Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ)

— Чем же мы будем остальные девять дней заниматься? — спросил я.
— У нас много работы. Это же не единственно возможная ситуация срыва. Надо проиграть похожие. Выставить планку агрессии. Мы пока этого не сделали.
— Ох! — сказал я.
— Ничего, потерпите. Это необходимо. И нужно решать проблему с дофаминовыми рецепторами. Проблема генетическая, препарат мы ввели, процесс идет, но надо мониторить ситуацию. Для вашей же безопасности… так, на сегодня хватит. Завтра сеанс будет подлиннее. Сейчас семь. Выйдите на воздух, погуляйте, отдохните. Кольцо верну после ужина.
Я вышел во внутренний двор и тяжело опустился на скамейку у стены. Светило солнце, веером пробиваясь сквозь сиреневые вечерние облака. Влажный воздух пах соснами.
— Артур! Идите сюда!
Илья махнул мне рукой. Он стоял рядом со столом для пинг-понга и держал ракетку. Подбросил вверх шарик, поймал, улыбнулся мне.
Вставать и куда-то идти совершенно не хотелось. Я чувствовал себя так, словно лес валил.
— Илья, — слабо сказал я, язык по-прежнему чуть заплетался, — давайте на «ты». Выпьем за ужином на брудершафт апельсинового сока.
Он подошел ко мне и сел рядом.
— Хорошо, на «ты». Под КТА был сеанс?
— Да.
— Заметно. Ничего где-то через полчаса пройдет.
— Тебя тоже им пичкали?
— А как же! Полтора месяца курс.
— Что каждый день?
— Сеансы каждый день, а таблетки на неделю хватает.
— Обрадовал.
— Там вообще-то разная дозировка. У тебя какая таблетка была?
Я отставил большой и указательный палец где-то на сантиметр друг от друга.
— Она, — сказал Илья. — Недельная доза.
— Понятно.
— Серьезно они за тебя взялись, совершенно без дураков. Я, признаться, думал, что в связи с незначительностью причины, обойдутся разговорами.
Я развел руками.
— Как бы ни так.
— Вот, это началась психокоррекция, — заметил он, — а до этого были предварительные беседы.
— Чувствуешь себя крысой в лабиринте, — сказал я. — Сюда крыса иди, здесь хорошо, здесь вкусный сыр, а сюда не ходи, здесь током бьет. Больно. Очень больно.
— В точку. Хотя у меня была другая метафора. Словно тебе делают операцию под местным наркозом. Ты можешь даже с хирургом поболтать, если сил хватит, но сделать ничего не можешь. И не то, чтобы слишком больно, но понимаешь, что тебя режут по живому, и все чувствуешь. Один раз вытерпеть можно. Но если это каждый день по два раза… На вторую неделю, мой психолог еще уговорил меня выпить эту дрянь, воззвав к моей совести: «Из-за вас, Илья, человек погиб, а вы лекарства пропить не можете». А на третий раз я уперся: «Хоть режьте, не буду!» Ну, ввели внутривенно. Действует в десять раз быстрее и в два раза сильнее. Так что я решил, что уж лучше буду таблетки пить.
Вскоре мне действительно стало легче, и мы с Ильей пошли к теннисному столу. И я даже попадал по шарику.
— Артур, а ты точно больше ничего не натворил, кроме той пощечины? — спросил Илья. — А то что-то очень круто. Неделя под КТА!
— Видимо, две.
— Тем более.
— Точно. Ей-богу, больше ничего. Правда, они у меня нашли психологическую травму.
— Ну, это у каждого второго.
— И дурную наследственность.
— А! Боятся воскрешения в тебе Анри Вальдо.
— Я вроде бы не давал повода.
— А как объясняют?
— Говорят, число дофаминовых рецепторов меньше нормы.
— Угу. Тоже частое явление.
На ужин мы пошли вместе и даже заказали апельсиновый сок.
— А на завтрак я не приду, — сказал Илья.
— Выпускают?
— Не совсем. Здесь есть ранний завтрак в семь часов. Для тех, кто уезжает на работу или учебу. Мы с моим психологом едем на работу устраиваться. То есть устраиваюсь естественно я, а он будет убеждать мое потенциальное начальство, что тот факт, что я был в Психологическом Центре — это не клеймо, а знак качества. Но если даже получиться, возвращаться мне надо будет все равно сюда. Так что за ужином встретимся.
— Хорошо, тогда расскажешь.
После ужина Олег Яковлевич вернул мне кольцо, и весь вечер мы проговорили с Маринкой. Было без пяти одиннадцать, когда она дисциплинированно попрощалась. Я только успел раздеться и лечь. Биопрограммер вырубил меня так же быстро, как накануне.
 
