Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
И начальник как на свет народился — голос звонкий прорезался, рапортует: да, указание выполнено, решили вопрос, полный порядок! Да к Валерию Федоровичу исполнительнейшему с расспросами, а тот, скромняга, смущается, плечиками пожимает: мол, я же не для себя, для дела, потому и пошли навстречу, руководители еще дедушку помнят, да и меня Харитон Федорович многим рекомендовал.
Тут главное не переборщить, не перегнуть палку, остальное сам додумает: про дедушку-адмирала слыхивал краем уха, что с Собакиным в гороно работал — знает, вот и выходит: не такая уж простая фигура скромный инженер-озеленитель! Скрыта за ним сила немалая, да не пользуется почему-то, может, по простоте, а может, до времени приберегает...
Так и создается авторитет, складывается репутация, мнение формируется. Разве не стоит оно тридцатника, что заплатил Фимке-заправщице? Тем более что водилы-мошенники все на крючке, за графиком он следит жестко, и если хочет кто подкалымить — отвезти цистерну-другую воды частнику в сад, — вынь да положь пятерку за каждую ездку! А машин — восемь, и калымят каждый день, так что в летний сезон «капуста» водится...
И рабочий день теперь у уважаемого Валерия Федоровича жесткими рамками не стиснут, поспать утром можно и днем фактически свободен, позвонишь пару раз, доложишься: я по паркам, и дуй на все четыре!
Золотова вольный режим устраивает, начальник доволен и спокоен: если вдруг приедут коллеги иногородние по обмену опытом, незаменимейший Валерий Федорович в мгновение ока в гостиницу определит, а случится проверяющий, комиссия какая, начальство столичное — так и на дачке адмиральской обустроит, и шашлычок организует, и баньку, все сделает, все придумает, не о чем волноваться...
Дачей Золотов в последнее время свободно распоряжался. Пока дед был, он там почти круглый год жил. Квартира двухкомнатная, которую сразу дали, как отставнику, пустая простаивала. Но у отца дальний прицел: давай, говорит, съезжаться, захочешь — будешь с нами вместе жить, все веселей, да и внуку для воспитания, надоест — отселишься на дачу, отдохнешь в одиночестве.
Дед как овдовел да ушел со службы, помягче стал, посговорчивей. Согласился сразу: у вас две комнаты тесные, да двор колодцем, умру — останетесь в хорошей квартире...
Папахен подобрал вариант: старое поколение с молодым не ужились, дом профессорский, в самом центре, потолки высокие, по коридору — хоть на велосипеде катайся. Привел деда — то что надо! Ну и провернул обмен в полмесяца.
Жили все вместе, не тужили, дед смирился, что кончилась морская династия, иногда только с тоской спрашивал внука: «А помнишь, как тебя в детстве море тянуло? Матроску и бескозырку носил, стихи любил морские, на корабль тебя повез — танцевал от счастья. Значит, правда гены свою роль играют!»
Так и шло все хорошо до тех пор, пока дед не встретил случайно меньщика-профессора, а тот ему и высказал: не ожидал, мол, морской офицер, а три тысячи доплаты взяли, стыдно, батенька!
Дед как полотно домой заявился, дрожит весь, хорошо, отца не было, мог и убить стулом или чем под руку попадется, бегал по квартире, кричал: «Посажу подлеца! Опозорил, чести лишил!»
А потом захрипел, повалился на бок, «скорая» его в больницу увезла, да оттуда уже капитан первого ранга Иван Прохорович Золотов не вышел.
Отец вроде переживал, а может, для людей прикидывался. Младший Золотов, шагая в похоронной процессии, вспоминал, как боялся разоблачения перед добрым дедушкой, который верил, что он хороший, неиспорченный мальчик, не замечал угнездившейся в маленькой душе червоточинки, и ему было жаль деда. Хотя три тысячи — нормальная доплата при таком обмене.
Возможность разоблачения детских грехов умерла вместе с дедом, но большой страх поселился внутри навсегда, подремывал, дожидаясь своего часа, и следователь прокуратуры Зайцев разбудил его, не то слово — разъярил до предела, и теперь он буйствовал, выедал внутренности, не давал спать, заставлял глушить его ударными дозами спиртного, подталкивал к действиям. Лучшая оборона — это наступление!
