Женитьба порочного герцога

– Разве вы не боитесь находиться в обществе человека, которого обвиняют в убийстве брата? – спросил Гриффин низким голосом.
– Вы исповедуетесь мне, герцог?
Его губы изогнулись в усмешке. Он шагнул к ней и крепко обнял за талию. Харриет охватила слабость. Прежде чем она смогла сделать что-либо, она оказалась прижатой к стене его сильным телом.
Харриет почувствовала, как его напрягшийся фаллос через одежду прижимается к ее животу. От его мужской силы у Харриет перехватило дыхание. Она ощутила сладостную истому внизу живота. И она понимала, чем это грозит. Это была прелюдия.
– Я очень хочу остаться с тобой наедине, – прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы.
Она хотела отдаться ему, прямо здесь, прямо сейчас. Желание, заполнившее все ее существо, затмило разум. Она хотела его, и ей было плевать на условности и достоинство. Его голубые глаза неотрывно смотрели на нее. Его ноздри раздувались, словно у скакуна. Он знал, что она чувствует.
Гриффин медленно поднял руку и развязал ленту, стягивающую ткань платья на ее груди. Она не могла вздохнуть. Ее воля испарилась. Он наклонил голову, и его язык коснулся ее грудей. Харриет почувствовала желание, какого не испытывала никогда в жизни, ее всю трясло. Если он не остановится, она окажется на полу в ожидании его.
– Харриет, – прошептал Гриффин, глядя ей прямо в глаза. – Харриет, я хочу тебя.
Она смотрела в его глаза, падая в темноту, и едва могла слышать его голос.
– Нет, – проговорил кто-то за нее ее же голосом ясно и четко. – Не сейчас. Наберитесь терпения, герцог.
Он застонал. В исступлении она наблюдала, как он завязывает тесьму корсажа и с нескрываемым сожалением на лице натягивает шелковую ткань на ее налитые груди. Затем он еще раз нагнулся к ней и поцеловал в губы.
– Если вы оставите дверь незапертой на ночь, я сочту это приглашением.
Харриет оправила юбку. Гриффин сделал шаг назад. В бальный зал они вошли через разные двери. Она еще не скоро отойдет от произошедшего. Зато сразу после званого ужина Харриет обнаружила, что на двери ее спальни нет замка, чтобы остановить герцога.
  
Глава 20
 
 Кто мудр, любить желает, 
 А кто влюблен, о мудрости мечтает. 
  Перси Биши Шелли. «Освобожденный Прометей»  
Последний танец этим вечером Гриффин танцевал с Констанс, направив все свое обаяние на то, чтобы отправить по ложному следу любителей светских скандалов. Он слишком поздно понял, что им с Харриет надо было зайти в бальный зал не только через разные двери, но и с приличным временным интервалом. Тем не менее, было уже поздно, и охочие до домыслов люди, уже сделали соответствующие выводы. Как, неужели герцог предпочтет камеристку своей тетушки одной из жемчужин в короне лондонского света? Подобные предположения забавляли самого герцога.
Констанс же не находила ничего забавного в поведении Гриффина и не преминула сказать ему об этом.
– Вообще-то этот вечер должен был стать нашим выходом в свет.
– Неужели? – спросил Гриффин удивленно.
– Я полагала, здесь мы могли бы объявить о помолвке.
– Вы полагали? – Он заметил Харриет, которая стояла за спиной у тетушки Примроуз. Выражение явного неодобрения на их лицах доставило ему истинное удовольствие.
– Мой отец уже получил все бумаги, необходимые для нашей свадьбы.
– Бумаги эти касались моего почившего брата, но не меня.
Констанс холодно улыбнулась и последним па встала в позу дуэлянта.
– Ваша светлость чрезмерно честны.
Он поклонился и подумал с облегчением, что танец, наконец, закончился.
– Жаль, что вы, миледи, честны лишь при лунном свете.
На какое-то мгновение она застыла, не совсем понимая, о чем говорит герцог, но затем ей стало все ясно, и она ответила, не удосужившись даже солгать:
– По крайней мере, я не путаюсь с теми, кто ниже меня по рангу. А если вы имеете в виду лорда Харгрейва, так он просто друг, и не более того.
Гриффин проследовал за Констанс в обеденный зал. Констанс попрощалась с теми из гостей, кто не был приглашен остаться на ужин. Ее черные волосы аккуратными завитками лежали на белейшей коже. Такую белую кожу он видел разве что у Эдлин. Глаза Констанс сияли холодным светом далеких звезд.
 
