Игра Хаоса. Спуск к вершине. Книга девятая часть вторая (СИ)

Несколько секунд мне потребовалось на размышления, прежде чем заговорить.
— Я могу попросить тебя сменить свой облик на другой? — наконец смог выдавить из себя я. Образ отца, как и облик матери, — это не то, что должно служить для игр, пусть даже богов.
— Какой образ мне лучше принять? — уточнил Проводник, вновь принимая вид серой дымки.
— Меджа, — попросил я. Пусть в этой дороге меня сопровождает верный друг, куда бы она ни вела. Образ старого товарища мне поможет, не дав забыть, за чем и ради кого я пришел в это место, и к кому я должен вернуться.
— Как скажете, — прошелестел Проводник, и вновь я смотрел на цепочку трансформаций, а спустя десяток секунд мне лихо подмигнул Меджех, радостно рыкнув. Я с трудом удержался, чтобы не подбежать к нему и не обнять. Меня остановило лишь понимание, что это иллюзия, а не он сам, обманка, созданная Смеющимся Господином. Кстати, об этом стоит спросить.
— В чем именно ты должен мне помочь? — поинтересовался я у сущности, стоящей рядом со мной.
— Путешествия по Чертогам разума опасны и сложны даже для опытных чтецов разума и сноходцев. Большинство Игроков к подобному не готовы, — пожал мохнатыми плечами дух. — Без поводыря почти все участники турнира не смогут покинуть внутреннее пространство, оставшись в нем навсегда. Я создан, чтобы помочь вам в этом путешествии.
— Но для чего оно нужно? — не понимающе уточнил я. — В чем его суть? Про первый этап понятно: проверка готовности тела плюс умения сражаться. Второй этаж — прогулка по различным планам стихий, зачистка конкурентов и подготовка к решающему бою на вершине через накопление карт, ресурсов и усиление себя за счет возможного получения благословений. А здесь чем мы должны заниматься, раз вместо решения различных задач «встретимся с самим собой»?
— Разум болеет, как и тело, — ответил дух голосом Меджа. — Он нуждается в лечении и восстановлении. Чем больше в нем болезней, изъянов, тем слабее сам человек, любой сур. Владыка Хаоса в милости своей с моей помощью позволит Игрокам, вошедшим в Чертоги разума, стать лучше, сильнее, очиститься от своих слабостей, понять и устранить собственные уязвимости. Ты сможешь избавиться от того, что тебя сдерживает, мешает жить и развиваться, — внимательно посмотрев на меня, Проводник в облике друга продолжил: — Ты должен продемонстрировать способность понять и принять себя, готовность признавать свои недостатки, меняться и расти над собой.
— А если я не смогу проделать все это? — на всякий случай уточнил я, в принципе догадываясь об ответе.
— Значит, ты не сможешь покинуть Чертоги разума никогда, — спокойно ответил дух, глядя мне в глаза.
— Ожидаемо, — кивнул я. — А эти слабости, как я сумею их понять и найти?
— Я их почувствую, — рыкнул «Медж», — и проведу тебя прямо к ним.
— Ну, тогда пойдем, — устало выдохнул я. — Раньше начнем, быстрей закончим.
Дух замер на несколько секунд, а затем пространство вокруг нас начало стремительно трансформироваться.
* * *
Вокруг меня постепенно проступила небольшая комната с обоями нежного персикового цвета. На полу мягкий ворсистый ковер, в центре которого свернулся ярко-синий нарисованный дракон. Под потолком светится небольшая лампа в форме шара, окруженного мелкими звездочками. Странно и как-то неуловимо знакомо… Куда я попал?
Пока я оглядывался по сторонам, рассматривая обстановку, неожиданно почувствовал толчок в ногу. Опустил взгляд, пытаясь понять, что происходит, и увидел крохотный паровозик, чуть больше моей ладони. Моя нога преградила ему путь, и теперь он, натужно сопя, пытался сдвинуть препятствие со своего пути.
— Осторожнее, ты же преградил ему путь! — раздался голос за спиной.
Мгновенно обернулся назад и увидел небольшого пацаненка лет шести. Нахмурившись, тот сердито смотрел на меня, громко сопя.
— Дай ему проехать! — снова потребовал он.
