Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
— Хватит ссориться, — сказал Зимин, останавливаясь у узкой незаасфальтированной аллеи. — Сегодня день, о котором мы мечтали столько лет. Пойдем проведаем «штат Техас».
Колпаков не хотел, он бы обошел это место за километр, но три фигуры скользнули в темноту между кустами, и он двинулся следом. В темноте идти следовало осторожно, чтобы не споткнуться о корень или не напороться на острый сучок, органы чувств перестраивали работу, приспосабливаясь к новым условиям, и на миг появилось ощущение, что они перенеслись в прошлое...
Тогда они группировались вокруг Петьки Котова, нахватавшегося основ в Индии, где семь лет работали его родители. Самому Петьке это вскоре надоело, да и остальным тоже, а у Геннадия, Окладова и Зимина интерес сохранился, они продолжали занятия по самоучителям, потом осторожный японец — аспирант мединститута взял их к себе, начал с азов, преподал методику занятий, познакомил с сутью Системы.
Он работал по второму дану, располагал настоящей литературой, фотоальбомом — дело пошло всерьез. Когда он, окончив институт, уехал, тренером стал Колпаков. К тому времени он достаточно овладел техникой, поверил в Систему и подчинил ей распорядок своей жизни, занятия продолжались на качественно ином уровне. Саша и Николай признавали его авторитет, да и Гришка Габаев, которого взяли для комплекта в спаррингах, — тоже. Он оказался способным учеником, к тому же дьявольски сильным, выносливым и фанатичным. Именно Гришке принадлежала идея проверять себя в реальных боях.
— Пришли.
Зимин опустился на скамейку в густой, плохо освещенной аллее. Даже сейчас этот участок парка был неустроенным и пустынным, а тогда...
Окладов сел рядом, обняв Сашу за плечи, Гришка, хищно оскалившись, нырнул в темноту. Колпаков подошел к квадратному фонтанчику, заполненному вязкой черной водой. В душе шевелилось неприятное, забытое — то, что несколько лет служило причиной ночных кошмаров.
Здесь постоянно стояла огромная лужа, вокруг валялись битые бутылки, банки, между кустами из фанерных ящиков и всякого тряпья сооружены подобия спальных мест. Попадались убитые кошки. Даже днем здесь было жутковато.
А ночью в заброшенную рощу стекался всякий сброд, привлекаемый возможностью открыто пить из горлышка вино или водку, жрать зажаренную над костром колбасу и обуглившийся хлеб, резаться в карты, громко ругаться и орать похабные песни, одним словом — балдеть и кейфовать, по своему разумению, от души.
Дурное место. Нормальные люди обходили его за версту. И если все же проходил, срезая дорогу, припозднившийся прохожий, забредала по незнанию или неосмотрительности влюбленная парочка, им оставалось полагаться на судьбу и везение. Всякое тут случалось — грабили, избивали.
Всякое бывало. «Штат Техас».
И четверка «шерифов», бросившая вызов грубой и жестокой силе...
— Никого нет, — с сожалением сказал вынырнувший из кустов Габаев. — А я хотел тряхнуть стариной...
Идиот! Колпакова передернуло.
Он вспомнил взаправдашние жестокие драки, серьезность которых тогда не осознавалась. Хулиганы часто хватались за ножи или палки, «шерифы» тоже вооружались подручными предметами...
Колпакову стало страшно от того, что происходило, и еще страшней от того, что могло произойти.
Повзрослевшие «шерифы» сидели рядом в бывшем «штате Техас», вспоминая опасности, которые они вместе преодолевали и которые должны были помочь им слиться в благородное братство, вечное и нерушимое.
Братства не получилось. Гришка отличался от остальных еще тогда: более жестокий и нетерпимый, он предлагал использовать нунчаки [6], не задумываясь, к чему это приведет, и если бы его не одергивали... Правда, тогда он был управляемым, знал свое место, слушался более опытных товарищей. До тех пор, пока не наработал технику и не почувствовал, что может тягаться даже с Колпаковым.
— Отучили-таки шпану сюда ходить!
— Брось, Гришка!
— А чего, по-твоему, совсем никакой пользы не принесли?
