Любовь на капоте

Одновременно в голову против воли лезли мысли о том, как быть дальше – что с Лисицыной, что с Георгием. Впрочем, что делать с Полиной, было понятно: ухаживать, водить на свидания, сближаться. Надо только придумать, куда пригласить ее в воскресенье после урока. В субботу у нее дежурство, так что увидеться никак не выйдет.
Галкин.
Как с ним быть?
Жорик неожиданно из друга превратился в серьезно настроенного соперника, готового на многое ради победы. Вот не было мне еще и этой головной боли! Уверен: сама Полина сумеет отшить его раз и навсегда, но ко мне у друга претензии все равно останутся. Неужели он и правда влюбился, как и я? Или это просто уязвленное самолюбие? Жора не привык получать отказы…
Эх! Не хочется терять делового партнера. Буду надеяться, про уход из «ЭргоДрайва» он сгоряча ляпнул. Теперь, когда Полина дала Жорику понять, что он ей неинтересен, – быть может, он все же одумается?
Похоже, я слишком сильно погрузился в свои мысли, иначе бы заметил вовремя, что моя ученица разогналась, зазевалась и не успела вовремя притормозить.
Хрясь! Плоский пластиковый манекен в виде человеческой фигуры рухнул на асфальт, скрежетнул по днищу Шкоды. Лисицына резко остановила машину, скрестила руки на руле и уронила на них голову. Плечи ее вздрогнули – раз, другой.
– Не могу… не могу я… – раздался в тишине едва слышный шепот.
– Эй! Ну-ка отставить слезы! – я растерялся: что делать с плачущей женщиной, особенно когда каждая ее слезинка все равно что кровавая дорожка на моем сердце – я не знал. И мои навыки разведчика тут оказались бесполезны. – Ну, что за паника? Что за отчаяние?
– Эти фигуры – словно я реальных людей сбиваю. Мне скоро кошмары с ними сниться будут! Может, мне просто лучше продать свой фольксваген и забить на вождение? Все равно не быть мне водилой, как ни старайся!.. – Полина снова всхлипнула, а я замер, задохнулся от боли, сжавшей в тугой узел что-то в животе.
Это она серьезно?
Она в самом деле собирается бросить занятия, уйти из «ЭргоДрайва», не доучившись?! Может, она и меня больше видеть не захочет? Я ведь подвел ее, не справился, не сумел научить, разочаровал…
– Полина, – прохрипел сквозь зубы. Проклятая мышца где-то на подбородке напряглась, сократилась, перекашивая мою физиономию. Говорить сразу стало трудно. – Пожалуйста…
– Что? – все так же сквозь слезы, куда-то в сложенные руки.
– Не решай сгоряча. Я… придумаю что-нибудь, чтобы тебе помочь…
– Что ты придумаешь? Что тут вообще можно придумать?! – девчонка все-таки отлипла от рулевого колеса, выпрямилась, развернулась ко мне.
Я не успел отвернуться, спрятать от нее свой скривившийся рот. Ее глаза расширились, на заплаканном лице проступила тревога:
– Саша? Ты… что? Это ты из-за меня так?! – Полина потянулась рукой к моему лицу, но в этот раз я был не в состоянии чувствовать, как гладит она пальчиками мою сведенную спазмом щеку. Отвернулся, отдернул голову.
В салоне Шкоды повисла напряженная гнетущая тишина.
С трудом проглотив горечь, я заставил себя ответить на заданный ученицей вопрос:
– Ты сказала, что бросишь занятия. Значит, я не справился со своей задачей. Не сумел тебя научить, успокоить, вселить в тебя уверенность. Я – плохой инструктор...
Девчонка обессиленно откинулась на спинку сиденья. Громко выдохнула. Я вновь развернулся к ней и обнаружил, что она оперлась затылком на подголовник и закрыла глаза. Пользуясь тем, что она меня не видит, принялся ожесточенно растирать и разминать дергающуюся щеку.
– Саш, – заговорила Лисицына, не открывая глаз. – Если я брошу занятия, это ведь не значит, что я брошу и тебя тоже. Ты перестанешь быть моим инструктором, но останешься моим…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
Мое сердце остановилось. Я забыл дышать. Кто я для Полины вне работы? Кем она меня считает – другом? Своим мужчиной?
– Даже не знаю, как тебя назвать… – «назови меня любимым!» – взмолился я мысленно, – бойфрендом как-то глупо и неуместно...
