Семь рыцарей для принцессы (СИ)

— Сойдет, — отмахнулся Рене и схватил с крайнего стола вазочку с крохотными глазированными пирожными.
— И все?!
— Ну я пленен твоей красотой и готов затискать тебя в ближайшем углу. Доволен? — Рене шутливо раскланялся и сунул в рот друга, приоткрывшийся для нового вопроса, пирожное. — Или реально нарываешься?
Герман поднес ладонь к лицу, пряча улыбку. Вроде эти двое дурачились как подростки, а былого раздражения уже не вызывали.
Когда накануне к ним в комнату пришел сам Вальтер Гротт, Герман не ждал от него ничего хорошего и не прогадал. Вальтер вытащил Германа в коридор и безапелляционно заявил, что пусть только тот попробует не прийти, и прозрачно намекнул на недавнее нарушение. Возражения не принимались, хотя кто, как не Гротт, должен был понимать его опасения. Оставлять Берта одного было нельзя, и, возможно, Гротт добивался именно этого. Только непонятно, зачем. И вот он здесь, среди шумной многоголосой толпы, разряженной в пух и прах. Пожалуй, только искренняя радость и оживление Берта хоть как-то оправдывали это опасное и глупое мероприятие. Юноша заранее подготовился и заставил подготовиться остальных, хотя Герман сразу предупредил, что не намерен веселиться и танцевать тем более!
— О чем задумался? — вкрадчиво спросил Рене, когда Берт унесся куда-то со счастливым видом, и они остались вдвоем. Мимо продефилировали две смеющиеся девушки с первого потока, обдав парней сладким ароматом духов. Тут бы Рене отстать с глупыми вопросами и устремиться за красотками, но рыжий на них даже не взглянул.
— А о чем, по-твоему, я должен задуматься? — осторожно уточнил Герман. Рене вздернул одну бровь:
— На лице же все написано, — он ухмыльнулся и карикатурно низким голосом пробасил, явно издеваясь. — “Как мне все надоело. Меня окружают идиоты. Хочу в комнату, оставьте меня в покое”. Так ведь?
— Так, — не стал отпираться Герман. Рене не нес угрозы, чаще всего он нес чепуху, но сейчас, похоже, решил поиграть во взрослого. Он приобнял Германа за плечи и наклонился ниже:
— Ты правда уверен в том, что сегодня Дженаро попытается убить красавчика? Мы ведь так не узнали, с кем он встречался.
Герман кивнул. Они уже обсуждали это перед выходом из общежития, хотя даже Гротту Герман не доверил своих подозрений.
— Уверен. Посуди сам, более удачного момента незаметно устранить одного из доброй сотни собравшихся студентов не будет. При удачном для него раскладе, убийца так же успешно скроется с места преступления, затерявшись в толпе.
Рене задумчиво пожевал губу:
— В принципе я с тобой согласен. Будь я на месте потенциального убийцы, не упустил бы такой возможности, как бал. Такая куча непонятного народу, за всеми не уследишь. Обмануть систему пропусков и войти без приглашения, пара пустяков, — и добавил безжалостно. — Сегодня я бы его и грохнул.
Герман вздрогнул, но тут же раздраженно спихнул руку рыжего с плеча:
— С ним ничего не случится, пока я ря… Где он? Куда он делся?
Тревога зародилась в груди и камнем ухнула в желудок. Он вцепился в кольцо на пальце, но не успел снять.
— Герма-а-ан! — Берт замахал им с другого конца зала, и тут прозвучал сигнал к тишине.
Погас свет, и на сцену, подсвеченную магическими огнями, взошли двое.
— Здравствуйте! Мы рады приветствовать вас в этот чудесный вечер в Училище военно-магических дисциплин Визании, — голос декана первого потока, Августа Мореску, легко перекрывал любой шум. — Каждый из вас по достоинству занимает свое место, и ваши индивидуальные показатели на инициации тому подтверждение. Я бы хотел от имени всего училища сказать…
Герман отвлекся, пытаясь взглядом отыскать в завороженно внимающей декану толпе белокурую макушку. Увы, Берт умудрился раствориться без следа.
— … пора предоставить слово моему уважаемому коллеге, декану второго потока, Савелию Кишману.
Савелий долго, но с чувством и хорошо поставленным голосом рассказывал о перспективах, которые ждут сегодняшних студентов в будущем, шутил и был собой, насколько это возможно, потому что Герман даже со своего места ощущал скуку, которая его одолевала. И не его одного, потому как Рене, стоящий рядом, уже откровенно зевал.
 
