Последний снег

— Что ты творишь?
Габриэль не ответил. Склонившись над стариком, он шарил по его одежде. Темная кровь стекла из носа Видара на грудь. Сквозь приоткрытые веки поблескивали белки глаз. Головой он лежал в луже, вода заливала уши и тонкую желтую шею.
У Лиама подкосились колени. Он схаркнул на землю кислую мокроту, собравшуюся в горле. Перед глазами все плыло. Попытался сфокусировать взгляд на Габриэле. Лицо брата, проверявшего карманы, было совершенно спокойным. Отец после вспышки ярости тоже быстро приходил в себя. Пока Лиам прислушивался через дверь ванной к всхлипам матери, он спокойно попивал пиво в кресле.
Габриэль переступил через мертвого старика, подошел к Лиаму и занес руку. Лиам съежился, ожидая удара. Но вместо этого брат положил руку ему на спину и подтолкнул вперед.
— Шевелись давай, надо сматываться!
Они побежали под крики птиц над головами. Лиаму казалось, что в утреннем свете их видно как на ладони. Он бежал так, словно за ним гонятся, удивляясь, что ноги еще держат, что страх не сковал все члены. Тошнило, но он не замедлил бег. Габриэль едва поспевал за ним, то и дело поскальзываясь на мокром мху. В голове билась одна мысль — нужно выбраться отсюда. Прочь от мертвого старика. Прочь от Габриэля.
Он пришел на рассвете. Золотистый свет проникал в детскую. Тени сосен метались по стенам. Ветер жалобно свистел на чердаке, как будто ребенок плачет. Она натянула одеяло повыше. Чувствовала его присутствие за дверью. Слышала, как он переминается с ноги на ногу, как ему не терпится войти. Она зажмурилась, и увидела их молодыми. Темные волосы матери падали ему на плечо, они танцевали и улыбались, одной рукой он сжимал ее талию. Кружились и кружились в танце, пока мать не поднялась вверх, как цветок, сорванный ветром, не растворилась в воздухе. Вместо нее у него на руках оказался ребенок, крепко прижатый к впалой груди. Он укачивал младенца, расхаживая по скрипучему полу, лицо опухло от слез. Вдруг ребенок стал расти, постепенно превращаясь во взрослую женщину.
Она повернулась к солнцу и открыла глаза, не желая видеть, что будет дальше.
Когда Лив проснулась, казалось, весь дом, затаив дыхание, ждал рассвета. Это был тот зыбкий момент между ночью и началом дня, когда сложно различить, где сон, а где реальность. Она бесшумно прошла по холодному полу к накрепко запертой двери и осторожно взялась за ручку, не желая тревожить тишину. В коридоре было темно, только из-под двери сочился слабый свет. На цыпочках подкралась и прижалась ухом к двери, прислушалась. Подавила желание заглянуть в щелку, как часто делала, когда Симон был маленьким. Хватит уже, пора перерезать пуповину.
Видар еще не встал, хотя ранние пташки уже пробовали голоса на березах.
Лив выпила стакан воды, любуясь дымкой, поднимающейся над лесом. Сны не дали ей выспаться как следует, и она уже подумала вернуться в кровать, когда услышала приближающийся шум мотора. Вытянулась и увидела в окно, как незнакомая черная машина карабкается на холм, разбрасывая гравий. На повороте завязла в глине, заюзила, чуть не задев их шлагбаум, и на бешеной скорости понеслась в сторону шоссе, оставив в грязи глубокие колеи. Эта машина точно не из их деревни, Лив никогда ее не видела.
Она вернулась в постель и уснула под птичьи трели. На этот раз кошмары ее не беспокоили.
Лиам не чувствовал руля под руками и плохо представлял, куда едет. В машине стоял запах крови. Габриэль что-то орал с пассажирского сиденья, но Лиам не мог разобрать слов. Внезапно брат перегнулся через Лиама и схватился за руль. Машина, крутанувшись, чуть не свалилась в канаву.
— Остановись у дома, — приказал Габриэль. — Что?
— Надо деньги взять. Мы ведь за этим приехали, разве нет? Остановись у шлагбаума.
Лиам оттолкнул брата и поддал газу. На холме возвышался дом Бьёрнлундов. В утреннем свете у него был совсем уж убогий вид.
