По грехам нашим. В лето 6731... (СИ)
— Так поболе, как плетнями ловили. А сеть то наша порвалась крепко, никак не поспеваем латать, — сказал, как видно, начальник артели.
— А што с рыбой апосля робите? — спросил я.
— Так было сушим, вялим, коптим, да токмо, боярин соли мало у нас, — так сказать «закинул удочку» рыбак в сторону спонсорства их дела.
— А коли соль моя буде, четвертую долю рыбы мне поставлять станете, добро? — я рыба кусачая, так просто помогать — путь в никуда, чай не колеки.
Консультации и какие-то расчеты с использованием пальцев рук и в итоге согласие. В принципе, я и так мог все забрать у них, так как они холопы, но я не был поборником рабства, пусть стараются и всем будет хорошо. А я хотел еще одним своим товаром делать рыбу и икру. Просаливать и коптить можно по разному и горячим копчением и солить только филе, да в горшки с перчиком, с маслом, лучком, чесночком. Осталось придумать, чем запечать горшок и дождаться появления масла — рапс посажен, подсолнечник посажен, но всего пока мало. А вот льняное можно было уже изготовлять. Но производство масла еще в проекте.
Много из меня нервов вырвала организация производства стела. Хотя песок чистый нашили и уже натаскали, нашли и диоксит кремния в том же песке, вырабатывали из золы соду, выбрали место под мастерскую и практически ее построили. Одну строительную артель направил на достройку стекольного цеха. Прибытие мастеров стеклодувов должно было ускорить процесс, однако, пока они заваливают стеклянными браслетами и чешут затылок, как сладить все правильно. Все и здесь подвижки есть.
Не добрался я и до производства стали. Горн построен, два меха для подачи воздуха, необходимого при производстве чугуна так же готовы, помещение построено, отдельно готово водяное колесо для раскачки мехов, но до ума окончательно все эти агрегаты не доведены. Два кузнеца, которые были у меня в наличии, не воспринимали новшество, как я не старался объяснить пользу и необходимость отказа от дедовских способов производства железа. Даже демонстрация моей косы и того, что изготовляли кузнецы, не принесло желаемого. И если один коваль был закупом и приказать ему я мог, то свободный смерд второй мог и не подчиниться. А они нужны были при любом раскладе. Но капля камень стачивает. Так и я все стараюсь переубедить кузнецов. Недавно, вроде бы у одного, Дарена, пошел позитивный процесс.
Я же надеялся на оружейников, тем более, что молодые умы бывших учеников, привыкших к покорности в обучении, должны были принять новые технологии не присущи периоду, а скорее концу XVI века или даже XVII веку. Вот только и молодые оказались зашоренными и невосприимчивыми к новым типам оружия, что я рисую, не то, чтобы и самим что-то создать.
Вот и сейчас я, ожидая окончательной договоренности с рыбаками, начинал паниковать, что еще столько не сделано, а по плану летом рассчитывал продавать сталь и начать обеспечение своим оружием воинской школы, а так же саняться изготовлением пил для предполагаемой лесопилки.
— Боярин наряд твой добрый, — выразил, наконец, решение рыбак. Ох и разбалую их, вот только пока все расчеты только на увеличение прибыли. Себя можно обмануть, цифры — нет.
Уезжал я от реки в деятельной решительности. Небольшая слабина по отсутствию прогрессорства была резко отторгнута. Нужно работать и все тогда сладится, а рефлексировать будем, посматривая на тонны серебра, заработанного после.
Поднявшись на пригорок, с которого начинался небольшой лесок, я направился в сторону Речного. Туда временно я распорядился расселить прибывших ремесленников. По причине расположения поселка у реки и возможности сооружения водяных колес. Речной мог бы превратиться в Производственный. Пока же ремесленникам был выделен отдельный район, который располагался немного поодаль от самого поселения.
Мерно, но целеустремленно передвигаясь на своем конем, к которому все больше привыкаю, думал, что лесок возле пристани необходимо вырубить. Тут вроде бы и земля неплохая и разлив воды не доходит. Засеять можно будет чем-нибудь на следующий год, например подсолнечником. А через год-два может и понадобиться расширение территории самой пристани со строительством складов, домов и постоялых дворов. Может и расчистить место под базар.
