Последыш. Книги I и II (СИ)

— Я крайне сожалею, дамы и господа, что прерываю разговор на столь занимательную тему, — сказал он, — но мы с Ингваром Сигурдовичем вынуждены вас покинуть.
Бармин тоже встал, хотя и не знал пока, в чем там дело, и вслед за Федором вышел из трапезной. Он думал, что как только они останутся наедине новый друг, — а возможно, и родич, — расскажет ему в чем причина такой поспешности. Но князь молчал все то время, пока они шли по коридорам и переходам крепости, и заговорил только тогда, когда за ними двоими закрылись оборудованные тамбуром двери его кабинета.
— Читай, Ингвар! — протянул он Бармину первый документ.
Это была факсимильная копия официального завещания княгини Кемской, вернее той его части, которая напрямую касалась Ингвара Менгдена. В документе, в частности перечислялись какие-то незначительные суммы, завещанные Ингвару, так же как архивные документы и предметы, относящиеся к истории рода Менгденов, и, в частности, все документы, фото и киноматериалы, и немногочисленные, случайно оказавшиеся у нее, — так в тексте, — драгоценности, связанные с жизнью его матери Хельги Бирон графини Менгден.
Однако гораздо интереснее был следующий пассаж, внесенный в текст завещания всего около месяца назад:
«В случае моей преждевременной смерти, наступившей в течение трехлетнего срока, считая с сегодняшнего дня, все принадлежащие лично мне титулы, — графиня фон Нойвид и герцогиня Бирон, — а также все мои вотчины и имения (за вычетом земельных участков и домов, оговоренных специально), и мое состояние в ценных бумагах и денежных средствах (за вычетом сумм, оговоренных специально) переходят к моему внуку Ингвару Менгдену сыну Сигурда и Хельги Менгден при условии, что он возьмет в жены княжну Ольгу Федоровну Кашину (коли та еще не будет замужем) с передачей ей титула графини фон Нойвид. Если же Ингвар Менгден не возьмет в жены Ольгу Кашину, титул все равно переходит к ней вместе с оговоренными выше имениями и денежными средствами, тогда, как герцогская корона остается у Ингвара Менгдена…»
— Даже не знаю, что сказать… — Голова от подобного рода новостей идет кругом даже у более опытных людей, а Бармин, если честно, всего лишь профессор по кафедре психиатрии, но никак не герой романа, который всегда знает, что и как надо делать, как и с кем говорить. Он обычный человек, попавший в историю. Не больше, но и не меньше. К тому же за очень короткое время на него свалилось слишком много всего, и это «все» так просто не разберешь и не осмыслишь, даже если у тебя семь пядей во лбу. Еле-еле привык к новому телу и мертвому городу Барентсбургу, и вдруг разом оказался в совсем другом мире, в иной среде. Невозможный в его прежнем мире старинный замок, вписанный в знакомый пейзаж, незнакомая, непривычная и, в принципе, чужая бабушка, такая же по сути родня, — частью равнодушная, частью — враждебная. И, разумеется, все эти «тайны Мадридского двора», красавицы-невесты и не меньшие красавицы в любовницах, невероятные титулы, тайные завещания и, наконец, война — не война, но боевые действия довольно серьезного масштаба. Первое нападение на замок княгини Кемской оказалось для Бармина отнюдь непростым испытанием, но второе попросту его убило. В прямом и переносном смысле этого слова. Пережить собственную смерть, встречу с самой настоящей богиней и воскрешение — оказалось не просто трудно. Это был странный опыт, способный или уничтожить человека, или, напротив, перековать его, превратив в кого-то другого. Ингвар надеялся, что именно это с ним и произошло. Воскрес — считай переродился. И все-таки, все-таки… Такое обилие событий следует, как минимум, переварить, с ним надо переспать, его нужно принять. И только Бармин оказался наконец в тихой гавани, только-только начал приходить помаленьку в себя, готовясь к следующей схватке, — которая, уж верно, не за горами, — как вдруг оказался условным наследником довольно большого состояния и двух отнюдь не скромных титулов.
— Я бы на твоем месте женился, — прервал его размышления Федор. — Ты ведь язычник, можешь иметь столько жен, сколько захочешь.
 
— Три, пять, или семь, — автоматически поправил его Бармин.
