Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ)

Митте молчал. СДЭФ был высоким, но довольно ровным.
— Да так, — сказал Дауров, — он уже во всем признался.
— Сам? — спросил Нагорный.
— Под БП, — пояснил Георгий Петрович. — Мы уже там были.
— А немой допрос?
— Два часа был немой допрос. Он нам очень помог кстати. Особенно забавно, когда человек молчит и при этом активируется зона мозга, ответственная за ложь. Вот мы по этим вопросам в основном и гоняли под БП. Во время немого допроса Герман Маркович, правда, упорно пытался использовать шпионские методы и уходить в транс, чтобы не реагировать на вопросы, но знания у него теоретические, практического опыта нет, так что мы легко с этим справлялись. Например, вот так.
Дауров приподнял ложечку над чашкой и резко отпустил, так что она зазвенела о фарфор.
Митте еле заметно вздрогнул.
— С махдийскими резидентами, которых мне приходилось раскалывать еще при Анастасии Павловне, до того, как я ушел к Хазаровскому, было гораздо труднее, — заметил Георгий Петрович. — Но тоже справлялись. Управление модами на браслет и адреналин в кровь. А с Германом Марковичем не понадобилось даже.
— Никогда не думал, что меня будут сравнивать с махдийскими шпионами, — сказал Митте. — Никогда не был врагом своей страны. Единственное, чего я хотел, это чтобы ею не правили вор и легкомысленный мальчишка.
Нагорный приподнял брови.
— Ну, «вор», понятно, Хазаровский. А вот «легкомысленный мальчишка» — это ново. Зачем тогда вы так упорно следили за «легкомысленным мальчишкой»? Я же у вас был под «особым наблюдением», я же ваши жучки в моем офисе горстями собирал.
— Жаль, что только следили, — поморщился Митте, — надо было сразу сажать. А лучше расстрелять, чтобы нам Ройтман кровь не портил со своей психокоррекцией. Я всегда считал, что врага честнее убить, чем перетряхнуть ему мозги. И для себя не делаю исключений. Любой нормальный император послал бы к палачу того, кто пытался его убить. А Хазаровский пошлет к психологу.
— Вам нужно было родиться тысячу лет назад, — улыбнулся Нагорный. — А то и раньше. Когда-то и кодекс Хаммурапи был нормой. А вот Анастасия Павловна, между прочим, уже к психологам посылала.
— Ну, баба, — сказал Герман Маркович, — при всем моем к ней уважении.
— И я пошлю к психологу. Потому что вы мне не враг, вы просто заблуждаетесь. Но надо заметить, что у вас есть реальный шанс загреметь на «F».
— Вы меня «F» хотите запугать?
— Да нет, просто информирую. Народу много, у Ройтмана мест не хватит на «E». Вы согласие собираетесь подписывать, Герман Маркович?
— Нет, — усмехнулся Митте.
— Ваше право, — сказал Нагорный. — Просто, кто раньше подпишет — тот попадет на «Е», кто позже — на «F», а то и уедет в другой город. Такая возможность тоже существует. Вот, Салаватов Руслан Каримович у нас на «Е3» уехал.
— На «Е3»? Он что уже согласие подписал?
— Пока нет, но собирается. Поехал на экспертизу. Но с Ройтманом есть предварительная договоренность насчет «Е3», поскольку помощь Руслана Каримовича была просто неоценимой, хотя и не всегда добровольной.
— Мне «Е3» не светит, — заметил Герман Маркович.
— Не светит, конечно, — кивнул Нагорный, — а вот «Е5» вполне.
— Разница между «Е5» и «F» почти неуловима, — сказал Митте.
— Как сказать! — вмешался Дауров. — На «F» намного больше элементов наказания. Комнаты меньше, прогулочный двор меньше. Никакую технику нельзя включать самостоятельно — все делает только охрана, устройства связи с меньшим набором возможностей, чем даже на «Е», ежедневный полный обыск. На прогулку в наручниках, с прогулки в наручниках.
— Ну, кому вы рассказываете, — хмыкнул Митте. — Если у меня «Е» не имеют право назначить режим, как на «F».
— Это верно, так что ежедневные обыски и наручники вас, скорее всего, не коснутся. Но все остальное в силе. Технику ради вас никто не будет менять.
— Но поместить туда имеют право только, если там никого нет с реальным «F», — возразил Митте.
— А там и нет, — сказал Нагорный.
— Но, если вдруг заведется людоед, будет проблема, — продолжил Георгий Петрович. — Менять психолога нехорошо, значит, перевод в другой город отпадает. И на «Е» к другим фигурантам переводить нельзя, пока у вас психокоррекция не закончена. Так что придется вас на «F» оставить.
 
