Малакай и я (ЛП)
— Говорила же, что он романтик, — прошептала я, осторожно собирая осколки. Девятьсот девяносто девять раз он любил ту же женщину, единственную в мире, предназначенную для него. Печально не то, что они умирали. Печально то, что он не замечает, что она любила его в ответ, все девятьсот девяносто девять раз она любила его, даже зная, что это погубит обоих, а теперь он решил отвергнуть ее. Вот что печально.
Может, они снова встретятся?
Постой, ты, правда, искренне в это веришь?
— Черт. — Я посмотрела вниз и увидела, что порезала палец о разбитую тарелку. Положив палец в рот, я быстро выбросила осколки в мусор и все убрала.
Не важно, верила ли я в это. Он верил, и потому так страдал.
ГЛАВА 8. МИР ЖИВЫХ
МАЛАКАЙ
БИП...
БИП...
БИП...
— Что за…
— Восемь утра.
— Ахх! — зашипел я, когда солнце ударило по глазам, заставляя меня перевернуться. — Уходи... — не договорил я, когда почувствовал запах омлета, картофельных оладий, бекона, французских тостов, но что лучше всего — кофе. Открыв глаза, я увидел еду на подносе прямо перед носом. Я был так заворожен этим, что сначала даже не заметил ее саму, пока она не поставила голубого мишку-оригами рядом со столовыми приборами, которые она не просто принесла, но еще завернула в салфетку.
— Вставай и ешь, пока не остыло, — приказала она, отходя от подноса и исчезая в моей ванной в своих темно-зеленых легинсах с белыми надписями «Либер Фоллс» по бокам.
— Ты что, черт возьми, делаешь? — спросил я, пораженный обстановкой, мало похожей на мою спальню. Она была безукоризненно чистой. Я не думал, что дерево может блестеть, и все же пол в спальне был таким идеальным, что, уверен, в него можно было смотреться... Я резко посмотрел в сторону.
— Где мои картины?!
Из ванной показалась ее голова.
— В студии.
— Студии? Какой студии?
— Пустая комната рядом с гостевой. Еще я распаковала там оставшиеся коробки.
Там был чердак... постой, нет.
— Ты не можешь просто так уносить мои вещи…
— А ты не можешь просто так умереть, — отрезала она, хватая мусор из ванной и направляясь к двери. — Ты живой. Ты можешь хотеть умереть. Ты можешь чувствовать, будто умираешь, но ты, Малакай Лорд, живой. И я несу за тебя ответственность. Я приехала сюда не в отпуск. А потому что обещала деду, что помогу тебе создать твое самое лучшее произведение. Однако, за неделю, что я здесь, ты не написал ни строчки. Ты даже не знаешь, какой сегодня день, если на то пошло.
— Мне удавалось хорошо писать и жить на полную…
— Какой сегодня день? — спросила она, уставившись на меня своими карими глазами. Волосы собраны в тугой кудрявый хвост.
— Я не должен тебе отвечать. Это мой дом…
— Не-а. — Она достала телефон и прочла: — Объект #283, Либер Фоллс, Монтана. Собственник: Издательство «Пенокси». Арендатор: Малакай Лорд. Я отправлю тебе договор, который ты, вероятно, не читал.
Я услышал, как мой телефон завибрировал на полу, но не взглянул на него, пока она продолжала командовать.
— Этот дом не твой. Это дом моего деда, человека, который заботился о тебе с детства. Я не позволю обращаться с ним так же плохо, как ты обращаешься с собой. Книги, которые ты пишешь, тоже собственность издательства «Пенокси», и возможно, тебе плевать на твою работу. Но мне — нет. Миллионам других людей — нет. И мы обещали им, что в следующем году у тебя выйдет новая книга. Я подтвердила это в сети. Поэтому если нужно кормить тебя с ложечки, я буду. Если нужно нести тебя на спине, я понесу. Не ради тебя. Но ради дедушки и всех женщин, с которыми я подружилась и которые ждут тебя. Я не собираюсь их подводить!
Она говорила, не переставая плакать, и мне страшно захотелось убраться от нее подальше.
Она вытерла глаза рукавом своего свитера цвета малины и корицы.
— Чего смотришь? Ешь! Присоединяйся к миру живых. Мне пришлось съездить в город, чтобы сделать этот завтрак.
— Ты брала мой байк?!
