Семь рыцарей для принцессы (СИ)

— А где наши девочки? — Альберт по-прежнему стоял рядом и, похоже, на самом деле переживал за их раздражающих соседок. — А вдруг они не справились? А вдруг с ними что-то случилось? Ты не думаешь, что…
— Тебе какое дело? — грубовато оборвал его Герман. — Ты хочешь учиться в УВМД? Тогда заботься в первую очередь о себе.
— Я не хочу, — Берт доверчиво заглянул ему в глаза и с осторожностью прикоснулся к раненой руке. — Не хочу заботиться о себе. Разве люди не должны думать о других? О тех, кого они любят?
Можно было бы передернуть его слова, высмеять, но Герман только упрямо поджал губы. Как легко было здесь до появления Берта. Или, может, Герман лишь внушал себе эту успокаивающую мысль, а на самом деле ждал, когда кто-то заставит его перестать притворяться?
— Ты такой… наивный, — проронил он, отворачиваясь, хотя давящие — такие искренние! — эмоции друга обнимали его со всех сторон.
— Спасательный отряд возвращается! — крикнул кто-то, и все в едином порыве обернулись к последнему из работающих телепортов. Спасательный? Герман переглянулся с Бертом, но тот пожал плечами.
Сноп сиреневых искр возвестил о скором перебросе. Овал телепорта озарился вспышкой, и во двор училища шагнула Стефания.
Девушка с видимым наслаждением втянула носом воздух, но тут же надсадно закашлялась, схватилась за грудь и согнулась пополам. Появившаяся следом Ситри поддержала подругу за плечи и что-то шепнула. Следом за ними вывалились Ролан с Вуди, оба грязные как свиньи, а Ролан еще и злой, почти как всегда. А вот последними двое спасателей вынесли накрытые курткой носилки. Кисть с коркой засохшей грязи безжизненно свисала вниз.
Берт вцепился в Германа, будто забыв, что боялся причинить боль.
Герман пытался нащупать эмоции человека на носилках, но… их просто не было.
— Он без сознания? — Берт сильнее стиснул пальцы на локте друга. — Как Рене, да?
Герман покачал головой.
— Прости. Он мертв.
— Его звали Свен, — двое бывших приятелей Ролана из команды Германа подошли к ним. — Мы провалили задание, но хотя бы живы, а он…
Медики обступили Стефанию, но она яростно отмахивалась от помощи. Ребра ныли, и все же она уже поняла, что перелома не было. Трещина, не больше. От такого не умирают, по крайней мере, не сразу.
— Прочь! — она вырвалась и проковыляла к скамейке. Внутри была зияющая пустота — она выиграла, она победила. Но почему нет радости? Потому что ее не приняли как лидера? Ее, кто учился руководить с пеленок?
— Bölvun! — смачно выругалась она излюбленным словечком Ситри. Облегчения это не принесло. — Bölvun, bölvun, bölvun!
— Стефания? — Берт заслонил собой свет и, наклонившись, протянул руку. — У тебя лицо в крови.
Она отшатнулась, избегая прикосновения. Омерзение от вида этой смазливой мордашки, этой милой улыбки, огромных, лучащихся сочувствием глаз скрутило внутренности в узел.
— Чего тебе надо? — прошипела она. — Убирайся.
— Но Фанни…
— Какая к демонам Фанни?! — она вскочила, едва не задохнувшись от боли, но не дернула ни мускулом. — Ты, бесхребетный червяк! Иди, поплачь на плече у своего самоуверенного дружка! Видеть вас всех не желаю!
Она размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.
Альберт потер щеку, грустно улыбнулся — да чтоб он подавился своей улыбочкой! — и потрепал Стефанию по голове. От такого обращения она даже растерялась. Не успела ударить уходящего нахала как следует. Вместо этого заплакала сама, от жалости к себе, к своей судьбе, от обиды и гнева. И совсем немного — от жалости к Свену. Он, в общем-то, был неплохим парнем. Точнее, Стефания его просто не замечала прежде. Был он или не был, сейчас он мертв, а его смерть еще аукнется всему отряду. И от этого Стефания пуще прежнего заливалась злыми отчаянными слезами.
В таком виде ее и нашли врачи и забрали в медицинское крыло. Стефания больше не сопротивлялась.
Берт видел, как ее увели. Погладил щеку, все еще горящую от не по-девичьи сильного удара, проводил девушку печальным взглядом. Вот дурочка, и когда только поймет, что не нужно защищаться от друзей?
 