Она неожиданно остановилась. Люди стали собираться вокруг них.
– Теперь вы можете поцеловать меня.
– Но ведь на нас люди смотрят.
– Знаю. Просто поцелуйте меня, и дело с концом.
Целовать Констанс для Гриффина было делом таким же привлекательным, как целовать осиное гнездо. С другой стороны, когда это мужчины клана Боскаслов отказывались от подобных предложений?
Констанс подставила лицо.
– В щечку. Сжатыми губами.
Гриффин молча смотрел на нее. Констанс выглядела так, словно на нее вот-вот должен был упасть топор гильотины.
– Может, просто пожмем, друг другу руки и разойдемся по домам?
– Если ваша светлость не окажет мне честь сегодня, то назавтра все газеты будут трубить о нашем разрыве.
– О разрыве? Но мы ведь даже не обручены. – Гриффин усмехнулся. – Какой же сложный мир этот лондонский свет. Вынужден признать, что меня это вовсе не интересует.
– Ваш брат инстинктивно чувствовал, что необходимо оказывать определенное уважение к тем ролям, которые мы играем в этой жизни. А вот ваши инстинкты, боюсь, гораздо менее цивилизованны.
– И поэтому вы их боитесь? – спросил Гриффин с нескрываемым любопытством.
– Я боюсь, ваша светлость, как бы вы нас обоих не выставили на посмешище.
– А если мне все равно?
Констанс бросила на герцога презрительный взгляд:
– Наша свадьба – это вопрос, решенный в силу договоренностей. Все равно вам или нет, значения не имеет.
Если до этой минуты у Гриффина и были какие-либо планы на этот союз, хотя бы ради наследников герцогского рода, то они рассеялись. Учитывая, что красота Констанс вовсе не возбуждала у Гриффина известной реакции, он с отвращением воспринимал то, с какой легкостью эта благородная леди готова была разделить с ним постель и жизнь после того, как до этого она должна была достаться его брату.
То, что представители клана Боскаслов не могли жить без страсти, было общеизвестным фактом. Возможно, откажись Гриффин от поездки в Лондон, он бы прожил до конца своих дней, пребывая в полном неведении относительно того, что было предопределено поколениями его предков.
Возможно, он бы никогда не встретил женщины с волосами цвета языческих костров и с духом достаточно сильным, чтобы усмирить зверя, сидевшего в нем.
Харриет спала долго и плохо, ей снился молодой герцог, который похитил ее из теплой постели и увез на летающей колеснице в кромешную тьму. Ее зубы стучали, как у скелета. Там, в облаках, было чудовищно холодно, несмотря на заверения поэтов, а герцог не слушал ее жалоб. Во сне Харриет меньше думала о романтических отношениях с герцогом, чем в реальной жизни.
Она протянула руку сквозь туман, стянула с широких плеч герцога его плащ и ахнула. Под плащом ничего не было. Грудь и торс Гриффина были твердыми и рельефными, словно высеченными из камня, как статуи в саду маркиза. Леди Гермия Далримпл сказала бы ученицам академии на уроке рисования, что это произведение искусства. Человеческое тело должно отражать священное совершенство, которое закладывал в него Создатель.
Во сне Харриет даже герцог был не без грешка. Впрочем, он и не был человеком.
– Я не могу найти свое сердце, – сказал он, когда Харриет закуталась в его плащ, и они зашли в небесную глинобитную хижину. – У вас, случайно, нет с собой долота, Харриет? Говорят, этим инструментом удобно взламывать двери дома…
Она села в постели. Шершавая ладонь, которой трясли ее за плечо, мгновенно спустила Харриет с небес на землю.
– Его светлость желают видеть вас у себя в библиотеке, – прошептала ей в ухо служанка по имени Чарити.