Привет, Маруся! (СИ)
Убедил. Как убедил еще купить неудобные белые босоножки на высоченных каблуках.
— Стаська, смотри, Кутусов. Какой ми-лый! — восторженно зашептала мне в ухо Саша, увидев в дверях зала одноклассника. — Он лучший!
— И лучше́е видали, — отозвалась я глухо, пораженная увиденным.
В трех метрах от нас стоял Кутусов в сером брючном костюме, белой рубашке и темно-сером галстуке. Причесанный (куда только дел кудри?) и очень красивый.
— Привет, Маруся. А ты в детстве была симпатичной или как сейчас?
Ну, гад, никак не хочет поддерживать добрососедские отношения. Держись тогда:
— Тупой, кудрявый, самонадеянный пудель!
— То кудрявый пудель, то волнистый попугай. Определись уже как-то, кто я? Кстати, ты тоже сегодня очень красива.
— Какой незамысловатый комплемент, — настороженно ответила я.
Это ведь наверняка подвох. Сейчас последует какая-то мерзость, типа: «С такой ногой не стыдно быть нагой». С Кутусовым ведь так: только расслабишься — и тут же получай оплеуху.
— Без тени обмана: выглядишь сегодня невероятно красиво, и это платье тебе очень идет, и босоножки со вкусом подобраны, — он помолчал несколько секунд и продолжил: — Ты в этом наряде настолько изящна, будто статуэтка из дорогого французского фарфора.
— О, Граф, да вы ценитель фаянсово — фарфоровых изделий?
— Я не Граф. Князь.
— Да-да, простите, Ваше Сиятельство, — приняла я игру Кутусова.
И тут прогремели фанфары, возвещающие о начале торжественной церемонии.
Получив в гимназии аттестаты и выслушав наставления директора, мы в сопровождении родителей и учителей поехали на банкет. В ресторане гремела живая музыка, как из рога изобилия сыпались тосты родителей с поздравлениями выпускников, с благодарностью учителям. Потом начались конкурсы вперемежку с танцами.
После двухмесячного молчания со мной вдруг заговорил Лазаревский, пригласив на белый танец. Удивлению моему не было предела, я согласилась — не расставаться же врагами на всю жизнь.
— Ты сегодня великолепна, Стася. Просто совершенство.
— Спасибо, Игорь, — скептически ответила я.
— Ну, вот, опять не веришь. Я же сказал от чистого сердца.
Так, начинаем все сначала. Все это было, было. Я промолчала. Не портить же праздник взаимными упреками.
— Ты мне давно нравилась, а сейчас я понял точно…
— Прости, Игорь, очень болит нога, не могу танцевать, — нашла я предлог, чтобы закончить неприятный для меня разговор.
— Хорошо, после договорим.
Только я присела на свой стул, ко мне тут же подкатил красивый Кутусов.
Примечание
2 А. Кушнер «Времена не выбирают»
Глава 5
Сердце гулко забилось. Оно бухало так, что казалось, его грохот слышала вся округа и даже дальше. — Как насчет нескольких па с врагом?
Я взяла себя в руки и надменно произнесла:
— А что, ты заказал «Танец с саблями»?
— Почти, — и одноклассник подал мне руку.
А исполнители уже пели:
Забытый номер телефона твой,
И голос шепчет, что ты не со мной.
И в комнате моей совсем пустой
Стало холодно, дико холодно.
Кутусов нежно обнял меня, и мы оба, покачиваясь в ритме мелодии, забыли, кажется, как дышать.
И снова я листаю свой альбом,
Где мы на фото счастливы вдвоем.
Я буду думать только об одном –
С кем ты в городе?
Но это не любовь.
Начинаю вновь
Я тебя искать по свету,
Только сердце грело
Нелюбовь, и застыла кровь.
Пробегают проводами
Токи между нами,
Нелюбовь…Нелюбовь 3…
А токи между нами не просто бежали, они мчались, неслись, летели. Потом был еще танец и еще, а мы все не отпускали друг друга, так и топтались на месте, боясь расцепить объятия. Я обмякла, стала какой-то безвольной, полностью зависимой от Кутусова. Подняв голову, я посмотрела в глаза Стаса, он тут же отвел взгляд и покраснел. Ох, затянут меня его красивые, салатового цвета глаза в самое болото. Не вылезти, не выкарабкаться. И тут радостный голос, возвещающий об окончании танцев, проорал мне прямо в ухо:
— Та-дам. — От неожиданности я хрюкнула, едва не рухнув. — Вы оглохли? Всех просят за стол!
