Под снегом. Том I (СИ)

– Так он, это, вчера в доску пьяный был. Наверняка наблевал ещё. Не стоит пачкать ваш кабинет. Запах неделю стоят будет. Самогонка Чохарихи ещё та гадость. Уж поверьте мне, приходилось сталкиваться. Да и арестантская далеко не аптека или хлебная лавка.
Туран в задумчивости склонил голову, а ведь Смаг прав. Ещё в Снорке ни раз и не два приходилось допрашивать свидетелей и подозреваемых в похмельное утро. Видок у допрашиваемых и самом деле оставлял желать лучшего. Ели Тефан Афрон и в самом деле бухал без продыху две недели, то чистоте и свежести кабинета утуса Тонка, помощника начальника полиции, и в самом деле будет нанесён сокрушительный удар.
– Тогда где будет лучше всего допросить Тефана Афрона? – Туран вновь глянул на молодого помощника.
– Так, это, мастер, – Смаг махнул рукой, – там, а арестантской, его и можно будет допросить. Запах, уж простите, вас не убьёт, зато специально для таких случаев там столик имеется, и стул.
– Ну раз ещё и стул имеется, то я согласен, – Туран поднялся из-за стола, правая рука привычно подхватила со стола блокнот и карандаши. – В этом чудном кабинете нам ещё долго работать.
Пусть на втором этаже Управления полиции чужим не полагается быть по определению, однако Туран всё равно тщательно запер за собой дверь. Ключ с большой деревянной биркой нырнул в боковой карман сюртука. Нужно признаться самому себе: он вошёл во вкус работы в командировке. Так в губернии Турану не то чтобы приходилось страдать, однако в присутствии он должен быть как штык не позже восьми часов утра. Мастер Луган, полицмейстер Снорка, очень не любит, когда подчинённые опаздывают на работу. А здесь, в Ничеево, вот уже второе утро Туран появился на службе около десяти часов. Правда, в номер люкс вчера вечером он опять вернулся не в седьмом, как дома, а в одиннадцатом часу вечера. Но это мелочи.
Арестантское отделение находится на первом этаже в задней части здания Управления полиции. Едва Смаг приоткрыл тяжёлую дверь с толстыми полосками утеплителя, как в нос шибанул убойный запах мочи, пота и блевотины.
– Молодец, Смаг, – Туран машинально зажал нос пальцами, – такой аромат нам в кабинете не нужен. Но подожди входить.
Смаг послушно захлопнул дверь.
– Когда войдём, – Туран шмыгнул носом, – ты, как обычно, молчи, смотри и мотай на ус. На простых людей очень эффективно давить авторитетом. Главное, сделать вид, будто ты и так всё знаешь и всего лишь милостиво предоставляешь подозреваемому возможность признать свою вину и тем самым смягчить неизбежное наказание. Конечно, с матёрыми уголовниками такой фокус не прокатит, а вот с законопослушными обывателями очень даже может быть.
Да, ещё важный момент: по возможности нужно вывести допрашиваемого из себя. Когда человек спокоен, то он морально более крепкий. Когда взволнован, напуган, сбит с толку, то скорее проболтается. Даже если врать начнёт, то всё равно будет делать это глупо, несуразно и всё равно выдаст сам себя.
– Мастер, а если Тефан Афрон невиновен? – в эмоциональном фоне Смага замелькало беспокойство.
– Ничего страшного, – Туран усмехнулся. – Если Тефан Афрон не виноват, то он и не признается. Это только слабоумные и в конец конченные трусы при одном только грозном взгляде тут же наговаривают на себя в три короба.
– Ну а если, вдруг? – Смаг упрямо мотнул головой.
А это очень хороший вопрос, Туран улыбнулся. Молодой помощник проявляет настойчивость – далеко пойдёт.
– «Ну а если, вдруг», – повторил Туран, – то одного голословного признания всё равно недостаточно. Суд в любом случае потребует физических доказательств и показаний свидетелей. Но ты прав – в любом случае признание нужно будет проверить. Ну а теперь пошли.
Арестантское отделение в Ничеево – самый типичный обезьянник. От дурного запаха кружится голова, однако Туран с каменным лицом переступил порог. Просторная комната разделена стальной решёткой на две неравные части. В большей вдоль стен приставлено несколько низких скамеек. Широкие половые доски аж почернели от многолетней грязи. В меньшей, как раз под окном с кованой решёткой, и в самом деле нашёлся небольшой квадратный столик и вполне приличный стул с квадратной спинкой.
