Малакай и я (ЛП)

— Оу, называется...
— Я не знаю, что ты заказываешь.
— Я позвоню Питу.
— Кто такой Пит?
— Кто бы еще мог быть Питом, если мы говорим о закусочной?
— Эстер, я не очень схожусь с людьми. Это скажется на твоем маленьком блоге, если люди будут думать, что я засранец?
— Так ты и есть засранец!
— Но даже засранцам надо что-то есть... ха...
Не переставая смеяться, она высунулась из окна, что было очень забавно, и я не смог сдержаться и стал смеяться вместе с ней.
Она замолчала и вся помрачнела.
— Ты только что назвал фансайт, который я создала для твоего творчества и который сейчас насчитывает больше двух миллионов человек, моим маленьким блогом? — спросила она, стоя по струнке со спущенным по плечам одеялом.
— Прости, не могу отвечать на твой вопрос, когда у тебя такая прическа. — Я снова засмеялся.
— Отлично! Я причешусь, и сможем как следует побороться...
— Здесь есть кто-нибудь? — я проговорил это в кулак, посмотрел наверх и поднял руки к ее лицу, словно она была антенной. — Эстер, поверни голову, сигнал плохой.
— О-ох-х! Ты... Что ты как маленький! — Она захлопнула окно, а я усмехнулся и потянулся дотронуться до роз.
— Шелк.
Она посадила под окном шелковые розы... осенью. В этом не было смысла, как и Эстер ничего для меня не значила, так что почему бы не принять все просто, как оно есть. Они насыщенно красные, почти кроваво-красные. Они напомнили мне о... потянувшись к шраму у глаза, я пытался не обращать внимания на то, как раздражающе он запылал. Но воспоминания прорывались на поверхность. Я не хотел снова проваливаться в темноту.
Ох...
12 мая 1781 — Гуанахуато, Новая Испания8
— Всего одну? — спросила женщина, отрезая мне цветок.
Улыбаясь, я кивнул, поднимая розовую розу из букета, затем потянулся за деньгами, но в кармане нащупал только дыру.
— Карлос, это всего один цветок. Ступай.
— Ты уверена?
— По мне скажешь, что я голодаю? — спросила она, и я усмехнулся, зная, что она подшучивает над собой.
Вместо ответа я выказал ей признательность и направился дальше по узкой, вымощенной булыжниками улице. По пути меня окружали красные и желтые стены апартаментов, и вскоре я остановился перед своей дверью. Я посмотрел наверх на ее балкон, не в силах сдержать улыбку. Я бы так и стоял там оцепенело, если бы не начали подходить другие люди. Поднявшись по лестнице, я зашел в свои покои и тут же вышел на балкон. Она была так рядом... один небольшой прыжок, и я буду с ней.
— Скоро, дорогая, — прошептал я, положив розу на перила ее балкона.
— Как скоро?
Я посмотрел наверх и увидел ее в проходе. Ее волнистые каштановые волосы спадали на плечи, и, глядя на меня своими прекрасными глазами, она обхватила себя руками и сделала шаг вперед. Коснувшись розы, она подняла ее и вдохнула аромат.
— Долго ли еще, Карлос? Давай уедем. Давай убежим сейчас.
Я только хотел ответить, как услышал, что ее зовет низкий голос.
— Ана? Ана, где ты?
Ее глаза стали шире, я устремился в свои покои, наблюдая, как резко она повернулась, что роза выпала из ее рук и упала вниз на улицу.
***
— Ты в порядке?
Стряхнув наваждение, я отошел прочь от цветов.
— Малакай?
Повернувшись на звук ее голоса, я увидел, что она переоделась в узкие темные джинсы, коричневые ботинки и плотный, красный, вязаный свитер. Волосы... Не знаю, что она сделала, но лишь недавно они были всюду, а теперь она оформила их в массу чудесных локонов, спадавших ниже плеч.
— Долго я тут стою?
Она нахмурилась, подошла ближе и наклонилась ко мне.
— Снова воспоминание? Ты трогаешь свой шрам, только когда они на тебя находят.
Она заметила? Я забыл, что по большей части так и было.
— Я в порядке. Готова?
Она кивнула.
— Прости, что я так долго.
Я бросил взгляд на часы... я простоял тут в оцепенении больше получаса. Поэтому и ненавидел узнавать точное время. Как только узнавал, сразу понимал, сколько проиграл в битве с собственным разумом.
 