Стрелы я не заметил, как не услышал и характерного звука спущенной тетивы. Только почувствовал удар и, пока еще не потерял сознание, успел пришпорить коня.
Голоса, люди в белых халатах.
— Ну как наш пациент? — сказал голосом Иллариона Михайловича человек с головой орла.
«Гор» — пронеслось в голове.
— Да потопчет еще копытами своими Дикое поле, — ответил человек с телом коня.
— Херон, — прошептал я. Именно Херон — не просто кентавр, а я знал, что это Херон.
— Крови потерял много, але хворь ен одолевает. Крепок животом Корней Владимирович, — краем сознания пронеслись другие голоса.
— Мы его теряем, — сказал «Гор».
— Главное, чтобы он себя не потерял, — философски заметил мудрец «Херон».
— Так он вступает в игру? — спросило левитирующее в мою сторону существо в белом балахоне.
— Он уже в игре, — ответил Херон, очертания которого начали расплываться.
Наступила безвременье.
Через сколько времени я услышал тишину я не знал. Но осознавал, что, если до этого было ничто, то сейчас наступила тишина. Еще через некоторое время появилось зрение, но я мог различать только силуэты. Еще позже я начал осознавать, что нахожуть в своей горнице, на своей же кровати. Звуки появились одномоментно и я поморщился.
— Слава Христу, спасителю! — прокричала Бела.
— Не вопи, Бела! Где Божана? — обратился я хриплым голосом к будущей жене Еремея, а может уже жены. — Ясколько я лежу?
— Дак с учора, — ответила девушка. — А боярыня у церкви молится.
— У меня в сундуке черный ларец принеси його и едь до Божаны, а до меня покуль не треба, — отдал я распоряжения, но опомнился. — Коли Еремей недалечи, нехай приде.
Получив аптечку в руки, как только вышла Бела, я начать себя лечить. Оказалось, что стрела прилетела не сзади, а спереди. Это облегчало мое самолечение. Прежде всего, посмотрел в маленькое зеркальце рану. То, что я очнулся действительно чудо, но рана воспалена, уже проступал через вонючую повязку, которая смердит еще и навозом. Сняв повязку, я практически залил себя перекисью водорода и сделал три обезболивающих укола, по сути, местную анестезию.
— Христос вседержитель! Открыл очи, — уже пробасил Еремей, входящий в горницу.
— Ерема нож потребен, вино хлебнае крепкое, полотно чистое, — сказал я, и друг, кивнув, убежал.
Вернулся он уже с Филипом и как это ни странно с Андреем.
— Якоже друже? — спросил Филипп, на что я просто киваю.
— По следу шли тых татей, воны пошли на марийскую землю, токмо звернули и пришли изнову до Унжи. Апосля пошли до земель Честислава Вышатовича. Купчина, что был в доме твоем. Токмо посекли тых татей у Честислава, — закончил свой доклад Андрей.
А ведь работа проведена огромная. Следили за исполнителями, не позволили себя запутать, ждали в городе, проследили до заказчика. Еще бы после взять их, но заказчик решил избавиться от свидетелей. Если бы сразу попытались захватить исполнителей, информации могло быть и меньше, или вовсе при захвате — убили бы. Андрей хорошо выслуживается.
Дальше была операция. Как только начала действовать бычья доза местного обезболивания, Еремей по моей диктовке резал и расчищал рану, так же готовилось и железо для прижигания. А я куражился, — никто не понимал, почему я не кричу от боли.
— Треба виру взять, — сказал я в момент, когда во мне ковырялись ножом. Все присутствующие вошли в ступор, а Филипп перекрестился.
— Войсил ведает? — задал я очередной вопрос. — Ерема пошто не лечаш?
Первым, от моих художеств, пришел в себя Андрей, который высказался только в пользу мести. Вскоре и Филипп сказал, что Василий Шварнович в курсе покушения, но подробностей не знает. Он только приехал откуда-то и просил сообщить, когда и если я очнусь. Посыльный уже выехал.