 
С гордым видом, будто он ну не меньше чем губернатор Снорской губернии, Туран присел на стул, разложил на столике блокнот с карандашами и лишь после этих манипуляций соизволил заметить Тефана Афрона. Жалкое зрелище, нужно признать. И смех и грех, когда муж Юраны Афрон был в доску пьян и храпел в три голоса на грязной кровати, то он выглядел гораздо солидней. Сейчас же эмоциональный фон Тефана Афрона переливается всеми цветами ужаса и физических мучений. Рубашка на впалой груди подозреваемого расстёгнута почти до пупа, половины пуговиц нет и в помине. Грязные портки едва держатся на тоненькой верёвочке. Не валенки, а какая-то обрезь едва прикрывает ступни. С таким видом Тефану Афрону только милостыню на паперти просить. При виде впалых давно небритых щёк и красных глаз даже самый бессердечный богач без раздумий расстанется с алтыном, а то и с гривенником.
Обычная полицейская практика, пусть не очень гуманная, зато эффективная. Ещё накануне вечером Туран запретил дежурному городовому давать Тефану Афрону воду. После жуткой самогонки бабки Чохарихи подозреваемый мучается ещё более жутким похмельем. В таком состоянии не то что врать, думать сложно.
– Садись, – указательный палец Турана ткнулся в сторону табуретки возле решётки.
Тефан Афрон неуклюже, но весьма бойко, метнулся на указанное место. Низенькая табуретка намертво приколочена к полу толстыми гвоздями.
– Ну что, уважаемый, признаваться… будем? – процедил сквозь зубы, будто плюнул, Туран.
То, что произошло дальше, даже для самого Турана стало полной неожиданностью. Молодой помощник даже крякнул от удивления.
– Витус! – Тефан Афрон бухнулся на колени прямо на грязный пол. – Да! Да! Это я! Я! Убил родимую! – лоб Тефана Афрона гулко припечатался к грязной половой доске. – Бес попутал! Великим Создателем клянусь. Не хотел. Не хотел я её убивать! Родимую мою! Пьян, пьян был!
Все театральные заготовки и уловки пропали зря. Тефан Афрон разрыдался в три ручья самым натуральным образом. Туран распахнул блокнот, карандаш торопливо заскользил по странице.
Превеликий Создатель, как же всё банально и предсказуемо. В тот роковой вечер 31-го января Тефан Афрон, как обычно, нализался палёной самогонки бабки Чохарихи и, как обычно, поругался с женой. Повод к очередной ссоре всё тот же: Юрана Афрон принялась пилить мужа за бесконечные пьянки и за то, что в доме шаром покати. Тефан Афрон в ответ принялся обвинять жену в смерти всех трёх детей. Разница только в том, что на этот раз жена заявила, что уходит к брату в Починок навсегда. Ну а когда Тефан Афрон, наконец-то, сдохнет от палёной самогонки бабки Чохарихи, то она станет свободной и, наконец-то, сможет начать новую жизнь и выйти замуж за нормального мужика.
На свою беду Юрана Афрон повернулась к мужу спиной, когда принялась натягивать полушубок. Тефан Афрон схватил топор и что было сил удали жену обухом по затылку, «чтобы дурь из бабы выбить». Вместе с «дурью» из Юраны Афрон вылетела душа, женщина кулём рухнула на пол. От содеянного Тефан Афрон вмиг протрезвел, почти протрезвел, и убоялся содеянного.
– В лес труп жены ты унёс? – Туран на миг оторвался от записей.
– Да, витус, – грязный кулак Тефана Афрона размазал по щекам ещё более грязные слёзы.
– Зачем?
– Так ведь, это, – Тефан Афрон шмыгнул носом, – сам бес меня надоумил, не иначе. Вокруг Ничеево какой месяц «проклятие нишранов» лютует, пятеро душ в кессоне потопло. Вон, недавно витуса главного инженера прибрало. Вот я и решил на него, на «проклятие», свалить. Ему, «проклятию», всё равно, а мне отмазка будет. Старую медвежью шубу надел, от отца осталась. На голову рога оленьи нацепил, мне их шурин из Починка вместо вешалки подарил. Юрану, родимую, догола раздел, в половик завернул и прямо так, в виде срамном, в лес уволок.