Муж-озеро (СИ)

Она поняла, что не сможет здесь остаться. Не сможет провести еще одну ночь там, где она была так счастлива с ним и где его больше нет. Но куда идти? И снова товарищ-инстинкт снова дал единственно верный ответ – туда, где в прежние времена ты всегда находила спасение. Там, где жила твоя душа до того, как Ион на время забрал ее и переселил в квартиру на улице Карла Маркса. Иона здесь больше нет, пусть даже отпечатки его пальцев еще долго будут храниться на полках, ложках и пепельнице; но то будут лишь отпечатки. Если он и остался где-то в этом мире, кроме как в виде воды в бутылочке, то ты знаешь, где его искать. Да, только там – в лесу! Там, где простор, зелень и воздух, где нет прямых углов, пластика и людей. Там ты когда-то встретила его, и там он снова будет тебя ждать – безмолвный, живущий в трепете листьев, в запахе хвои, в бликах солнца, в легкой ряби на воде. Он не сможет говорить с тобой, как прежде, не сможет обнимать тебя, но все равно он будет с тобой, и ты это знаешь. Ты должна идти в лес – там твоя родина, твой Бог и твой муж. Там ты будешь служить ему, как умеешь, будешь ждать и надеяться. И может быть, когда-нибудь он сжалиться и подаст тебе знак. Спеши, здесь тебе больше нечего делать!
Танюша поспешно стала собираться, словно каждая лишняя минута, проведенная в квартире, опутывала ее невидимыми нитями, пытаясь задержать. Все это время бутылочка была при ней, прижатая к груди, поэтому она собирала вещи лишь одной рукой, что было неудобно и медленно. К счастью, взгляд ее упал на висящую на стене полотняную сумочку; она засунула бутылку туда, а сумочку повесила на шею, и тогда уж принялась укладываться двумя руками. Собственно, собирать было особенно нечего: ее рюкзак, с заранее высушенным и сложенным «базовым походным набором» - спальником, пенкой, пакетом с теплыми вещами и посудой всегда стоял наготове в прихожей. Рядом, в таком же походном порядке, стоял его старший брат – рюкзак Иона. Он был выше, и хранил в себе, кроме прочего, палатку-«полуторку», топор, пилу-цепочку, вставленные друг в друга котлы с костровым тросиком и мешочек с растопкой. Недолго думая, Танюша достала пакет со своей одеждой и переложила в рюкзак Иона. Потом, еще постояв и почесав щеку, добавила свой спальник. У Иона, по его обыкновению, спальник заменял капроновый пакет, символически подбитый обрывками синтепона. Летом он им даже не укрывался. Танюша вытащила его сидушку – с неровными, обожженными и обтрепанными краями – погладила и заботливо положила обратно, а следом сунула свою – толстую и широкую, призванную обеспечивать комфорт своим не худеньким бедрам. «Прости, Ионушка, я слабее тебя, - мысленно оправдывалась она. – Я попробую жить с твоими вещами, но на случай, если совсем околею, возьму еще и свои». Ионову одежду она не стала вытаскивать из рюкзака – тем более, что почти нечего было вытаскивать, худенький сверток толщиной в два кулачка почти не занимал места. Подумав, она сбегала в комнату и принесла две мужнины футболки, несколько пар его трусов и носков – почти все его приданое. «Буду одевать твое, Ионушка», сказала она себе, и на сердце у нее потеплело. Запихнув все это, поверх она положила пакет с едой – мешочки с крупами, сухари, соль, сахар. Она подумала, не стоит ли положить еще пару банок тушенки. Но рюкзак и без того получился тяжелым, а к тому же… «Ты бы все равно не стал их есть, милый. Ты только говорил всегда, что прожорлив, а на самом деле ел, как птичка. Значит, и мне больше не надо». Танюша подтянула лямки и поясной ремень под свой размер. Потом набрала в легкие воздуха, подкинула рюкзак на колено, извернулась, просунула в лямки руки, спружинила ногами и встала. Рюкзак, словно человек, обнимал ее сзади. Она с удивлением посмотрела на поясной ремень: как бы ни был худ Ион, но затертая складка от его застежки теперь болталась на хвостике. Неужели ее талия тоньше? Да нет, просто Ион носил поясник на бедрах, а не на талии, вот и все. Танюша понурилась, поняв, что даже под его рюкзаком она не сможет удержать память о нем. Прежние складки на лямках и пояснике, которые ей пришлось подтянуть, скоро разгладятся. Выветрится запах табака, которым были пропитаны все его вещи – он и сейчас уже стал слабее, словно торопился догнать своего исчезнувшего хозяина. Не останется ничего… Да нет, нет, что же это она! Вещи – это иллюзия, они мертвы. Разве они могли бы заменить собой Иона? Главное, что есть лес, в котором память о нем всегда жива, а еще вода, которая и есть он. Скорее, скорее туда, к нему! И Танюша, не оглядываясь больше, заперла за собой дверь и вышла вон.