Габриэль натянул шапку с прорезями. Одной рукой он держал «глок», второй пытался вырвать у брата руль, при этом сопел и пыхтел, как бык перед случкой. Лиам, подстегиваемый адреналином, смешанным со страхом, слепо бил его по руке. У него было ощущение, что все кончилось, что он лежит в яме, а сверху сыплются комья земли. Что его, живого, хоронят вместе с мертвым стариком.
 
Он проехал шлагбаум, чуть не задев его, и покосил на дом. Какие деньги? До денег ему дела не было. Они сделали большую ошибку. Человек мертв, и это их вина. Пот заливал глаза, он едва различал дорогу, но продолжал гнать автомобиль прочь из этого чертова леса. Взгляд брата был совершенно безумный, в прорезях маски полыхал черный огонь. Ну и пусть. Лиаму было ясно только одно: ни в коем случае не останавливаться, нет. И даже когда Габриэль направил на него пистолет, он не снизил скорости.
Когда она снова проснулась, в доме было тихо. Солнце ярко светило сквозь занавески. Опустив голову на подушку, прислушалась. Странно… В доме царила гробовая тишина: ни радио, ни разговоров, ни ругательств, — и от этого стало тревожно. Она вскочила с кровати и выглянула в коридор. Дверь в спальню Симона закрыта. Из кухни доносилось едва слышное жужжание холодильника. Лив спустилась по лестнице и с удивлением отметила, что Видар не пил кофе и не забирал утреннюю газету. Внизу ее встретила только собака, изголодавшаяся по общению.
— Папа? Ты встал?
Голос разнесся по пустому дому. Она представила, что он лежит там, в своей комнате, остывший, с глядящими в никуда глазами.
Но в комнате отца не было. Включив свет, Лив увидела небрежно накинутое на постель покрывало — отец создавал только видимость порядка, прикрывающего хаос. То же отношение у него было и к гигиене. Мылся он редко — пару раз в год принимал душ. Считал, что костер и лес очищают его лучше любого душа. Не очищают — запашок свидетельствовал об обратном.
Она подошла к окну. Деревья шептались снаружи — о чем?
В убогую комнатушку Видара она не заходила уже давно, и у нее сдавило грудь. Скрипучая кровать с продавленным матрасом не по размеру. Сложно представить, что когда-то это было супружеское ложе. На тумбочке пожелтевшее свадебное фото, улыбалась на нем только Кристина.
Через спинку кровати были перекинуты рабочие штаны Видара, все в пятнах. Но самого и след простыл.
— Папа?
Вздымая клубы пыли, прошла к шкафу, открыла дверцу и отодвинула вешалки с одеждой — там, в глубине, скрывался сейф. Хитро прикрученный к полу, косился на нее своим единственным глазом — кодовым замком. Ей комбинацию цифр отец не раскрыл. В том, что касалось денег, он никому не доверял.
Захлопнула дверцы шкафа и снова позвала отца. Но на ее зов откликнулась только собака, радостно прибежавшая из кухни. Замерла на пороге и вопросительно уставилась на Лив.
— Где твой хозяин?
Ответом было добродушное виляние хвостом и стоящие торчком уши. Сердце сжалось. Видар редко ходил куда-то без собаки.
Куртки на вешалке в прихожей не было. Открыв входную дверь, Лив высунулась наружу и позвала отца. Ее крик разнесся по деревне. Собака прошмыгнула мимо нее и бросилась к дереву пописать. Лив показала ей в сторону леса и приказала искать хозяина. Собака была старой и точно не полицейской ищейкой, поэтому, не поняв команды, виновато покосилась на нее.
Вернувшись в кухню, Лив нашла там босого Симона.
— Мам, что случилось? Что ты кричишь?
— Дедушка пропал.
— Как это пропал?
— Он не пил кофе. В кровати его нет. Как сквозь землю провалился.
Симон огляделся по сторонам с таким видом, будто Видар сидит в углу, а они его просто не заметили. Снаружи залаяла собака, они бросились к окну и увидели, как она кружит по желтой траве.
— Райя на улице.
— Это я ее выпустила.
— Странно, дедушка всегда берет ее с собой.
Это она и сама знала.
Лив сварила кофе. Мимо дома проехал квадроцикл Дугласа Мудига. Она махнула соседу рукой из окна. Непонятно было, видел он ее или нет. Симон вернулся из душа и сидел за столом с мокрой головой, вода капала на стол. Сегодня его взгляд был прикован не к экрану телефона, а к лесу за окном. Пока они пили кофе, Райя закончила свой моцион и легла на веранду ждать хозяина.