Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
Ни дежурному следователю, ни мне на первом допросе она не могла внятно объяснить причин происшедшего. Не помню, не знаю... А сегодня — полная ясность, четкая картина, уверенные показания. И все на голом месте! Нет, так не бывает... Обычно случается наоборот: в горячке преступник выкладывает такое, о чем впоследствии стремится «забыть»... А в данном деле и вовсе чепуха — получается, что Вершикова скрывала оправдывающий ее мотив!
Погруженный в размышления, я поднялся по ступенькам, не заходя к себе, прошел в канцелярию.
— Шеф на месте?
Маргарита, не отрываясь от бумаг, покачала головой.
— Вам Фролов звонил раза четыре. И еще будет.
И точно — не успел я войти в кабинет, раздался звонок.
— Как жив-здоров, Юрий Владимирович?
— Твоими молитвами, Степан Сергеевич. Обвинение Вершиковой предъявил, статкарточку сейчас заполню. Еще вопросы есть?
— Какой-то ты сердитый, — огорчился майор. — Я же не только из-за карточки... И потом — отчетность есть отчетность!
— Ладно, не обращай внимания, это я так — от усталости...
Закончив разговор, занялся текущей работой, стараясь рассеять неудовлетворенность и раздражение, оставшиеся после допроса Вершиковой. Зажал в специальный станок пухлую кипу документов: протоколы, фототаблицы, справки, характеристики, ходатайства, постановления — проколол их длинным толстым шилом, прошил суровой ниткой. Получился аккуратный том толщиной в несколько сантиметров. На обложке написал фамилии обвиняемых: «Акимов, Гоценко» и статью: «144, ч. II».
За этим занятием и застал меня модный в городе адвокат Пшеничкин, которого молва включила в так называемую «золотую пятерку» самых сильных, выигрывающих безнадежные дела защитников.
Подтянутый, дорого, но неброско одетый, он выглядел гораздо моложе своих пятидесяти трех. Разве что седина и морщина на лбу выдавали возраст.
— Я принял поручение на защиту Марины Вершиковой, — Пшеничкин положил на краешек стола небольшой синий квадратик: ордер юридической консультации, подтверждающий его полномочия по данному делу. — Вы разрешите немного поинтересоваться ходом следствия?
Держался он всегда учтиво, корректно, чем выгодно отличался от многих адвокатов, подчеркивающих свою принадлежность к лицам свободной профессии вольным поведением, переходящим, если вовремя не одернуть, в фамильярность и панибратство.
— Пожалуйста, в пределах дозволенного...
Визит Пшеничкина меня удивил. Его буквально осаждали верящие в чудеса клиенты, и он сам выбирал для себя процессы, как правило, неординарные, сложные, представляющие профессиональный интерес и приносящие шумную известность. Дело же Вершиковой было рядовым, ничем не примечательным, явно не подходящим для мэтра его ранга.
— Когда планируете закончить расследование?
— Пока трудно сказать.
— Странно, — Пшеничкин потер переносицу. — Меня в таком пожарном порядке просили заняться защитой, что я думал — это вопрос дней...
— Кто просил? — поинтересовался я.
Пшеничкин замешкался с ответом.
— Надеюсь, никаких тайн я не выпытываю? Просто удивительно, что вы взялись за столь обычное дело!
Оценив намек на высокий профессиональный уровень, адвокат чуть заметно улыбнулся.
— Самое заурядное дело может оказаться необычным. А здесь необычно уже то, что мне позвонил завотделом горисполкома Чугунцов и попросил подключиться. Иначе, честно говоря, я бы не взялся. Работы очень много и вообще...
При чем здесь горисполком? Какое отношение Вершикова имеет к Чугунцову? Или он к ней? Полная чепуха... Ладно, потом, нельзя ломать строй «светской» беседы.
— А кто заключал соглашение, оплачивал защиту?
— Сразу после звонка пришел сотрудник горисполкома — Валерий Федорович. Сказал, что друг Вершиковой. Но скорей всего там нечто большее, чем дружба. — Пшеничкин засмеялся. — Следователь есть следователь. Я пришел задать вам несколько вопросов, а получается наоборот.
— Это случайность, — я сделал сконфуженный вид. — Не собирался у вас ничего выяснять.
— Но выяснили, — многозначительно сказал адвокат. — Что дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Впрочем, эти сложности не относятся к юридическим, а потому меня не интересуют.
Скажите лучше, почему вы тянете с окончанием следствия? Преступление налицо, надо только выяснить мотивы и дать оценку... По какой статье вы ее привлекаете?
— По сто третьей.
Пшеничкин поморщился.