— Совсем — не совсем... Тому командированному здорово помогли, молодоженов выручили...
Окладов машинально потрогал шрам на затылке.
— ...Вот и все полезные дела.
— А на остальное, как посмотреть.
— То есть?
— Обоюдная драка. Одни ввязались по въевшейся в кровь привычке, другие подставились умышленно, чтобы отработать на живом материале блоки, удары, броски... Кто из них хуже?
— Ну, ты даешь! Головой ударился?
Окладов не обратил на реплику Габаева ни малейшего внимания, он говорил не для него — Гришка не в состоянии был понимать такие тонкости, он говорил для остальных, да и для себя тоже.
— Они пьяные, грязные, злые, они не работают, воруют, все понятно — мы полная противоположность: поставь рядом — наглядное воплощение добра и зла... Но когда мы деремся, чем мы отличаемся от них? Для них драка — элемент образа жизни, способ самоутверждения, поддержания авторитета. Для нас — тренировка на бесполезных обществу людишках, мы позволяем себе в отношении их то, чего никогда не допустили бы в привычном окружении! Это осквернение чистого и благородного искусства каратэ.
— Сегун Йомицу на ночных улицах Эдо пробовал на живых людях остроту своего меча, — будто по книге прочитал Гришка, и в голосе его была печальная торжественность. — Другие самураи переняли обычай окроплять новый меч горячей человеческой кровью, и утром в придорожных канавах находили трупы зарубленных бродяг, попрошаек, разбойников.
— Вот-вот! Воображаешь себя сверхчеловеком, не задумываясь, откуда у тебя право оценивать других...
— Эта мразь лезла на рожон, а мы им обламывали рога, отбивая охоту нападать на прохожих. Что же здесь плохого?
— ...И ты всегда был инициатором драк, если не нападали — откровенно провоцировал, так что иногда трудно определить — кто хулиганы, а кто — жертвы.
— А иногда напротив — очень легко, — вмешался Зимин, и все поняли, что он имеет в виду. У Колпакова вновь ворохнулся в душе комплекс вины. Все, кроме Гришки.
— Когда же это? — с вызовом спросил он, не без основания заподозрив выпад в свой адрес.
— С футболистами.
— А-а-а, — протянул Габаев. — Мальчики с мячиком, бьют — как фугасиком... У меня аж в голове зазвенело... Чего я их — целовать должен?
Наступила пауза. Стало душно. Тревожно шелестела под резкими порывами ветра листва, запахло грозой.
Колпаков готов был поспорить, что думают все об одном.
— А помните, как я того бритого уделал?
Но только у Гришки могло хватить ума сказать об этом вслух, да еще с оттенком бахвальства.
Гришка даже через свою толстую кожу почувствовал молчаливое осуждение.
— Я вас не тянул, сами влезли. Генка семерку здорово уработал...
Идиот! Колпакова передернуло...
— Пошли по домам, сейчас начнется...
Окладов и Зимин поднялись вслед за ним.
— Чего заспешили? Дождика испугались?
Да, нюансов он никогда не ухватывал, поэтому и не понял, из-за чего они прекратили рейды в «штат Техас».
Спотыкаясь о выступающие корни, четверка бойцов выбралась из глухой части парка. Забросив за спину спортивные сумки, они размашисто шагали рядом, занимая почти всю ширину аллеи.
— А ведь нас всего четверо! — воскликнул Гришка. — Четверо на весь город! Это что-то да значит!
Действительно, их было четверо. Геннадий Колпаков — преподаватель вуза, перспективный молодой ученый, выросший без отца и потому привязанный к бывшему детдомовцу Николаю Окладову, с ранних лет зарабатывающему на жизнь и беззаветно преданному Системе. В противоположность им Александр Зимин в детстве и юности не знал трудностей. Родители — известные спортсмены, затем — популярные тренеры, дом — полная чаша, Саша — единственный любимый сын, старательно ограждаемый от житейских забот. К чести Зимина, он избежал опасности превратиться в избалованного недоросля. Хорошо учился в школе, с отличием окончил психологический факультет, в аспирантуре разрабатывал нестандартную тему, успешно защитился. Сейчас он руководил сектором в научно-исследовательской лаборатории психологии спорта института физкультуры.