Муж-озеро (СИ)

- Ничего себе врубили, - произнес Ион одними губами, повернувшись.
Его голоса Танюша не слышала.
- Ваще охренели, козлы! – беззвучно пискнула дама у ближайшего мангала. – Ни о ком не думают. Только бы им было хорошо.
- Да кто это такие? Малолетки какие-то ё…аные?
- Нам что теперь, и поговорить нельзя?
Отдыхающие озирались вокруг, ища, к кому бы обратить свои жалобы, и с надеждой натыкались на Иона: он собирал мусор, а потому символизировал собой упорядочивающее начало. Странное дело: еще минуту назад он занимал самую нижнюю ступень в пляжной иерархии. Какой-то ребенок даже попробовал сунуть ему в мешок свой фантик, и его подвыпившие родители разразились громким смехом. Но теперь все разом перевернулось: веселые пляжники впали в ничтожество, и готовы были делегировать право представлять свои интересы кому угодно, кто согласился бы на это. Ловя искательные взгляды соседей, они стеснительно отворачивались, опасаясь, что это право (точнее, обязанность) навесят именно на них. Лишь один Ион не отворачивался, и спокойно принимал взгляды. В результате жалобы посыпались на него со всех сторон.
- Ну мужики, ну чё сидите? Ну хоть кто-нибудь, пойдите, скажите им! Тут же дети мучаются! – беззвучно кричала Иону толстая накрашенная старуха, бабушка двоих внуков.
- Наверное, наширялись там, не соображают ничего, - оправдывался крупный татуированный дядька с цепочкой на шее; к нему, сидящему на полотенце, больше всего подходило воззвание к «мужикам».
- Да бухие они, бесполезно разговаривать, - шевелил губами другой типичный мужик.
Однако ему определенно было не все равно: он с надеждой смотрел на Иона, ожидая, что тот все же решится разговаривать с бухими, несмотря на все увещевания.
- Сдохнем тут сейчас. Да есть хоть один мужик нормальный, или все сыкливые? – молила тетка, которая еще недавно с опасливым недовольством следила глазами за Ионом и Танюшей. Теперь она видела в них единственную надежду на спасение.
Ион, сложив ладонь козырьком от солнца, внимательно смотрел на звукогенную палатку. Заметив это, окружающие, а особенно женщины, принялись бессознательно подгонять его.
- У нас тут дети!
- Они там ох…ели совсем!
- Вот люди пошли! Только о себе и думают…
- Ионушка! – Танюше потребовалось потянуть его за рукав, чтобы быть услышанной. – Пойдем отсюда. Здесь невозможно находиться. У меня уже голова разрывается от этой музыки.
Она почти обрадовалась происшествию: невыносимый шум разрешал им уйти раньше времени. Мол, мы сделали все, что могли, но нельзя же здесь умирать!
- Ага, сейчас пойдем. Только схожу, попрошу, чтобы сделали потише, - беззвучно сказал он.
Танюша похолодела. Она хотела запротестовать, но Ион уже повернулся и зашагал сквозь толпу наверх, к палатке. Он не слышал ее, и ей пришлось бежать следом, ловя его руку.
- Стой… Ионушка, не надо! Они же там пьяные. Разве трезвый будет так громко включать? Ну, что ты им скажешь? А вдруг они тебя побьют? Их же много!
Ион улавливал только треть танюшиных слов - когда поворачивал лицо и видел движение ее губ. Он продолжал подниматься, напутствуемый жалобно-грозными криками отдыхающих – жалобными к нему, и грозными в адрес пока еще невидимых мучителей.
- Ионушка, не ходи! – в отчаянии запричитала Танюша. – Пойдем назад, прошу! Прости, это я во всем виновата, я тебя сюда привела... Но я больше не буду. Только давай скорее уйдем!
Она бежала медленнее мужа, потому что стеснялась идти слишком близко от полотенец и ковриков, и вынуждена была делать обходы. Ион шагал напрямик. Музыка становилась все громче, если вообще можно было ранжировать силу этих адских звуков. Они словно поднимались к жерлу вулкана. По мере приближения к эпицентру наблюдалось исчезновение форм жизни: отдыхающие, которые раньше сидели и лежали вблизи зловещей палатки, теперь как бы незаметно спустились пониже. Танюша, запыхавшись, изо всех сил пыталась догнать Иона, который опередил ее метров на десять и – о, ужас! – не слышал ее предостережений. Она уже готова была упасть на колени и схватить его за ноги, как вдруг… увидела хозяев музыки.