— Лучше бы директора показали, — пожаловался он. — Интересно же. Где вот он вечно пропадает?
Ответа он, само собой не получил, и украдкой зевнул в прижатый ко рту кулак.
Свою приветственную речь Кишман закончил немного раньше, чем курсанты и гости училища успели окончательно заскучать. А Герман, который слушал от начала и до конца, впитывая все, что проскальзывало между слов, в свою информационную копилку, неожиданно вздрогнул и обернулся.
В зал вошла Стефания и своим внешним видом произвела настоящий фурор — куда там неуловимому директору! Герман только подивился, где она достала мужскую парадную форму, точнее только низ от нее, потому что приталенный пиджак с выточками и белыми вставками очень красиво подчеркивал грудь и был определенно женским. Но среди наряженных в разноцветные платья девушек, Стефания смотрелась настоящей белой вороной.
Однако брюки, словно шитые на заказ, открыли взгляду заинтересованных то, что умело скрывали форменные юбки-карандаши — широкие бедра и (как услужливо дорисовало воображение Германа) аппетитную подтянутую попу. Герман мучительно покраснел, отгоняя от себя клубы мужской заинтересованности и ответной женской ревности странного болотно-коричневого окраса, настолько все смешалось в толпе.
— Вау, — прокомментировал Рене. — А она умеет произвести впечатление.
— Только не то, которое должна, — вздохнул Герман, потирая виски. Всеобщее оживление сильно давило на черепную коробку, блокатор накалился, не справляясь с нагрузкой, и Герман неожиданно ощутил страстное желание шлепнуть Стефанию по заду. Даже пальцы конвульсивно дрогнули.
Разумеется, желание было не его, оно принадлежало как минимум одному студенту в безумно дорогом и пышном камзоле, стоявшему позади Стефании, и еще нескольким десяткам парней, так что Герман сопротивлялся ему с трудом. Поэтому он и ненавидел масштабные мероприятия — способности менталистов были слишком избирательны. И совершенно непредсказуемы.
— Эй, Герман, ты чего? — заволновался рыжий.
— Черт! — прорычал Герман в ответ. — Черт! Черт! Черт! — и устремился в сторону Стефании, в надежде опередить наглого франта. Кажется, тот уже занес руку.
— Стефания, что ты тут делаешь? — начал он, схватив девушку за руку и уводя в сторону от похотливо глазеющих парней. Кто бы мог подумать, что девушка в брюках вызовет такой резонанс.
— Вообще-то это мероприятие для всех, — огрызнулась она и попыталась выдернуть руку, но Герман держал крепко, впитывая ее раздражение и пренебрежение, чтобы заглушить ненужные эмоции. И чтобы рука свободной не была.
— … в таком виде? — закончил он. Его не волновало, как он выглядел в ее глазах, ведь для нее в эту минуту совершенно ничего не произошло. Она даже не подозревала, что компания лощенных индюков, не сговариваясь, мечтала проверить, так ли упруга ее попа, как выглядит. Кстати об этом. Герман невольно скосил глаза, но тут же одернул себя и затряс головой.
Если бы он не вмешался, несколько парней бы уже оказались на больничных койках — Герман очень четко улавливал присутствие Ситри где-то в тени. А Стефания, привлекая к своей персоне совершенно ненужное внимание, рисковала себя рассекретить. Именно это привело его в чувство, уводя в сторону ненужные мысли.
— В каком виде? Нигде в правилах не указано, что запрещено являться на мероприятие в парадной форме!
— Стефания! В женской парадной форме — юбка! А не брюки!
 
— Что за дискриминация! — вспыхнула Стефания, и от ее привычной холодности не осталось и следа. — Или ты тоже относишься к этим?
Она не уточнила, кто были “эти”, но Герман ее понял. Выходцы из самых отсталых миров, примерно таких как Ландри, часто становились самыми ярыми приверженцами мнения, будто удел женщины — рожать детей и подчиняться мужчине. А хлебнувшие свободы в Визании девушки совершенно не желали исполнять вверенную им роль. В истории Визании этому явлению отводилось несколько параграфов, ибо оно успело спровоцировать не один конфликт.