— Тёма, идиот. Брысь отсюда, — прорычал Стас Сашке Артемьеву и, взяв меня за руку, ни слова больше не говоря, вывел из зала на улицу.
Вокруг уже повисла ночная темь, похолодало.
— Замерзла? — с нежностью в голосе спросил Кутусов.
— Ага, — коротко ответила я.
Мне очень хотелось, чтобы Стас вновь обнял меня так же, как в танце: и нежно, и крепко. Как будто поняв желания своей одноклассницы, он накинул на мои плечи свой пиджак, а потом прижал к себе:
— Иди сюда.
— Мы же теперь не враги? Это мир? — напряженно спросила я.
Парень, улыбнувшись во весь рот, ответил:
— Это мир.
Лица наши будто невзначай коснулись друг друга, его губы нашли мои. Какой же нежный и вместе с тем глубокий получился поцелуй. Длился он так долго, что я начала задыхаться, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет на свободу — так оно колотилось. Вот ведь интересно получается: когда меня впервые поцеловал Лазаревский, было как-то неприятно, даже противно, не впечатлил первый поцелуй. А этот был совсем другой. Хотелось продолжать его и продолжать. Внутри же у меня полыхал пожар, казалось, еще немного — и сгорю заживо. «Под гипнозом нахожусь что ли?» — успела я подумать. Между этими затяжными, сносящими голову вместе с остатками разума поцелуями вдруг послышался Сашкин голос, зовущий меня. «Ну зачем она здесь? Не мешайте», — лениво подумала я.
— Стаська. Ах, вот вы где, — осеклась подруга, увидев нас, тесно прижавшихся друг к другу. — Все требуют исполнения нашей песни.
— Ой, Муха, мы, наверное, сейчас не сможем. Давай позже, — хрипло ответил за нас двоих Стас.
— Ну, ребят, пожалуйста. Все ждут, — жалостно канючила одноклассница.
Мы, посмотрев друг на друга, улыбнулись: продолжим позже.
— Может, лучше исполним песню под фонограмму? — предложила я, глядя на Стаса.
— А давай. Мне сейчас непросто сосредоточиться.
Зайдя на сцену, мы от души спели куплет, на припеве одноклассники начали танцевать, родители и учителя — аплодировать, на втором куплете и припеве творилось уже что-то невообразимое: кто-то громко подпевал, кто-то визжал, кто-то пританцовывал, светская львица Марго, радостно похрюкивая, прыгала по залу.
Спектакль окончен, гаснет свет.
И многоточий больше нет.
Останови музыку –
Спектакль окончен, хэппи энд. 4.
Последние аккорды слились с неистовыми овациями. Это был успех.
Папа был горд за меня — улыбка не покидала его, глаза светились искренней радостью. А мама Квашняк смотрела с удивлением, злобой и завистью одновременно — вот такой клубок эмоций разом, как мне казалось, крутился в душе мадам.
Оглядевшись по сторонам, я увидела радостного Кутусова в окружении бывших одноклассников. После нашего триумфального выступления ему тоже досталась немалая доля всенародной славы. Вот к нему подошла приятная немолодая женщина, наверное, его бабушка, и нежно обняла. Разглядывая со всех сторон Стаса, я не заметила выросшего, как из-под земли, еще одного персонажа нашего водевиля.
— Стасенька, мне нужно с тобой поговорить. Я так тебе и не сказал что-то очень важное, — раззадорился Лазаревский.
— Игорь, все разговоры уже ни к чему.
— И все-таки. Отец подал в отставку, и мы семьей переезжаем в Новосибирск. Возможно, с тобой больше не встретимся.
Я видела, Лазаревский был нетрезв, но что-то в его глазах промелькнуло такое, что заставило меня пойти с ним — тоска и безысходность что ли?
Он некоторое время молчал, молчала и я: в конце концов, это было его желание со мной побеседовать.
— Должен сказать, пока снова ты не убежала, что очень люблю тебя. Хочу, чтобы знала об этом. Поверь, никому и никогда не говорил я этих слов, — Лазаревский опустил голову. — Пойми, то, что случилось тогда, на соревнованиях, досадное недоразумение. Прости меня, пожалуйста.