 
Наверное, она ожидала узреть кого-то более демонического, поэтому в первый момент даже вздохнула с облегчением. Перед ними, держась рукой за стойку палатки, нетвердо стоял абсолютно, катастрофически пьяный парень. Судя по сине-зеленой опухшей роже, пил он непрерывно в течение пары суток. В похожем состоянии были его приятели, которые в разных позах сидели и лежали под тентом палатки. Среди них была даже одна девица, в длинном «романтическом» сарафане и с красным от водки лицом. Удивительно, но душераздирающий звуковой фон вовсе не мешал им переговариваться. По-видимому, компания обильно пьянствовала накануне, потом долго спала, а сегодня, проснувшись и продолжив в том же духе, постепенно дошла до той кондиции, когда любая музыка кажется слишком тихой. Возбудить атрофировавшиеся органы чувств могла только запредельная мощность концертной колонки, каковая, к великому сожалению соседей, у них с собой была. Несложно догадаться, мельком подумала Танюша, что ждет каждого из них в ближайшем будущем: в худшем случае - глубокий алкоголизм и полное расчеловечивание, в лучшем – проблемы с сердцем и печенью. Но сейчас, увы, молодые алкоголики находились на пике своей дееспособности. У них еще водились деньги на машины, палатки и колонки, и были силы, чтобы вливать в свои глотки литры дешевого пойла. Поэтому грядущая их деградация служила слабым утешением для окружающих.
Обитатели палатки не сразу заметили гостей. Потребовалось время, чтобы образ Иона и следовавшей за ним (невольно прячась за его спину) Танюши запечатлелся в их воспаленном мозгу. Даже парень у стойки, к которому подошел Ион, не сразу придал лицу осмысленное выражение. Ион попробовал что-то сказать, но его голос утонул в звуковом везувии. Пару минут они с парнем пытались услышать друг друга; в это время к ним медленно подходили и подползали другие участники вечеринки. Танюша подумала, что сейчас ей как никогда хочется либо перемотать время назад, либо, на худой конец, провалиться сквозь землю. Но проваливаться надо было вместе с Ионом, а он, похоже, не понимал опасности своего положения. Привычно широко улыбаясь, он делал знаки, чтобы убрали звук – мол, ему нужно им что-то сказать. Должно быть, хозяева были обескуражены такой наглостью – звук колонки казался им надежной защитой от появления в жизни посторонних – и хотя бы из любопытства немного приглушили музыку. Теперь можно было хотя бы докричаться друг до друга, что Ион немедленно и сделал.
- Ребята! Сделайте! Пожалуйста! Потише! Там! Женщины и дети! Они! Просят! Им тяжело! По-жа-луй-ста!
Понадобилось некоторое время, чтобы на лицах обозначилось понимание того, что от них хотят. Еще несколько секунд раздавалось мычание и бессвязные обрывки фраз. Из них можно было сделать вывод, что ребята «отдыхают» и не понимают, «чё за проблемы». Танюше взбрело в голову, что она справиться с полемикой лучше. Во-первых, она женщина, что позволяло надеяться на минимальную лояльность (прежде, если и случалось такое, чтобы ею кто-то интересовался, то это были именно пьяные), а во-вторых, у нее же есть большой опыт в экопросвещении, чего эти забулдыги не смогут не заметить и не оценить…
- Ребят, у вас ну очень громко! Там внизу весь пляж жалуется!
- Чё?
- К-кто ж-жалуется?
Хозяева колонки не то чтобы хамили – они, кажется, действительно не понимали, в чем проблема. Огромное количество выпитого отгородило их от мира глухой непробиваемой стеной, заставлявшей усомниться в том, что мир вообще существует. Визит странных людей с их странными просьбами был, как его новое открытие. Далеко не сразу пьяные сообразили, что им предъявили претензию, а сообразив, вяло набычились.
- Мы тут ваще-то отдыхали, - обиженным баритоном прохрипела краснорожая девица.
- А чё вы тут…
- Я ваще не понял...
- Чё вы ходите, чё-то тут говорите, - продолжала девица, никого не слыша. – Люди работали… хотят рас… рас…слабиться… Чё вы лезете?