Привет, Маруся! (СИ)

Младшие классы вымыли парты, навели порядок в шкафах, а наша задача — выдраить этот грязнющий пол. Всех старшеклассников распределили по объектам. Омрачал событие один факт: уборку нужно делать в кабинете физики вдвоем с Кутусовым.
– Я мою пол, а ты носишь ведра с водой. Согласен?
— Есть встречное предложение: ты моешь пол и носишь ведра с водой.
— Как же много в мире ленивых пуделей и безмозглых волнистых попугаев, — поморщилась я.
— Лови, — крикнул Кутусов и, внезапно развернувшись, бросил мне запечатанную в полиэтилен тряпку. Она, пролетев над крышками столов, мягко приземлилась прямо на мое лицо.
— Гад, идиот, — взвыла я от обиды за такое пренебрежительное к себе отношение и, схватив ведро с водой, плеснула пересмешнику прямо в его радостную физиономию. Вода ручьями потекла по лицу, по футболке и по джинсам.
— Ты что наделала, Маруся?! У, скорпиониха! Убью!
Он бросился бежать за мной, а я, взвизгнув, вылетела из кабинета в коридор, успев хлопнуть дверью. За ней тут же раздался страшный вопль. Это я Кутусова дверью, что ли, приложила? Поначалу мне казалось, что он отстал или вообще не побежал за мной, и сбавила газу, но тут же вскоре поплатилась за то, что недооценила моего врага, оказавшись в железных обручах его рук. Пытаясь вырваться, топталась на его ногах, кусалась, но ничего не вышло: он по-прежнему крепко держал меня.
— Проси прощения, ненормальная, — шипел Кутусов.
— Я не умею.
— Говори: больше так не буду, прости меня, любимый Стасик.
Я запыхтела.
— Не смогу, ты зажал мне грудную клетку.
— Говори!
— Больше так не буду, прости меня, любимый, — я кивала, как болванчик, — пудель, гад, дурак, Кутузов.
Тут я услышала спасительный голос завуча Элеоноры Константиновны:
— Что здесь происходит? Вам сколько годков-то? Десять исполнилось?
Мы стояли молча, наклонив головы.
— Марш на объект, чтобы вымыли кабинет как следует, лично мне его сдадите.
Мы вздохнули и поплелись убирать класс.
— Принимайся за работу, Кутузов. Высохнет твоя футболка, пока будем работать, не беспокойся.
Он весь вечер шипел разъярённым драным котом и плевался в мой адрес цианидами. Я же только похохатывала.
***
С раннего детства мне казалось, что после встречи Нового года в жизни обязательно что-то изменится и только в лучшую сторону. Я загадывала желания, строила планы. Но каждый год привносил в равных пропорциях не только доброе, светлое, счастливое, но и горькое, даже трагичное. Жизнь вообще штука довольно гармоничная, как уравнение с пропорцией, как моя любимая химия.
И все-таки я ждала волшебства. Вот так сидела на последнем уроке и ждала волшебства.
— Марусь, ты почему все время грызешь ручку?
Я, посмотрев в честные и серьезные глаза Кутусова, покрутив основной рабочий инструмент перед глазами, решила, что подвоха ждать вроде не приходится, и ответила так же честно и серьезно:
— Привычка у меня такая, Кутузов. Ничего не могу с собой поделать.
— Не знаешь, что с собой поделать, а для гимназии одни расходы. Не ты дверную ручку… того — сгрызла?
Кому я доверилась? Этому бугагашнику, этому вечному стебку? Смешная, наивная, чукотская девочка.
— Ну ты, юморило, уморил. Забыл, мы же вчера во время генуборки с тобой вдвоем их грызли. Ты с внутренней стороны, а я с внешней. А потом чуть меня не искусал. Делиться не хотел — говорил, в кабинете физики особенно вкусные двери.
Почему-то действительно второй день на двери кабинета, где нас обучали красоте физических явлений, отсутствовала деревянная ручка. Конечно, Кутусов бы не промолчал и выдал бы что-то вроде того: «У тебя родители не физики? Нет? А то выглядишь как неудавшийся научный эксперимент», но прозвенел последний в этой четверти звонок, и мы пошагали домой навстречу своему новому новогоднему счастью.
— Кобыла Пржевальского, — поморщился Кутусов, увидев меня на крыльце гимназии. Это он так намекал на мой невысокий рост и диковатый характер.
— Мерин Рокоссовского, — доброжелательно ответила я, так изысканно прощаясь до следующего года со своим врагом.
 
