Муж-озеро (СИ)
- От самого дома вряд ли обнесет, - улыбалась Танюша. – Но неподалеку от станции – да, уже поставили шлагбаум. И бытовку рядом, там охранник дежурит.
- А я слышал, его какие-то джиперы назло расфигачили, - ухмыльнулся парень с золотым крестом на волосатой груди.
- Ага, а потом охрана им навешала. Не видел? Во «Вконтакте» мелькало. В какой-то их джиперской группе запостили, - отозвался его товарищ.
- Эти черножопые, что ли? Попробовали бы ко мне сунуться, я бы их…
- Теперь у него в охране и русские есть, - вежливо перебила Танюша. – На шлагбауме, например, русский сидит. Еще, говорят, есть два дагестанца – но они больше с хозяином ездят, туда-сюда. Наверное, они на джиперов и напали. А на стройке – таджики и узбеки. Но они вроде не агрессивные.
- Во, бл…, всюду черных насажали! Уже по родной земле и пройти нельзя…
- Что русские, что черные – результат один. Берег и лес захватили, - поспешила Танюша выправить направление разговора.
- Говорят еще, что хозяин стройки запрещает джипам тут ездить. Типа он за природу и все такое, - лениво сказала рыжая девица с серьгой в пупке, до этого молча сидевшая в сторонке у мангала; Танюша даже не сразу ее заметила.
- Ни хрена себе за природу! Себе он эту природу отхавал, а другим не дает?!
- Типа джиперы тут все засрали, в озеро с колесами заезжали, пятна бензиновые по воде плавали, - вымолвила девица, вертя сигарету в пальцах и ни на кого не глядя.
- Не, ну это, конечно, беспредел.
- Они гадили, а мы виноваты?!
- Друзья, мне тоже от них досталось, - вставила Танюша. – Они меня даже… один раз в рожу наваляли. Это когда я пыталась помешать им в Озеро заехать.
Она немного сгустила краски, да и попытка говорить на одном языке с собеседниками выглядела неуклюжей. Однако публика, похоже, ничего не заметила.
- Во уе…ки! На женщину! В следующий раз зови нас. Разберемся!
- Спасибо, позову. Так это… письмо-то от себя отправите? Вот тут все написано… Либо по этому мэйлу, либо по этой ссылке… это электронная приемная природоохранной прокуратуры.
Парень с золотым крестом замялся.
- Да я типа вообще не местный, я вот это… в гости приехал, - он хихикнул, поглядев на остальных.
- Куда это ты приехал? – недоуменно повернулась девица с серьгой. – Это чё, мне привиделось, что ты со мной живешь?
Парни заржали.
- Ну ведь не местный же, - оправдывался ее друг. - Лешич, давай ты пиши.
- А чё я-то? Я ваще… не умею этого.
- Тебе же образец дают, хе-хе. Берешь, переписываешь, и все.
- Ну блин… Я это не привык как-то… Не люблю светиться.
- Моя хата с краю, да? Вот так, как в революцию – так никого и нету, - обрадовался обладатель креста. Теперь трусом выходил не он.
- А твоя с какого краю? Сам не хочешь, так и молчи, - обиделся Лешич.
Танюша испугалась возникшего напряжения и стала торопливо прощаться.
- Ладно, ребят, я пойду. Спасибо вам за вашу помощь. И за чай. Э-э… увидимся!
- Да не вопрос. Это… ты заходи. Чем можем, поможем! – скороговоркой произнес Лешич.
- Не-забудем-не-простим! – довольно продекламировал парень с крестом, воздев над головой сцепленные ладони.
Танюша шагала по тропинке, думая про себя, что еще месяц назад и представить себе не могла, что будет сидеть у костра и пить чай с классическими «мусорогенными жлобами» - так она их называла. Более того, они, кажется, уже не такие мусорогенные, как раньше. Или это она стала меньше замечать чужие грехи? Выражение «нет худа без добра» всегда казалось ей бессмысленным. Но сейчас она действительно чувствовала что-то, похожее на симпатию к ним. Может, все зло, предназначенное природой для большой территории, стянулось в одну точку – на Кудимова и его стройку - и на мелкие компании его просто не хватало? Может, эти жлобы и хотели бы стать злыми, да не могли?
…
А стойка между тем продолжалась. Танюша на своем веку не помнила такой скорости незаконного строительства – да и любого другого. Не прошло и трех недель после завершения фундамента, как из-за забора показались стены, а через месяц над ними уже стучали молотками кровельщики, укладывая крышу. Судя по ее форме, дом предполагался весьма замысловатой архитектуры. Верхняя часть, что виднелась над забором, была украшена круглыми и овальными окошками. Чередуясь, они задавали кровле разновеликие изгибы, из-за чего она походила на кекс с волнистой глазурью. В центре кекса торчал заостренный холмик, который венчала маленькая изящная башенка со шпилем и флюгером. Она словно спешила заверить публику, что, хоть и является башней, но не имеет никакого отношения к замкам из красного кирпича, которые «новые русские» строили в 90-е годы, и что ее хозяин – представитель нового, просвещенного слоя богачей, знающий толк в прекрасном. Но если она и могла кого-то убедить, то только таких же богачей, да еще любителей светской хроники, с придыханием относящихся к богатству, думала Танюша. Всем остальным, кто с досадой поглядывал на башенку из-за забора, она сообщала единственно возможный месседж, а именно – «мне плевать на вас и на то, что вы думаете обо мне». Этот месседж отнюдь не способствовал восприятию искусства, поэтому большинство зрителей, включая Танюшу, решили, что особняк берегозахватчика выглядит не только по-хамски, но и уродливо.
