Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
— Высшие и низшие! — вновь ободрился Петров, — Сверхлюди и кролики!
Гавриленко поморщился.
— Ладно, достаточно.
— В социологии такое разделение никого не шокирует, — по инерции продолжал Колпаков. — К тому же способы психологической тренировки доступны каждому. Тут нет элитарности...
— Достаточно.
Гавриленко задумчиво постучал ручкой по столу.
— У членов комиссии есть вопросы?
— Вполне достаточно, — по-прежнему неопределенно сказал Дронов.
Доцент постарше отрицательно качнул головой, Петров открыл было рот, но передумал и, наклонившись к рукописному списку экзаменующихся, поставил против фамилии Колпакова нарочито крупную двойку.
— Подождите немного в коридоре. Мы сравним впечатления, посоветуемся и пригласим для объявления оценок.
Гавриленко не добавил обычного «мой юный друг», и Петров демонстративно обвел двойку кружочком. Это был предел его возможностей в данной ситуации, и если столь наивная демонстрация приносит удовлетворение... Бедняга!
Колпаков сдержал улыбку и громко попрощался.
— Почему так долго? Скоро они там?
Предшественники истомились в ожидании.
— Теперь скоро, — не останавливаясь, бросил Колпаков. — Петька, зайдешь, скажешь мою оценку.
Быстро шагая по длинному коридору, Колпаков спиной ощущал изумленные таким равнодушием взгляды.
Чего ждать? Полный ответ по билету, проявленная самостоятельность, умение нешаблонно мыслить... Побалансировал на грани, подразнил немного гусей, но остался в рамках... Держался уверенно, говорил свободно и объективно, выглядел на голову выше остальных. Чистая пятерка! Правда, если его бравада вызвала раздражение не только у Петрова, могут влепить и тройку. Практически разницы никакой, даже самолюбие не пострадает, поскольку причина известна и результат предугадан. Так чего торчать под закрытой дверью?
В кабинет завкафедрой он вошел без стука, резко распахнув дверь с обновленной табличкой. Здесь все оставалось по-прежнему. Только стол Гончаров придвинул ближе к окну.
— Сколько?
Вениамин Борисович оторвался от беглой карандашной схемы, на лбу проступили три вопросительных морщины.
— «Пять». — Колпаков плюхнулся в кресло — Впрочем, это мои предположения. Как объявят, Петька скажет.
— Ты что, не дождался результата? Ну и ну!
— Что удивительного?
— Все. Твоя самонадеянность, неэтичность...
— Чепуха Присутствие при объявлении оценок вовсе не есть проявление уважения к экзаменаторам. Лучше послушай, как я раздразнил Петрова.
Гончаров выслушал короткий пересказ экзамена, добавил несколько острых точных штрихов в схему, с трещоточным звуком прокатил ладонью отточенный карандаш.
— Значит, самое главное ты им не открыл? Про монахов, постигающих истину круглосуточным рассматриванием собственного пупа? Жаль.
— Не уподобляйся некоторым...
— Петров не самый умный человек в институте, согласен. Но ты своими буддийскими эскападами наверняка разозлил и Гавриленко, и Илью Михайловича. Да еще не явился на оглашение результатов. Не удивлюсь, если тебе закатят «пару» и ты потеряешь на этом полтора года.
— Хочешь пари? «Неуд» — я до конца семестра провожу за тебя индивидуальные консультации по субботам. «Отлично» — ты отпускаешь меня на сегодня с лабораторных. По рукам? Заметь — условия неравные и для тебя крайне выгодные.
— По-моему, Геннадий, ты чересчур вольно обращаешься с начальством.
Гончаров изобразил суровость.
— Будьте проще, Вениамин Борисович, и народ к вам потянется! Помнишь любимую присказку бывшего проректора, уважаемого Ивана Фомича? Принимаешь пари? Весь семестр по субботам!
— Давай.
Гончаров протянул руку.
— Однако очень долго... — забеспокоился Колпаков.
— Увидели, что тебя нет, и терпение лопнуло — вернулись переписывать ведомость, — съязвил Гончаров.
Зазвонил телефон.
— Слушаю вас, Гончаров. Здравствуйте. Как раз здесь. Пожалуйста, передаю... Не стоит, до свидания. Тебя. — Он закрыл микрофон ладонью. — Светская дама, воспитанная, и голос очень приятный.