 
На вокзале, около касс, она ненадолго остановилась, задумавшись, куда ей ехать. Но размышления были недолгими: она сразу вспомнила красивый густой лес около станции «42 километр», где зимой они с Ионом катались на лыжах. Там был сильно пересеченный рельеф – все время вверх-вниз, вверх-вниз. На возвышенностях - светлые боры-беломошники, чуть пониже – темные ельники, а в оврагах и впадинах – небольшие болотца. Как страшно и вместе с тем здорово было скатываться с такой горы вниз, туда, где расстилалась открытая поляна – летом она была болотом. Но самое главное, что в этом месте не было ни рек, ни озер. Ни одного. А значит, количество возможных отдыхающих там сокращалось примерно на три четверти. Любителей расположиться на берегах с машинами, мангалами и визжащей музыкой там точно не могло быть. Сейчас, летом, Танюше угрожали разве что грибники. Но это особый сорт людей – они заняты делом. Им не нужно заполнять пустоту внутри себя музыкой и пьянством. К тому же, они по определению всегда двигаются, а значит, не смогут долго покушаться на одиночество Танюши, которое ей сейчас было так необходимо. Во всем огромном массиве был единственный тоненький ручеек, который начинался в одном верховом болотце, петлял по лесу и бесследно растворялся в другом, пониже. На его-то холодные струи цвета крепкого чая Танюша и надеялась в части пресной воды. Цвет воды исключал конкурентов: типичные «шашлычники», к счастью, не знали, что болотная вода может быть куда чище, чем светлая и прозрачная. Особенно, если она уже отравлена стоками с колес их машин и завалена мусором.
Танюше повезло: электричка отправлялась скоро. Долго незаходящее летнее солнце приветливо освещало ей путь сначала из окна, а потом – сквозь кроны сосен на лесной тропинке. Летом здесь все было совсем не так, как зимой, но каким-то новым чутьем, пришедшим ей на помощь, Танюша угадала путь их с Ионом лыжни. Вот на этой опушке они пили сладкий чай из термоса, заедая его печеньками, и никогда прежде чай и песочное печенье не казались ей такими вкусными. Вот тут, кажется, поворот направо, а затем долгий утомительный подъем. Ну да, так и есть, вот он. Танюша тогда долго-долго ползла по крутому склону «лесенкой», подрезая следы от ионовой «елочки», которой он взбежал наверх одним махом. Наверху, среди редких сосен – точно, вот здесь! – он поджидал ее, улыбаясь и покуривая сигарету, и она, задыхаясь от подъема, снова думала, как расточительно тратит свое здоровье тот, у кого его слишком много… Танюша всхлипнула и дала себе слово, что больше ничего не станет вспоминать, а только идти, идти, идти. Так будет легче. Потом она вспомнит, обязательно. Но не сейчас, не сейчас.
Она прошла уже километра четыре, то поднимаясь, то спускаясь, пока не дошла до обширной плоской низины, на дне которой почти не было взрослых деревьев – только тонкий березовый подрост да кусты ивы и черемухи. Зимой они с Ионом скатывались сюда с разных сторон – пусть было и круто, но по пухлому снегу Танюша не так боялась. Доехав до середины, они разворачивались и снова поднимались наверх. Почему здесь не росли деревья? Возможно, когда-то очень давно в этом месте был песчаный карьер, предполагала Танюша. Но тогда почему к нему не ведет хорошая ровная дорога, а лишь убитая тропа с глубокими колеями, которая под силу лишь внедорожнику? – возражал Ион.
- Слушай, а может, это древняя карстовая воронка, а? – пошутил он. – В таких, бывает, еще вода появляется. Ничего не было, и вдруг раз – озеро.