Утром даже не болела голова. И все было совершенно нормально. Ночью мне кажется что-то снилось. И видимо не очень приятное. Вспомнить не получалось да и не хотелось.
Ильи в столовой действительно не оказалось. Тот факт, что в десять мне предстоит очередной сеанс под КТА, ввергал меня в некоторую депрессию. Не слишком суровую, но было неприятно. И возможность поболтать с человеком близким по уровню образования и уже прошедшим через это была бы очень нелишней.
Возможность представилась, хотя и не та, которой бы мне хотелось.
— Доброе утро, Артур!
Возле моего стола с подносом стоял Старицын.
— Можно?
— Конечно, Олег Яковлевич.
— Илья будет сегодня только вечером, — сказал он, садясь.
— Я знаю. Он мне сказал. Вроде неплохой парень, никогда бы не подумал, что он убийца.
— А он и не убийца. Он шалопай. И таких шалопаев к нам попадает по несколько человек в год. А это значит, что из-за них каждый год погибает тоже несколько человек. Зла на них не хватает. И все вроде милые ребята, даже те, кого привозят по приговору. Илья хоть согласие подписал, значит, совесть в некоторой степени присутствует. У него курс окончен, начата реабилитация, и мы за него спокойны. По крайней мере, куда более спокойны, чем за тех, кто к нам не попадал. Он ничего такого больше не сделает. Но человек погиб, его не вернешь. А виновный испортил себе репутацию. И исправить ее будет трудно. И это долгий процесс. Между тем справиться с этим злом легко и просто. Ну, почему у нас никто не умер?
— Ну, к вам же не попадают смертельно больные.
— К нам попадают смертельно опасные. Одно другого стоит. И у нас очень опасные препараты. Я не КТА имею в виду. Есть куда более сильные вещества. Хотя и КТА не все хорошо переносят.
— Я, по-моему, плохо его переношу.
— Вы его просто отлично переносите. Вообще никаких побочных явлений: ни тошноты, ни галлюцинаций, ни судорог. Мы его начали аккуратненько перорально давать, но на следующей неделе прокапаем — это гораздо эффективнее. В желудке некоторые компоненты расщепляются, так что лучше в кровь и полный комплекс.
Я отпил кофе, поставил чашечку, она громко звякнула о блюдце.
— Ничего страшного, — сказал Старицын. — Илья расписал черными красками внутривенное введение?
— Я не испугался, — соврал я.
— Да? Ну, значит, мне показалось.
— Илью четыре недели из пяти таблетками кормили. У меня что ситуация хуже?
— Илье недели внутривенного введения вполне хватило. Вам хватит трех дней. Но три дня надо будет потерпеть.
Я вздохнул.
— Понятно.
— Так все-таки, почему у нас никто не умер, как вы думаете, Артур? — как ни в чем не бывало, продолжил Старицын.
Я заставил себя улыбнуться.
— Потому что вы не какие-то там докторишки, а высококвалифицированные специалисты с высокой степенью ответственности.
— Врачи ничуть не хуже, — серьезно ответил Олег Яковлевич. — И то, что у них неотложная медицина, а у нас плановая тоже не главное. И у нас бывают неотложные случаи, когда действовать надо быстро. А отличие только одно: нас гоняют через ПЦ прежде, чем допустить к пациентам, а их — нет. Хотя степень ответственности примерно одинаковая.
— Вы предлагаете гонять врачей через ПЦ в превентивном порядке?
— Конечно. Мы десятки людей спасем, а то и сотни. Мы наняли юриста, законопроект подготовили, я выступал в Народном Собрании, Ройтман выступал. Была дискуссия. И Леонид Аркадьевич был на нашей стороне. Но как бы ни так! Зарубили. Знаете, на каком основании?
 
— На каком?
— На том, что врачи, осужденные по статье причинение смерти по неосторожности, составляют доли процента от всех врачей, так что из-за них гонять всех врачей через Центры и тратить на это деньги не выгодно. Угу! Теперь мы статистически к человеческой жизни подходим!