Что моё, то моё

– Ничего удивительного в этом нет, потому что он не в состоянии объяснить вообще хоть что-то, – спокойно ответил Ингвар Стюбё. – Он просто идиот. В прямом смысле этого слова. Во всяком случае, у него проблемы с психикой. Он до смерти перепуган, Германсен.
Германсен поднёс ко рту грязную кофейную чашку. В комнате чувствовался кислый запах пота, который всегда сопутствует стрессовым ситуациям. Интересно, кто это так разнервничался, подумал Ингвар.
– По профессии он водитель, – пробурчал Германсен. – Так что не может быть полным идиотом. Он курьер. И он привлекался. По меньшей мере…
И он схватил папку, из которой выхватил какую-то бумагу:
– Пять штрафов и два срока за сексуальные преступления.
Ингвар Стюбё не слушал его. Он снова взглянул на журналистов. Теперь их число значительно поубавилось. Он потёр переносицу и попытался подсчитать, сколько сейчас времени на восточном побережье США.
– Эксгибиционизм, – зевнул он, не глядя на Германсена. – Его привлекли за эксгибиционизм. Нет, это не он. Он не тот, кого мы ищем. К сожалению.
– Эксгибиционизм.
Ингвар пытался не давать волю эмоциям. Но это было невозможно. Само слово содержало в себе презрение к тому действию, которое оно описывает, поэтому его можно было только выплюнуть. Человек в камуфляжной форме сник под горой одежды. Он истекал потом. Его плечи были настолько узки, что рукава куртки почти полностью скрывали кисти рук. На шее у него был повязан платок, но он не догадывался вытереть пот с лица.
– Пятьдесят шесть лет, – медленно проговорил Ингвар Стюбё. – Верно?
Мужчина не ответил. Инспектор придвинул к нему стул, и мужчина уселся. Ингвар попытался не морщиться от запаха мочи и застарелого пота. Сейчас-то он точно знал, откуда исходит тошнотворный запах.
– Слушайте, – сказал он тихо. – Можно я буду называть вас Лаффен [21]? Вы ведь зовёте себя Лаффен, так?
Мужчина едва заметно кивнул. Итак, обращённую к нему речь он слышит и понимает.
– Лаффен, – улыбнулся Стюбё. – Меня зовут Ингвар. У вас сегодня был тяжёлый вечер.
Мужчина снова кивнул.
– Скоро мы всё уладим. Я только задам вам всего несколько вопросов, хорошо?
Соглашаясь, тот вновь дёрнул головой.
– Вы помните место, где вас задержали? Где эти два человека… Где они вас обнаружили?
Мужчина не отреагировал. Близко посаженные глаза – две чёрные точки – бессмысленно смотрели на инспектора с маленького личика. Ингвар осторожно, с некоторой брезгливостью положил руку ему на колено:
– Вы водите машину?
– «Форд-эскорт» тысяча девятьсот девяносто первого года выпуска. Голубой металлик. Двигатель объёмом одна целая шесть десятых литра. Стерео-магнитола стоит одиннадцать тысяч четыреста девяносто крон. Кожаные сиденья и спойлеры.
Голос сильно дрожал. У Ингвара возникло впечатление, будто он бросил монетку в старый музыкальный автомат, особенно когда мужчина продолжил:
– Стерео-магнитола. Стерео-магнитола. Кожаные сиденья и спойлеры.
– Здорово!
– Я ничего не сделал.
– Зачем тогда вы пришли туда?
– Просто. Я лишь… Я просто стоял там. Смотрел. Ведь не запрещено же просто смотреть.
Мужчина засучил рукав, и на свет показался ярко-белый гипс.
– Они сломали мне руку. Я ничего не сделал.
На часах было полчетвёртого. Ингвар Стюбё не спал уже двадцать один час. Одному Богу известно, когда последний раз отдыхал арестованный. Ингвар похлопал его по колену и поднялся.
– Ложитесь здесь на лавку, – дружелюбно посоветовал он. – Скоро уже наступит день, и мы всё уладим. А потом вы сможете отправиться домой.
Осторожно закрывая за собой дверь, он понял, что мужчина в камуфляже может стать для них большой проблемой. Едва ли он в состоянии запланировать хоть какое-нибудь преступление. А тем более три хорошо продуманных похищения и дерзкое возвращение трупа ребёнка. Конечно, у него есть аттестат, и потому он должен уметь писать и читать. Но то, что он профессиональный шофёр, как утверждает Германсен, явное преувеличение. Лаффен Сёрнес был инвалидом, он доставлял тёплый ленч два раза в неделю старикам из Стабекка. Без всякого вознаграждения.
 