— Перейти что ли в язычество? — усмехнулся Федор. — Жаль не получится. Катька меня насмерть загрызет. Ты не смотри, что она Дюймовочка, так врезать может, что никому мало не покажется! А если серьезно, что тебе мешает? Деньги и титулы еще никому лишними не стали. Ты с этой Ольгой хоть знаком?
— Знаком. — В голове по-прежнему ощущался какой-то «неорганизованный» сумбур, и не приходило на ум ни одной связной мысли, не говоря уже о стоящих идеях.
— Ну, и как она внешне? — между тем продолжил свои расспросы Федор.
— Красавица, — коротко ответил Ингвар, потому что так и обстояли дела: Ольга Кашина являлась первостатейной красавицей. Черные волосы, синие глаза и все остальное тоже при ней.
— Тем более, женись!
— Она дочь человека, который хотел убить и меня, и Варвару, — попробовал Бармин объяснить сложность своей ситуации. — И наверняка продолжит свои попытки.
— Грустно, — кивнул ему Федор, — но что-то мне подсказывает, что, если поставить княжне такое условие, она с родителями порвет. Ты ей, скорее всего, будешь куда интереснее, тем более, если к тебе прилагаются титул и состояние.
— Скорее всего, — согласился Ингвар, пытаясь представить, как бы это гипотетическое будущее могло выглядеть.
— Так, о чем тогда думать? — усмехнулся Федор.
— Да, вроде, не о чем, — не стал спорить Ингвар, — но все это случилось как-то уж слишком неожиданно и скоро.
«Но, в принципе, удачно, поскольку Фортуна явно на моей стороне, и плюшки с неба так и сыпятся. Как там это называлось в русской фэнтези? Рояли в кустах? Они и есть!»
Впрочем, был такой термин или нет, не в этом дело. Суть в том, что с этими «роялями» придется жить, и, как поладят между собой все эти женщины, никто не знает и даже не может предсказать. А ну как передерутся?
— Тут, правда, есть одна проблема, — нарушил его мрачные размышления Федор.
— Какая? — взглянул он на приятеля, не ожидая, впрочем, ничего хорошего. Он уже стал привыкать, что нет бочки меда без ложки чего-нибудь гадкого: когда дегтя, а когда и говна.
— На состояние княгини имеют виды родственники ее покойного мужа. За небольшими исключениями, — передал он Бармину следующий документ, — это ее личное состояние, и к Кемским оно прямого отношения не имеет. Однако, не будь на горизонте тебя и Ольги, все, — ну, или почти все, — могло бы перейти к ним.
Бармин уже просмотрел наперво документ, представлявший собой отчет о процедуре оглашения завещания. Там, судя по словам свидетеля, разгорелась нешуточная баталия. И воевали не одни только Кемские. С заявлениями, оспаривающими последнюю волю покойной, выступили две кузины и кузен по линии Биронов и какой-то левый тип, утверждавший, что имеет право претендовать на титул графа фон Нойвид. Все это были, разумеется, пустые слова и дешевые угрозы, — в том, что касалось юридической стороны дела, — но ряды его врагов явно увеличились. И, если все эти уроды, начнут не только таскаться по судам, но и стрелять, мало не покажется ни ему, ни Варваре, ни Ольге.
«Вот же твари! То одни, то другие… Теперь вот третьи нарисовались…»
«С датчанами тоже надо что-то решать, — подумал он о своих недругах и конкурентах, — И еще эта чертова Союзная рать…»
— Вижу, ты оценил масштаб бедствия…
— Но я не обязан принимать наследство, — попробовал Бармин на вкус страусиную политику.
— А смысл? — спросил Федор. — Тебя все равно будут пытаться убить. Ну, или попробуют вынудить отказаться от титула в пользу кого-то другого. То же самое с этой твоей Ольгой.
«Пока что не моей, но да, жалко девку!»
О себе Ингвар все знал наперед. Он бы, может быть, и отказался от наследства, да нельзя: отказ — это признак слабости, а значит, и потеря лица. То есть, титул придется принять. А от убийц, соответственно, защищаться. Одним врагом больше или меньше, ничего не меняет. Другое дело — Ольга. У нее нет такой крепости, как Усть-Угла, и своей дружины тоже нет, и совершенно неизвестно, впишется ли за нее в этом случае князь Кашин или кто-нибудь еще. Но и жениться на ней, чтобы защитить, ему не очень-то хотелось.