Я осторожно убрал ногу в сторону, и паровозик, радостно гудя, рванул вперед сквозь густой ворс ковра. В детстве я называл его «Мохнатый лес» и часто играл в ограбление состава. Оглянувшись по сторонам, увидел укрывшихся среди деревьев-подушек разбойников, готовых атаковать поезд. Несколько солдатиков, разноцветный клоун и даже кукла. Мне ее в издевку подарил один из родственников отца, «сетуя» на мою полную бесполезность в качестве наследника. Вообще, игрушек у меня было немного, так что в ход пошла даже она, став предводительницей банды разбойников. Кстати, а почему? Отец был достаточно богат даже по меркам анталов: старший сын, наследник главы богатого рода, видный ученый. Его доходы явно позволяли купить единственному сыну что-то большее, чем игрушечный паровозик и набор солдатиков. Да и чем он был всегда настолько занят?..
 
Я сам себя одернул, не позволив думать дальше. Не хочу ворошить детские обиды. Отец и мама — одни из немногих светлых воспоминаний из моей юности.
Тем временем мальчишка встрепенулся, словно что-то услышал, побежал вперед к приоткрывшейся в стене двери и тихонько замер, напряженно вслушиваясь в голоса за ней. Я невольно к нему присоединился, узнав сердитый голос папы, что-то возмущено выговаривавшего матери:
—…Опять упреки, как же я от них устал! — голос отца сердит. — Ты не понимаешь, как мне сейчас нелегко: на меня давят отец, брат, вся семья — требуют, чтобы я избавился от тебя и сына. Я нарушил закон о смешении кровей, стал парией, меня из-за этого чуть не отстранили от проекта, уменьшили финансирование и навязали «помощников», контролирующих каждый мой шаг. Отец собирается пересмотреть право наследования, объявив Кирана будущим главой рода. Я всем пожертвовал ради вас, а где благодарность? Порой я жалею, что вообще связался с тобой, позволив всему этому случиться…
Голос отца сердит, он почти переходит на крик, но я все равно слышу тихие слова матери:
— Я понимаю, прости. Я просто так по тебе скучаю, ты последние месяцы все время на работе, почти не вылезаешь из своей лаборатории. Рэнион часто спрашивает о тебе: где папа, придет ли он на ужин или придется ложиться спать без тебя, а я не знаю, что ему сказать…
Мальчишка возле двери замер, из его глаз полились слезы. Казалось, весь мир дал трещину и остановился…
Я плохо помню то время — был слишком мал, чтобы понимать разговоры старших, лишь чувствовал общее настроение. Напряжение. Тревогу. Но такого разговора не помню. Родители любили друг друга вопреки всему. И держались друг за друга.
Это я боялся, что отец, поддавшись злым взглядам и словам, бросит нас, отселит куда подальше и будет навещать в лучшем случае раз в неделю. А то и вовсе мы не будем видеть его месяцами.
Мальчишка отмер, постарался стереть кулачками слезы и расслышал слова, что до этого заглушали рваные всхлипы:
— Прости, родная, — голос отца потеплел. Я не должен был тебе этого говорить. Вы с Рэном — это все, что у меня есть, и все, что мне нужно. Поверь, скоро проблемы закончатся. Если мои исследования увенчаются успехом, это будет настоящий прорыв, за которым последует награда. И тогда я смогу назвать тебя женой, а Рэниона официально признать своим сыном, Совет семей не сможет мне в этом отказать. Мы выберемся из этой дыры и всегда будем вместе. Я вас очень люблю.
Пацаненок счастливо улыбнулся. В то время меня разрывали на части прямо противоположные желания. Я скучал по отцу, которого редко видел и которому вечно не хватало на меня времени. Каждый раз хотелось повиснуть у него на шее и никуда не отпускать. С другой, я был на него обижен, не хотел разговаривать и убегал от него, однажды даже сказав, что лучше б он вообще не приходил, раз ему некогда поиграть со мной. На меня потом это сильно давило.
Прости, пап. Теперь, когда вырос, я понимаю, как многое тебе пришлось выдержать и пережить, чем ты пожертвовал ради нас и сколько еще хотел для семьи сделать, доказав делами, а не словами, свою любовь. Спасибо, что дал мне жизнь, оберегал и защищал. Я тебя очень люблю, мне тебя не хватает.