Когда Зайцев читал ночной порой про инопланетных упырей, не кровь пьющих, а саму сущность человеческую высасывающих, нетрезвый псевдочеловек Золотов старательно вписывал фамилию следователя в аккуратно разграфленную тетрадку с зеленым переплетом.
Надо же, попался такой на мою голову! Будто без него мало неприятностей... Ну ладно, получилось, Федьку не вернешь, Мэри тоже жалко, хорошая девочка, да она скоро выпрыгнет, адвокат сказал — в самом худшем случае — «химия», но чего он копает? И глядит с затаенным презрением — как Фаина, словно насквозь видит и нутро его, золотовское, настоящее, от всех скрытое, рассматривает... Может, действительно раскусил, работа у него такая — раскалывать, раскусывать, раскапывать... Если просто разгадал и презирает — черт с ним, а если надумает всем показать? Тогда плохо.
«...ведет разгульный образ жизни, посещает рестораны, танцевал со свидетельницей Марочниковой, — почерк у Золотова был никудышный, как курица лапой, но в заветной тетради писал разборчиво, буковку за буковкой вырисовывал, аж язык высовывал от напряжения. — После совместного употребления спиртных напитков, к которому принудил Марочникову, злоупотребляя служебным положением...»
Хмыкнул: ничего, — пусть оправдывается, но ощущение, что события развиваются не по закрученному им сценарию, усиливалось. Галка уже давно должна была позвонить! Не остался же он ночевать... Если бы так! Но вряд ли, ой вряд ли... Скорей всего и в дом не зашел, хотя Галка артистка еще та — вцепится в рукав: умоляю, сердце схватило, доведите, там в аптечке валидол, капли.
«Напоив Марочникову допьяна, он, под предлогом проводить, проник к ней в квартиру, где находился до глубокой ночи...»
И вдруг сквозь завесу опьянения пробилось воспоминание, подтверждающее его подозрения: откуда у Галки слова издевательские про адмиральского внука и про круизный теплоход? И смотрела она по-настоящему зло, это не игра в ссору, как задумано, тут что-то другое.
Он медленно закрыл тетрадь.
Ясно что! Крючок прокурорский раскрутил все насчет деда и ей выложил... Прости-прощай хрустальная мечта про белый теплоход, разные страны, инвалютный оклад. Мечты про новую жизнь — псу под хвост! А ведь только этими мечтами он ее и держал.
Золотов выругался.
Значит, Галка сейчас на него не играет! В лучшем случае. В худшем — играет против. Очень даже просто — заманила этого хмыря и закладывает своего благодетеля Валерия Федоровича с потрохами. Что она знает? Достаточно, чтобы грязью обмазать. А главное? Не должна. Но догадываться может, а иногда достаточно только подсказать, идею подбросить, дальше само пойдет разматываться.
Нет, так не годится, надо восстанавливать контроль за развитием событий! И крючка прокурорского прибирать к рукам не мытьем, так катаньем. Подумаешь, страшный зверь заяц! Не таких видали!
Золотов хорохорился, взбадривая сам себя, ему казалось, что и теперь удастся удержать в тени свое настоящее нутро, сущность свою омерзительную, что все утрясется, образуется, как обходилось уже много раз ранее.
ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ
Утром следующего дня я ставил задачи практикантам. Собственно, задач было две: заполнять статистические карточки по оканчиваемым делам, отвечая на возможные телефонные звонки, и бегать по адресам с длинным списком поручений.
Петр выбрал первое, Валек — второе. Мы вместе вышли из прокуратуры, по пути я повторил инструктаж, потом он свернул к троллейбусной остановке, а я пошел прямо тихими улочками старой части города.
Через несколько кварталов начинался запущенный сквер, за ним вставало массивное безрадостное здание следственного изолятора. В ИВС до трех суток содержались задержанные по подозрению в совершении преступлений, если подозрения подтверждались, их перевозили сюда дожидаться судебного процесса, но мало кто разбирался в таких тонкостях, и в народе оба учреждения называли тюрьмой, что было не правильно, ибо в тюрьмах отбывают наказание уже осужденные опасные преступники.