Уже на улице меня догнал Лазаревский.
— Каникулы такие длинные, я без тебя буду скучать. Может, погуляем завтра, а то через день мы всей семьей уезжаем в Новосибирск к родственникам отмечать Новый год?
Я облегченно вздохнула: хорошо, что Игорь это сам предложил, а то с моего языка обязательно сорвалось бы приглашение встретиться. Мне все больше и больше нравился этот парень, радовали наши возвращения из гимназии домой, разговоры, откровения. «Какой же он внимательный, душевный, серьезный, не то что этот выскочка Кутузов», — думала я. Тьфу ты, опять вспомнив его, споткнулась. Пришлось взять Игоря под руку.
— Хорошо, — безмятежно улыбаясь его предложению, сказала я
— Вот и отлично. Значит, встречаемся завтра в пять часов вечера. Устраивает?
Я согласно кивнула
— Куда пойдем?
— На новый фильм, боевичок. Все, как ты любишь, — рассмеялся Лазаревский и приобнял меня.
Фильм оказался так себе, совсем не интересный, но очень радостно было сидеть рядом с Игорем и держать его за руку. Мне совсем не хотелось, чтобы боевик заканчивался, пусть бы раздавались бесконечно эти атакующие вопли и возгласы: «Киай! Я-а! Хо!», а Лазаревский бы все нежнее и ласковей прижимал бы меня к себе, как бы защищая от ударов. После мы, проголодавшись, ненадолго зашли в кафе и съели по заварному пирожному и выпили по кружке зеленого чая. Прощаясь, Игорь наклонился ко мне, я, предположив, что он хочет поцеловать, зажмурила глаза, но ничего не произошло, парень только поправил мой выбившийся из шапки локон.
Придя с дежурства, папа, заглядывая на кухне в кастрюльки, поинтересовался:
— Дочь, какими блюдами ты порадуешь нас на празднике?
— По традиции сделаю «Оливье» — как без этого салата? На второе будет мясо «Гармошка из свинины», приготовлю бисквитный торт и сделаю нарезку из фруктов. Этого на двоих будет достаточно?
— Вполне. А что это за блюдо «Гармошка из свинины?»
— Все просто. Надо будет купить килограмм — полтора постной свинины без кости, сделать поперечные надрезы, как у гармошки, до основания полностью не прорезать. Потом мясо положить в маринад из соевого соуса, зерновой горчицы, оливкового масла, соли, перца, разных приправ, накрыть и поставить в холод на два часа. Когда мясо промаринуется, заполнить каждый разрез-кармашек пластиками сыра и помидоров. Потом обмазать майонезом или сметаной — не знаю, позже решим, обернуть фольгой и отправить в духовку на полтора часа. После этого снять фольгу, подержать еще минут пятнадцать в духовке — и вуаля: гармошка из свинины готова.
— Стася, а как же здоровое питание, к которому ты стремишься?
— Но в праздники-то можно себе что-нибудь вкусное позволить? В крайнем случае, свинину заменим куриной грудкой.
Папа засмеялся:
— Ничего менять не будем. Делай так, как рассказала. Вот уедешь в свой вуз, некому будет меня баловать.
— Никуда от тебя не уеду, не беспокойся. Поступлю здесь в медицинский колледж. Пап, я правда устала колесить по всей стране. Этот город мне нравится, здесь и буду учиться.
— Позже поговорим, дочь, все позже, — прекратил дискуссию папа и принялся уминать мой фирменный борщ с чесночными булочками.
Через два дня мы встречали Новый год. Я все ждала, что Игорь мне напишет или позвонит, но вестей не было. «Наверное, хочет поздравить ровно в двенадцать, — предположила я. — Он же такой романтичный». И через каждые десять минут бегала к ноутбуку проверять почту.
Папа с утра ходил сам не свой, казалось, его что-то тяготит. Вечером я накрыла на стол, поставив в центр коронное блюдо, и мы сели праздновать. После боя курантов, возвещающих последним ударом о приходе Нового года, отец сказал:
 
— Стася, дочка, я хочу пожелать тебе в новом году новой, интересной и счастливой жизни. Еще год-два и ты выйдешь замуж, оставишь меня, старика. Но я готов, ведь это жизнь.