Да разве дело в Сёрнесе? Дело в том, что у полиции кроме него нет ни одного подозреваемого! Троих детей похитили. Один из них уже мёртв. И после трёх недель расследования полиция располагает лишь престарелым эксгибиционистом, у которого есть «Форд-эскорт».
К тому же теперь придётся защищать его от разъярённых граждан.
– Отпустите его, – приказал Ингвар Стюбё.
Германсен пожал плечами.
– Да-да. У нас опять ничего нет. Зеро. Расскажи обо всём этим стервятникам, что стоят на улице.
Он кивнул в сторону окна.
– Отпустите эксгибициониста домой, как только рассветёт, – зевнул Стюбё. – И обеспечьте ему, ради Бога, другого адвоката, который смог бы позаботиться о том, чтобы его клиента не мучили, не давая ему спать по ночам. Мой тебе совет. Он не тот, кого мы ищем. А ты…
Он вынул сигару из нагрудного кармана и поднял указательный палец:
– Я не знаю, что вы здесь делаете. Но если бы я был на твоём месте… Оштрафуйте тех психов, которые сломали ему руку. А иначе до конца недели у вас тут будет настоящий Дикий Запад. Помяни моё слово. Суд Линча и настоящий Техас.
 25 
  
Где–то за городом, в нескольких километрах на северо-восток от Осло, в доме на склоне холма сидел мужчина с пультом дистанционного управления в руке. Он просматривал телетекст. Ему нравилось это занятие. Так можно было узнавать новости, когда это необходимо и тем способом, который ему больше всего был по душе: в сжатой форме и без отвлекающих внимание картинок. Было утро, и, ощущая на лице первые лучи зарождающегося дня, он чувствовал себя так, будто заново родился. Так было каждый день. Он громко рассмеялся.
Мужчина (56 лет) арестован по делу Эмили.
Он играл с клавишами пульта. Буквы становились то больше, то шире. Уменьшались. Арестовали мужчину. Может, они думают, что он дилетант? И теперь разозлится, потеряет голову только из-за того, что они посадят не того или припишут его поступки другому человеку? Они полагают, что он заторопится, начнёт совершать ошибки, станет неосмотрительным?
И он вновь засмеялся так громко, что с трудом сумел перевести дух. Эхо отразилось от голых стен. Он точно знал, о чём думает полиция. Они полагают, что он психопат. Считают, что он тщеславен в том, что касается его преступлений. Они хотят вынудить его совершить ошибку. Хотят, чтобы он начал хвалиться своими поступками. Но он знает все эти приёмы, он читал о них и всё хорошо запомнил. Он понимает: когда до полицейских дойдёт, что тот, кто похитил детей и убивает их с какой-то неведомой целью, находится на свободе, они захотят его спровоцировать.
Он живо представил себе полицейский участок. Вся информация о детях на тёмной доске. Фотографии, данные. Компьютеры. Пол, возраст, прошлое. Прошлое родителей. Даты – они пытаются установить совпадения. Обнаружить какую-то цикличность. Безусловно, они подумали, что есть какой-то смысл в том, что Эмили похитили в четверг, Кима – в среду, а Сару – во вторник. Теперь они, конечно, полагают, что и в понедельник должно что-то произойти. Но когда придёт время, и следующий ребёнок исчезнет в воскресенье, начнётся паника. Никакой цикличности, скажут они друг другу. Никакой логики! Отчаяние парализует их и станет абсолютно невыносимым, когда пропадёт ещё один ребёнок.
Мужчина подошёл к окну. Скоро ему нужно будет ехать на работу. Но сначала он должен отнести детям еду. И воду. Кукурузные хлопья и воду, не из вредности, у него просто кончилось молоко.
Эмили изменилась. Она стала милой. Нежной и любезной. Именно этого он и ожидал от неё. Хотя сначала и сомневался, стоит ли похищать её, сейчас он рад, что сделал это. В Эмили есть что-то такое… Узнав, что её мать умерла, он решил не трогать её. К счастью, потом передумал. Она вежливый ребёнок. Искренне благодарит за еду. Обрадовалась, когда он подарил ей лошадь, хотя ничего не сказала ему, получив Барби. Он так и не знает, что сделает с Эмили, когда всё будет позади. Да это и не столь уж важно. У него ещё есть время.