— Людоеда в комнате запрут, — сказал Герман Маркович, — так что я его и не увижу. Не говоря о том, что на «F» пять блоков — есть, куда перевести.
— Может быть, — кивнул Дауров, — но все равно неприятно. Мало ли что. Вроде бы мелкие детали, а Анри Вальдо взвыл через три месяца. Я тогда некоторое время вел его дело. На суде он еще хорохорился, пока был в тюрьме — это же только изоляция, а не наказание. А как только приговор вступил в силу, он понял почем фунт лиха. Жаловаться не жаловался, но Ройтман нам рассказывал, как себя чувствует клиент. «Как там Анри? — спрашиваю. — Буянит? Бунтует? Отказывается пить лекарства?» «Да, нет, — говорит Евгений Львович. — Все замечательно. Он серную кислоту готов пить, не то, что КТА, только, чтобы пообщаться хотя бы с психологом».
— Анри Вальдо плохо гнулся, но легко ломался, — заметил Митте, — он слишком привык к болтовне со своими ублюдками и к их восторгам. Мне этого не надо.
— Да, — сказал Дауров, — вы ведь тоже вели его дело.
— В качестве вашего начальника, если помните.
— Ну, как такое забыть? Если бы не вы, я бы, может, и к Хазаровскому не сбежал. Я помню, как начались заказные дела. Сначала ручеек при Анастасии Павловне, а потом и мутный поток. По свидетельству тех, кто остался. Мне и ручейка хватило.
— Не было никаких заказных дел, — сказал Митте, — все это сплетни.
Дауров только вздохнул.
— После психокоррекции ваши оценки, боюсь, изменятся, Герман Маркович, — заметил Нагорный.
Чай был выпит. Дауров аккуратно поставил пустую чашку на блюдце с фениксом.
— Ну, что ж, продолжим, — сказал он, — Герман Маркович попросил у нас тайм-аут для встречи с вами, Алексей Анатольевич и Артур, и я был обеими руками «за», поскольку вы, думаю, знаете несколько больше, чем записано в протоколах допросов Салаватова, и сможете помочь нам правильно сформулировать вопросы.
График СДЭФ Митте резко скакнул вверх.
Сам же Герман Маркович равнодушно пожал плечами.
— Ну, давайте продолжим.
— Тогда я сейчас вызываю вашего адвоката, — сказал Дауров и связался с кем-то по кольцу.
— А сейчас у нас была просто светская беседа? — спросил Нагорный.
— Конечно, — кивнул Георгий Петрович, — Герман Маркович не возражал, и поэтому мы отпустили Ивана Захаровича пообедать.
— Это радует, — сказал Александр Анатольевич, — а то я уже чувствовал себя абсолютным садистом. Я на диванчике не допрашиваю.
— Так и я на диванчике не допрашиваю, — улыбнулся Дауров, — на диванчике я исключительно веду светские беседы. Мы сейчас вон туда пойдем, — и он указал взглядом на дверь слева у окна. Герман Маркович знает, мы там уже были.
И на СДЭФ Митте снова вылетел пик.
А Георгий Петрович связался по кольцу еще с кем-то. Говорил вслух.
— Алексей? Ты пообедал?.. Да?.. Заходи, мы продолжим беседу с Германом Марковичем, так что нужна твоя помощь.
На фоне этого казалось бы невинного разговора график с детектора Митте резко пошел верх.
— Алексей психолог? — спросил Нагорный.
— Да, — кивнул Дауров, — специалист по биопрограммеру. Методика у нас стандартная для таких случаев. Учитывая то, что Герман Маркович совсем не хочет с нами сотрудничать, а дело очень серьезное, у нас есть два пути, как говорит Алексей. Первый: построить нейронную карту и проанализировать связи и сигналы. Так как «Е5», мы имеем на это право без согласия на психокоррекцию и суда. Метод надежный, но долгий. В ПЦ все равно будут делать, и психологи нам спасибо скажут, но, если нам нужна оперативная информация, лучше отфильтровать поток сознания. Так что с этого, и начали.
 
— Герман Маркович какие-нибудь новые фамилии назвал, кроме тех, кого мы уже знаем? — спросил Александр Анатольевич.