Чем выше поднимался дом, тем больше щегольских машин проезжало по свежепостроенной (разумеется, приватной) дороге и исчезало за воротами. В щель между профлистами, которая по-прежнему сохранялась в одной ей известном месте, Танюша наблюдала теперь не только таджиков, но и хорошо одетых моложавых русских. Она была уверена, что это не хозяева: уж слишком суетливо они двигались и подобострастно разговаривали с кем-то по телефону. Должно быть, это были многочисленные подрядчики, каждый по своему профилю: кто-то отвечал за фигурные окошки, кто-то – за башенку, а кто-то – за ажурную со стеклянными вставками дверь. В поле зрения через щель попадала только входная часть фасада; судя по ней, а также по кровле, дом претендовал на какие-то отдаленные ассоциации со стилем модерн. Каменным ступеням крыльца (они были украшены фонариками, похожими на верхнюю башенку, только в уменьшенном масштабе), видимо, предстояло спускаться в сад, разбитый по самой последней моде. В том смысле, что он старательно имитировал «естественность». Выкорчеванные кусты малины и чернику заменила хитроумная альпийская горка, в которую как бы врастало крыльцо. Горка была выложена гранитными валунами (Танюша знала, откуда их привезли: раньше они лежали рядом с дорогой в лесу и, скорее всего, провели в такой позе последние десять тысяч лет после схода ледника, который притащил их за собой), обернута декоративным мхом (взамен настоящего, который ободрали с камней) и обсажена разными диковинными растениями. Больше ничего не было видно, как Танюша не старалась. Иногда около горки появлялись две хмурые девушки – одна с дредами, а другая с африканскими косичками, собранными в хвост. Они подклеивали отошедший кое-где мох, выдирали высохшие экзотические цветы (которые, видимо, ну никак не хотели приживаться в чуждом климате) и засовывали вместо них новые. Но потом девушки исчезли и, похоже, вовсе не потому, что закончили с садом. Их исчезновение совпало с серией громких перепалок, в ходе которых из-за забора звучало про чьи-то руки, которые «из жопы растут» и угрозы «зарыть этих лесбийских коз прямо тут». Похоже, ландшафтные дизайнерши не справились с задачей создания «естественности», и их решено было заменить на других. Но на общем темпе работ это не отразилось. Вскоре элитный сад выплеснулся на кончик мыса и достиг воды: теперь он был виден и с соседних берегов. Альпийских горок больше не делали; новые дизайнеры пошли по более простому пути, просто стащив на берег все живописные валуны с округи. Между ними вились дорожки, тоже выложенные крадеными камнями. Кое-где торчали шарики и пирамидки из стриженых кустов, похожих на кипарисы. Оставшееся пространство было заштопано ослепительно-зелеными кусками рулонного дерна. Природные травы, которые когда-то покрывали мыс, никогда не были столь зелеными и столь ужасными. Сад заканчивался, как и положено по закону жанра, частным причалом с затейливыми перилами романтически-белого цвета. На нем еще не появилось пары столь же белых шезлонгов, в которых должны были возлежать покрытые ровным шоколадным загаром тела владельцев всего этого великолепия; но Танюша так живо представляла себе эту картину, что реальность вряд ли смогла бы добавить к ней новых красок. Примерно в это же время начался демонтаж временного забора. Разумеется, его ломали не для того, чтобы предоставить всем желающим доступ на береговую полосу водного объекта общего пользования (согласно ч.8 ст.6 Водного кодекса РФ). Об этом Танюша догадалась еще за неделю до того, потому что ее любимая щель в кустах вдруг перестала показывать крыльцо, а начала показывать одну лишь темно-серую шершавую поверхность, как помехи в неисправном телевизоре. Это был капитальный забор, готовившийся к своему торжественному выступлению под прикрытием профлистов, словно за театральным занавесом. Наконец, занавес пал, и забор возник во всей своей величественной неподвижности. Это была огромная жирная точка (точнее, прямая линия), припечатавшая собой крах всех надежд. Как оказалось, они еще у Танюши оставались. Но забор – это было окончательно и бесповоротно. Как и всякое подобное сооружение, он не выражал ничего, кроме оскорбления, которое чувствовал каждый, находившийся с внешней стороны. Не помогали делу даже модерновые кованые кружева, которые украшали его верхнюю часть. Несомненно, автор забора полагал, что таким образом позаботился об эстетическом удовольствии зрителей; но на фоне унижения, которое они испытывали, эстетика выглядела злой насмешкой и, безусловно, не стоила таких денег.