— Малакай.
— Да. — Я взглянул на нее. — Поразмыслив, я решил ограничиться кофе...
— О нет, не надо. Тебе обещали еду — будет еда. Пойдем... постой, ты собирался идти туда пешком? — спросила она, осмотрев мою одежду.
— Да.
— Хорошо. Я возьму велосипед. Я бегаю только под угрозой смерти.
— Подожди, что? — просил я, провожая ее взглядом к велосипеду. — Под угрозой?
— Ага. — Она села на велосипед и наклонилась в одну сторону. — У нас в Нью-Йорке есть суперспособность. Мы просто расставляем руки и внезапно колесница приходит в движение и несет тебя, куда душа пожелает.
— Ваш сарказм зафиксирован.
Она улыбнулась и оттолкнулась.
— Поймай меня или...
— Или?!
— Или я разбужу тебя в три часа ночи просто ради прикола!
Я знал, что она шутит. Тряхнув головой, я побежал за ней по дороге, а она привстала над сидением и крутила педали так сильно, как только могла, что ветер врывался в ее каштановые локоны.
Вот так просто я снова забыл о своем шраме.
ГЛАВА 11. ХОРОШИЕ ЛЮДИ
МАЛАКАЙ
— Там сзади все нормально? — Я обернулся и увидел, что Эстер смотрит на меня. Она налегала на педали со всей силой, когда я начал догонять ее, и вот спустя двадцать пять минут мы добрались почти до окраины города, и ей дышалось намного тяжелее, чем мне. — Ты, кажется, недавно говорила, что я не в форме?
— Как тебе удается почти даже не вспотеть?
Она остановилась у обочины.
— Я часто бегаю, и обычно намного дальше.
И намного быстрее, но не нужно было ее этим расстраивать.
— С каких пор? С момента моего приезда ты был отшельником. В городе тебя называют горбуном из Нотр-Дама.
Я смотрел на нее растерянно, так, что она ошибочно подумала, будто я оскорблен, поэтому добавила помягче:
— И я сказала им, что это очень грубо и что у тебя всего лишь простуда.
— Меня не задело.
— Уверен? — Она оперлась на руль, пристально вглядываясь в меня. — Потому что хоть рот и говорит «мне все равно», на лице написано «какого черта?».
— Как проницательно. Но и лицо, и рот, как он есть на лице, говорят именно это: мне все равно. Я просто сбит с толку тем, что люди считают диснеевскую версию горбуна каноном. Виктор Гюго — единственный, кто верно записал одну из наших историй.
Она открыла рот и взглянула на меня карими глазами, готовыми сорваться в слезы.
— Это тоже был ты?! — с жалостью выдохнула она. — Серьезно?
— Да. Серьезно. Поэтому я и не задет.
Да и как можно? Я на самом деле был горбуном из Нотр-Дама.
— Вообще-то в студии Дисней меня обидели больше. Они полностью изменили историю, закончив ее счастливо, но счастливый конец там даже не для Квазимодо, а для Феба де Шатопер, из-за кого на самом деле повесили Эсмеральду. А он не спас ее, хотя мог. Вместо этого он смотрел, как она умирает, и женился на своей невесте, с кем он и был все время. Вот кого Дисней сделали ее настоящей любовью. Горбуну не может достаться красавица, потому что он по-прежнему монстр, хоть и хороший парень, поэтому взамен он получает овации города. Ему не нужен был город, ему была нужна она. Поэтому к черту Дисней и их долго и счастливо.
— Ну, хорошо, — прошептала она, слезая с велосипеда, чтобы идти рядом со мной. Теперь я был недоволен. Я не хотел заканчивать разговор так неуклюже, но... Я терпеть не могу этот фильм. Я не могу вынести его насмешку.
 
Думаю, она погрузилась в мысли. Стала тихой. Она молчала; было слышно только, как вертятся колеса у велосипеда. По этой причине я и людей не любил — они не понимали. Никто не понимал... кроме нее. А я не мог попасть к ней.