— Привет, Геннадий! Не забыл еще меня?
— Здравствуй... — Колпаков не мог скрыть удивления. — Как узнала этот номер?
— Спросила у секретаря, где ты можешь быть, — вот и все. Скоро освободишься?
— Занят до шести, но мой друг и начальник любезно вызвался меня подменить...
— Ну и нахал, — покачал головой Гончаров.
— ...Так что скоро, но с четырех у меня дела...
— Набор в секцию?
— Откуда данные? — снова удивился Колпаков.
— Весь город знает, ты стал популярной личностью. Сегодня даже читала про тебя в газете...
— Смотри-ка, не читал...
— Видишь, сколько раз я тебя удивила, — засмеялась Лена.
Колпаков остро ощутил, что ему нравится ее смех, голос, и почувствовал желание увидеть ее прямо сейчас, немедленно...
— Ты меня выручишь?
— Всем, чем могу.
— Возьми в секцию двух ребят. Сына моей заведующей и племянника директора. Для меня это очень важно. Сделаешь?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Колпаков. — Пусть подходят.
— Умница, огромное спасибо, — обрадованно затараторила Лена, и чуть заметная напряженность в голосе исчезла. — Когда освободишься, позвони, что-нибудь придумаем на вечер. Договорились? Вот и славненько. Целую.
Колпаков ошарашенно смотрел в гладкую, с аккуратными стыками обоев стенку. Такой ласковой он не знал Лену уже давно. Но почему в радостное чувство вплетается неприятный горький оттенок?
— Положи трубку, Ромео! — Насмешливый голос Гончарова вернул его к действительности. Тревожащая мысль, оставшись недодуманной, развеялась без следа.
Осторожно постучав, в кабинет заглянул вспотевший от пережитых волнений Петька.
— Пятерка! — сообщил он, почтительно поздоровавшись с Гончаровым. — Гавриленко похвалил — говорит, смелость позиции, кругозор, умение творчески использовать полученные знания и все такое... А мне тройку поставили. За что? Все рассказал, как в учебнике, Петров был доволен... Да, Дронов спросил, почему тебя нет, я сказал — живот схватило...
— Умней ничего не придумал! — Колпаков подскочил в кресле. — Кто тебя просил болтать глупости?
Петька обиженно закрыл дверь.
Гончаров хохотал.
— Супермен с расстройством желудка! — еле выдавил он между приступами смеха.
Колпаков мгновенно успокоился.
— Смейтесь, Вениамин Борисович, смех способствует правильному дыханию. Но пари я выиграл, до свидания. Осторожно с третьим стендом — там барахлит трансформатор.
Колпаков спустился в вестибюль и прямо возле «Молнии», сообщавшей о его героической схватке с вооруженным преступником, был перехвачен астматическим толстяком Писаревским, непревзойденным мастером интриг и лидером кулуарных бунтов.
— Молодежь взрослеет, мужает, а мы и не замечаем, пока нам глаза не откроют. — Писаревский махнул рукой в сторону «Молнии». — Отрадно слышать, да я вас и своими глазами видел в деле, очень-очень смело, давайте в том же духе...
— Вы разве тоже были в парке?
— В лесу, темном и страшном, где смелый мальчик в одиночку свалил старого опасного зубра!
— Что-то я...
— И прекрасно, скромность — добродетель, но следует знать себе цену, а вы пока не знаете...
Покровительственная скороговорка и целеустремленность, с которой толстяк оттеснял его в укромный уголок вестибюля, навели Колпакова на мысль, что эта встреча не случайна.
— Без поддержки человек жалок и одинок, ему не на кого опереться в трудную минуту, а таких минут в жизни гораздо больше, чем кажется в молодости, поверьте, гораздо больше!
Выпуклые, горячечно блестевшие глаза гипнотизировали, и речь была обволакивающей и проникновенной. Но куда он клонит?
— ...а они обошлись с вами несправедливо! И Дронов и Гончаров даже не помнят, кому обязаны своим успехом! И уверяю, они не пришли бы на подмогу, если бы вся эта стая набросилась и стала рвать вас в клочья!
До Колпакова наконец дошел смысл мрачных аллегорий Писаревского.