— Нет. Я купила велосипед, пока ты пытался врасти в кровать! — прокричала она в ответ. — И спасибо за твою признательность. Я иду выносить мусор!
На выходе она пробормотала что-то на языке, которого я не знал. Я ненадолго остолбенел и затем медленно дал кровати снова себя поглотить. Дотянувшись до тарелки, я взял кусочек бекона.
— Будь я проклят.
Вкусно... очень вкусно. Я стал набивать рот, словно дикарь, в два укуса съел тост и, потянувшись за вилкой, снова заметил акварельно-голубого мишку-оригами.
Открой меня.
Я бережно открыл его, где по центру прочел ее иронично вежливую записку.
«Закон Гэвина: Живи, чтобы начать. Начни жить». — Ричи Нортон». (Прим. пер.: Ричи Нортон (Richie Norton) — американский автор, бизнес-тренер, консультант по развитию международного бизнеса). Сначала я прочел цитату, а под именем автора — ее инструкции:
«Шаг Первый: Поешь. Шаг Второй: Побрейся и, пожалуйста, прими душ. Шаг Третий: Оденься удобно для прогулки».
Бессознательно я потрогал длину бороды на обросшей щеке.
Бросив листок, я схватил вилку и все быстро съел... привычка, от которой я, судя по всему, не смогу отказаться. Почему? Не знаю точно. Добравшись до кофе, я начал пить его как обычно, но меня чуть не стошнило.
— Что за…
— Без кофеина. — Она прошла ко мне в комнату, как к себе домой... что ж, видимо, она так и думала, хотя я уверен, Альфред не планировал, что она будет использовать этот факт против меня. Так как я мог собраться и уехать в любое время, жилье для меня снимал Альфред, чтобы не было бумажной волокиты, если я действительно захочу исчезнуть.
— Если без кофеина, то это не кофе.
— Тебе вредно пить кофе.
— Мне жить вредно.
Она скорчила гримасу.
— Это потому что ты неправильно живешь.
— Серьезно? И что сделало тебя экспертом по стилю жизни…
— Я стала открытой. — Она села напротив меня и поставила на поднос бутылку воды. — Не нужно быть засранцем, если тебе плохо. Каждому было или бывает по-своему плохо…
— Но не так. Ты даже не представляешь…
— Моя мать пыталась меня убить, когда мне было пять, — выпалила она и потянулась за тостом на моей тарелке. Я замер. — Я мало помню, оградила себя от этого. Помню только, как она говорит, что пора купаться, и когда я залезла в ванну, она держала меня под водой.
— Я... — Я не знал, что ответить на это.
Она медленно покачала головой, дожевала и проглотила.
— Ты знаешь, как... хотя, скорее всего, ты не знаешь, но дети успешных людей Голливуда... некоторые из них ведут себя не очень хорошо, когда вырастают. Кто-то говорит, это давление, другие говорят, это все деньги и отсутствие контроля. Наркотики, пьянки, вечеринки... в семнадцать лет ее изнасиловали. Она не знала, кто или сколько раз. У дедушки было разбито сердце, и он посвятил ей свое время, пытаясь помочь. Он пытался найти тех людей, но никого не нашел, а когда она узнала обо мне, захотела сделать аборт. Она попросила денег якобы на процедуру, но вместо этого спустила их на наркоту. Она использовала меня, чтобы выманить деньги у деда еще до того, как я вообще родилась.
Эстер глубоко вдохнула и снова расслабилась.
— Я полагаю, она думала, что может в любое время от меня избавиться, но затянула. Когда я родилась, она оставила меня на крыше дедушкиного старого мерседеса... положила прямо на снег. Дедушка назвал меня Эстер — самая яркая звезда, которую он видел — и переехал в Нью-Йорк, став мне матерью, отцом и дедом.
Когда мне было пять, мама вернулась. Она бросила наркотики, она очень старалась меня полюбить, но не могла с собой справиться, злилась на меня и попыталась убить. Мой дед вышвырнул ее, и больше я ее не видела. Но я ее люблю. Я простила ее. И надеюсь, что с ней все в порядке, где бы она ни была... потому что понимаю, что моя боль не должна заслонять от меня боль других людей. Тебе больно, Малакай, но ты не единственный на этой планете, кто страдает. Неважно, сколько раз тебе было плохо — ты не должен говорить, что никто тебя не понимает. Это нечестно. В общем, подожду внизу, пока ты соберешься.