и ору. Может, я до сих пор злюсь на него за обман и коварство? А может, я сама перед собой оправдываюсь за то, что живу по Фединым правилам, а думаю — по другим…
Сделав вид, будто не услышала его последних слов, я отправилась к Андрею. Он как раз завис около бара, я его перехватила и утянула в глубь комнаты.
— Я в такой запарке, — пожаловался он. — Мы с первым каналом делаем сериал, а сценариста нет.
— А о чем сериал?
— О любви, — хихикнул он. — Ты бы видела, какие заявки мне присылают — конкурс маразма!
— А как так, сериал есть, а сценария нет? — удивилась я.
— Ну вот так, — вздохнул он. — Сделали опрос — не хватает качественного сериала про любовь. Спонсоров нашли, режиссера нашли, но все сюжеты — отстой. Невозможно работать!