— Вечная следовательская перестраховка. Там возможны только два варианта: неосторожность или превышение пределов необходимой обороны. Статья сто пятая — до двух лет, сто шестая — до трех. Обе статьи предусматривают возможность и менее строгих наказаний: исправительных работ, условного осуждения. Когда я изучу дело, станет ясным, какой из них придерживаться. Но то, что в действиях Вершиковой нет состава такого тяжкого преступления, как умышленное убийство, — очевидный факт! — Адвокат расстегнул толстую папку из натуральной кожи, извлек лист бумаги, осторожно положил на стол. — Поэтому прошу приобщить к делу ходатайство об изменении меры пресечения.
Я просмотрел аккуратный машинописный текст:
«...учитывая, что Вершикова имеет постоянное место жительства, работы, ранее не судима, характеризуется положительно... Освободить из-под стражи под подписку о невыезде».
Внимательно наблюдавший за моим лицом Пшеничкин слегка наклонился вперед. Насколько незаметно он перешел к официальному тону, настолько легко вернулся к дружески-непринужденному.
— Мой доверитель, Валерий Федорович, вообще настаивал на прекращении дела за отсутствием состава преступления. Вы же хорошо знаете — есть ряд постановлений Верховного суда: защищая свою честь, женщина может лишить нападающего жизни!
Но в данном случае обвинение заявит, что на даче находились еще люди, можно было позвать на помощь и т. д, и т. п. Я не хочу выглядеть дураком, а потому выбрал безупречную позицию. И советую вам прислушаться... — Адвокат понизил голос. — Дело непростое, в нем много подводных камней, может повернуться так, что оно лопнет в суде как мыльный пузырь, если позиция следствия не станет более гибкой. В случае условного осуждения, скажем за неосторожное убийство, мы не будем подавать кассационную жалобу. И волки сыты, и овцы целы!
— Ваше ходатайство приобщается к делу. О результатах рассмотрения вы будете уведомлены.
Понятливый Пшеничкин встал, поклонился.
— Не смею отнимать время. Я через пару дней позвоню. Если вы отклоните ходатайство, я обращусь к прокурору.
— Да, конечно. Это ваше право.
Мы вежливо распрощались.
Значит, Валерий Федорович не ограничился приветами и пачкой «Мальборо». Пригласить адвоката из «золотой пятерки», оплатить ему гонорар и даже подсказать линию защиты! Да, он настоящий друг... И очень прозорливый человек — так точно предугадать неожиданный даже для следователя поворот событий! Похоже, он заранее знал, что Вершикова изменит показания. Откуда?
ИСКУШЕНИЯ ДЛЯ ИЩУЩЕГО ИСТИНУ
«...Мы возвращались из Двуречья, где предприняли последнюю безуспешную попытку подтвердить доклад Карпецкого. Я был раздосадован: проторчать здесь полгода — и впустую! Горик, напротив, находился в прекрасном настроении, так как считал, что цель достигнута и вредный миф развеян бесследно. Психологическую настроенность местные жители ощущают безошибочно, может быть, поэтому ни один не рассказал ему то, что приходилось выслушивать мне. Но вторичная звукозапись без материальных подтверждений способна убедить только тех, кто хочет в нее поверить. Скептики опровергали даже богатые видеоматериалы второй экспедиции!
Горик весело болтал что-то про узколобых противников прогресса, мрачных перестраховщиков, раздувающих собственные страхи и пугающих ими других, восхищался раскинувшейся вокруг красотой, которую сторонники блокады хотели отгородить от человечества вымышленными радиационными поясами.
Я молчал — сколько можно говорить об одном и том же! Сказочно красиво — тут он прав. Но я, узколобый перестраховщик, сделаю все, чтобы оградить мир от этой красоты. Если решение о блокаде не пройдет, я сам буду болтаться вокруг Леды на патрульном боте, заворачивая приближающиеся корабли! Или высажусь сюда и вместе с Трехпалым Охотником найду неопровержимые подтверждения отчету первой экспедиции. Найду обязательно, потому что смерть на Леде члена Содружества — не случайная, при таинственных обстоятельствах, а предсказанная и объясненная им самим заранее — явится неопровержимым доказательством.
Поросшая голубой травой пойма перешла в синеватые холмы, мы, очевидно, свернули не на ту тропинку, потому что Мягкая Ферма слишком долго не появлялась, и, когда из-за поворота навстречу вышел человек, Горик, забыв инструкцию, устремился к нему спросить дорогу. Выглядел встречный вполне обычно — полусвободный фермер или сезонник, в цельнотканом комбинезоне, грубом кожаном жилете, островерхой треугольной шапке, распознать в нем псевдоса нельзя было и в семи шагах, мне удалось это сделать с двенадцати; помогла интуиция, ожидание его появления и постоянная готовность, приглушить которую не мог ни яркий свет рыжего солнца, ни умиротворяющий волшебный пейзаж.
Горик приблизился к нему на решающий все радиус абсорбации и уже находился за чертой, потому что псевдос его з а ц е п и л в тот момент, когда я нажал спусковую кнопку. Фиолетовая вспышка ослепила незащищенные глаза, треск разряда слился с треском грубой кожи жилета, лопнувшей в том месте, куда ударила невидимая игла...»