— Идем, — к нему подошел Герман и положил руку на плечо. Заглянул в глаза и сразу все понял. — За что тебя ударили?
— Ты даже не спросишь, кто? — замялся Берт. В теории он понимал, что надо как-то ограничивать свои эмоции, чтобы не мучить эмпата, они с Германом как-то обсуждали тему его способностей. Напрямую это не прозвучало, но Берт уверился, что его несдержанность иногда ранит Германа. Но одно дело хотеть сдержаться, а другое — суметь.
— Если бы тебя ударила Ситри, мы бы с тобой встретились в больничном крыле, — усмехнулся Герман. — Стефания — птица не нашего полета. Лучше просто не лезь к ней, переделать все равно не получится. Да и не к чему.
Берт был с ним категорически не согласен, но по привычке не стал озвучивать свое мнение вслух. Иногда мысленно он вел с другом пространные споры, но ни разу не решился сделать этого в действительности, все равно Герман для него был слишком умен.
— Да, Герман, — уныло согласился он и отвел глаза.
Измученные курсанты полагали, что теперь им дадут заслуженный отдых, но как бы не так! Спустя час, после всех необходимых проверок и медицинских процедур явился сам куратор практики, Дамиан Эрно. Он критическим взглядом окинул грязную, потную, местами окровавленную толпу, скривился и негромко выдал:
— В помывочную. Всех. Срочно.
Берт как обычно ничего не понял, но заранее испытал ужас перед этим загадочным местом, а Герман устало приложил ладонь к лицу и покачал головой. Специально он не старался, но от учителя исходило тщательно подавляемое беспокойство, источник которого, увы, юный эмпат различить не мог. То ли в силу неопытности, то ли это в принципе было невозможно. Герман попытался ненавязчиво просканировать Эрно, неловко обходя прилипчивые эмоции собравшихся, что уже само по себе сложно. Но тут рядом с куратором возник учитель Гротт, и Германа отрезало так резко, что он пошатнулся и удержался на ногах только благодаря отирающемуся поблизости Альберту.
— Что случилось? — Берт как-то странно дернулся в его сторону, и Герману показалось, что тот всерьез планирует подхватить его на руки. Пришлось срочно отпрыгнуть в сторону, наплевав на головокружение.
— Ничего, — он вернул себе былое самообладание. — Слышал приказ? Идем мыться.
По дороге заскочили в комнату за чистыми вещами. К счастью, никто не гнал их в купальню строем, хотя время на гигиенические процедуры регламентировали — полчаса. Берт тогда еще возмутился: “Да кто успеет помыться за полчаса?! Да тут же народу не перечесть!” Тут он был не совсем прав, однако в предбаннике собрался весь первый курс второго потока. То есть абсолютно весь.
— Я что-то не поняла? — послышался в сконфуженной тишине громоподобный голос Ситри. — Мы что, с парнями в одном тазу сидеть будем?
Кажется, никто не планировал сидеть в одном тазу конкретно с ней, поэтому и ответа она не дождалась. Рене плотоядно облизнулся — уже подлатанный врачами и медмагами — и выдал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Коль уж проживание у нас смежное, то чего теперь стесняться-то? Раздевайтесь, девочки.
В рыжего нахала полетело чье-то полотенце, потом еще одно, пока не начался форменный курятник. Девушек хоть и было меньше, шум они издавали несоразмерный количеству. И только две из них никак не участвовали в скандале.
Герман специально встал поближе к выходу, там потасовка его не задевала. Он видел, как Дзюн Мэй повернулась ко всем спиной, скинула халат по пояс и ловко завернулась в огромное белое полотенце. Халат упал к ногам, и где-то в груди у Германа болезненно екнуло, непривычное чувство, но, кажется, приятное. Дзюн накрутила волосы на шпильку, заколола на макушке и вошла в купальню.
 
Ситри тоже плюнула на внезапно разгоревшуюся “войну полов”, закрыла подругу от посторонних глаз и помогла раздеться. Время меж тем шло, полчаса истекали.