 
Да. Не бойфренд – это точно. И любви пока, видимо, не заслужил.
Что ж так больно-то? В груди – пожар. И в салоне воздух сгустился так, что дышать трудно.
Я потянулся к панели, нажал на кнопку, опуская стекла с двух сторон.
Полина открыла глаза, уставилась на меня:
– Что?
– Душно в салоне, – я повел головой, расстегнул еще одну пуговку на вороте рубашки. Чертово ранение и тут давало о себе знать: раньше меня вот так в бараний рог не скрутило бы даже от самых тяжелых переживаний.
– Так… тебе срочно надо попить холодной воды и прилечь, – определила Полина, без раздумий завела мотор и погнала Шкоду к административному корпусу.
Подъехала, припарковалась у крылечка так, чтобы я из салона в два шага до дверей дошел.
– Саша, сможешь выйти и добраться до кабинета? У вас там софа есть – можно будет прилечь.
– У нас и медпункт есть, – пока ехали, я кое-как перевел дыхание, и в глазах вроде посветлело. – А в нем – медицинская кушетка.
– До него ближе? – уточнила моя ученица.
– Да.
– Значит, идем туда.
– Хорошо. – Я не спорил: прилечь и в самом деле не помешает, хотя бы для того чтобы Лисицына успокоилась, угомонилась и перестала хлопотать вокруг. – Следующая дверь справа, – сообщил ей через пару шагов.
В кабинете медицинской помощи, уложив меня на кушетку, Полина развила бурную деятельность: нашла тонометр, измерила мне давление, убедилась, что оно находится в пределах нормы, отыскала нашатырный спирт, растерла мне этой вонючей гадостью виски, притащила стакан холодной воды из-под крана, сунула таблетку валидола под язык, хотя в этом не было необходимости. Лишь после этого угомонилась, присела на стул возле стола, подперла голову руками, задумалась о чем-то.
– Что ты там села, как не родная? Может, присядешь рядом? – окликнул ее, сам отмечая ворчливые нотки в собственном голосе. Но уж больно досадно было, что она сначала довела меня, а теперь еще и держится на расстоянии.
Полина подтащила стул вплотную к кушетке, уселась на него лицом ко мне, положила теплую ладошку мне на грудь. Я сжал ее одной рукой и закрыл глаза: от одного легкого прикосновения сразу стало легче на душе.
Ученица помолчала немного. Потом заговорила:
– Саша, прости за истерику. Не знаю, что такое на меня нашло. Я обычно так не раскисаю. Просто страхи эти… слишком живучие.
– Ты пойми, Поль, – я поймал ее взгляд и постарался говорить как можно убедительнее, – ни один автолюбитель, который постоянно ездит за рулем, не обходится без аварий. Я не говорю о серьезных ДТП – их, к счастью, не так много, как автовладельцев. Но поцарапать или даже слегка помять свое и чужое крыло, сбить зеркало или въехать кому-то в бампер – это неизбежно. Однажды такое происходит со всеми, даже с самыми опытными и умелыми. Так что наша с тобой задача – не научить тебя ездить вообще без аварий. Нам нужно, чтобы ты научилась в случае неизбежного столкновения мгновенно принимать решения, которые помогут избежать серьезных повреждений.
Лисицына слушала меня с таким лицом, будто я внезапно сообщил ей, что у велосипеда колеса круглые, а она об этом и не подозревала.
– Предлагаешь мне учиться попадать в аварии? – неверяще переспросила она.
– Не только тебе. Мы всех своих курсантов этому учим. Каскадерами, конечно, не делаем – это немного другое. Но на автомобилях наши выпускники способны чудеса творить! И ты будешь, если не сдашься сейчас. Ты же не сдашься, Полина?
– Нет… Да… Не сдамся, в смысле. – Лицо моей ученицы просветлело, и у меня тоже отлегло от сердца.
– Знаешь, по-моему, я уже в полном порядке. Поехали уже отсюда, да и Виктора пора домой отвезти.
– Только сегодня ты за рулем, – попыталась уйти от ответственности ученица.
– Это ты меня после вот этого всего еще и за руль пустишь? – я указал на свое лежачее положение.
Ну да, манипуляция, согласен. Но пусть у Полины будет лишний стимул преодолеть свой снова обострившийся страх сейчас, пока не прошло слишком много времени.