Лунная дорога. Часть 2 (СИ)

  
Глава первая
 
Аудитория быстро опустела. Занятия окончились, все спешили по домам. Я тоже вытащила сумку, запихала в нее тетрадь и ручку, закинула ремень на плечо и двинулась к выходу. Жутко хотелось спать. Все-таки занятия после ночного дежурства в реанимации областной больницы не способствовали усердию в учебе.
Я выходила из помещения, не глядя по сторонам, и наткнулась на тощую бесформенную фигуру в обтягивающем свитере и черных джинсах, перегородившую мне дорогу. Опять эта Маквенко! И когда она халат снять успела? В универе всем положено ходить в белых халатах. Но есть, видимо, исключения. Внутренне я зашипела, как разозленная змея, но внешне, надеюсь, осталась равнодушной.
Маквенко училась с нами первый год, брала академ на третьем курсе. Хотя ничего особенного в ее жизни не произошло – она не болела, не рожала и вообще, по какой причине ей был дан академ, для всей нашей группы оставалось загадкой.
Хотя какая загадка? Мирослава была единственной доченькой той самой заместительши министра, с которой поругалась мама перед увольнением и отъездом в Москву. И, похоже, об этом доченька знала, потому что старательно клевала меня при каждом удобном случае. И при неудобном тоже.
А возможности у нее для этого имелись. Она была нашей старостой. До нее старостой был Венька Прохин, он за нас любому бы горло перегрыз и в обиду никому не давал. Мы им гордились, он парень серьезный, после армии, ответственный и порядочный. Но декан, выслуживаясь перед Маквенко-мамочкой, назначил старостой эту цацу, не спрашивая мнения группы, и теперь мы мучаемся от ее властолюбия целых полгода.
Вот и теперь она смотрит на меня снисходительным взглядом и язвительно так интересуется:
– Что, Кондратова, опять ночь не спала? Вся морда опухшая. Ты бы поменьше с мужиками по ночам зажигала, так и училась бы лучше.
Я молча обошла ее по дуге. Вот ведь стерва! Прекрасно знает, что все в нашей группе подрабатывают, кто где. Кто в больницах, кто в поликлиниках, кто в аптеках. Причем независимо от материального положения. Это только она белоручка.
Мне, в принципе, тоже можно не подрабатывать, отчим мне счет открыл с весьма приличной суммой, но опыт за деньги не купишь. Вот я его и набираю. Мне повезло, что мамины коллеги взяли меня к себе. Я им очень благодарна за доброе отношение. Меня все опекают и от тяжелой работы стараются отстранить.
Какая самая тяжелая работа в реанимации? А это когда у тебя на руках умирает больной. Когда ты делаешь все, что можешь, и даже больше, но все равно зря.
В такие минуты моя начальница Власта Евгеньевна зверски ругается матом и сокрушенно заявляет:
– Что ж, видно, судьба у него такая. Видимо, он все, что было нужно, в этом мире уже совершил.
Она фаталистка. Верит, что чему быть, того не миновать. Ей легче. Я еще до такого смирения не доросла. Во мне все возмущается и болит. И я после такого еще долго сама не своя. Больно. Очень больно.
Маквенко вульгарно присвистнула мне вслед и захохотала. Вот ведь стерва! Интересно, кто у нее бабушки и дедушки были? Отца я знаю, он человек хотя и неприятный, но более-менее воспитанный. А вот мамочка ее, наша замминистра, похоже, из ссыльнокаторжных и их потомков. Но не царских, а современных. Попросту зэков.
Наш город, да и вся область, веками служили местом для ссылок и тюрем. Отсидев свое, куда уголовникам деваться? Правильно, осесть рядышком с местом заключения. Вот они и оседали, да и сейчас остаются главным образом в областном центре, потому что здесь прожить легче. Недаром область держит в России сомнительное первенство по преступности.
Отсюда и субкультура специфическая. С одной стороны высокая духовность, всегда полные театры, гастроли российских и мировых знаменитостей, с другой бесконечный мат на улицах, мусор и та особая атмосфера, что бывает только в зонах. Это когда твое платье может не понравиться какой-нибудь тетке запойного вида, и она обложит тебя таким трехэтажным матом, что только диву даешься.
 
Вот и Мирослава уж очень похожа на ту авантажную тетеньку. Поверхностный лоск у нее имеется, но такой тонкий, что под ним четко виден ядовитый оскал. Хотя это она только с группой такая, в большие начальники готовится, как маменька. Та тоже постоянно нос задирает и разговаривает с подчиненными, как надзирательница на зоне. Ну и черт с ними со всеми. Не позволю этим шалавам портить мне настроение.
Выйдя на улицу, остановилась. Голова закружилась от свежего воздуха. Или, что вернее, от свежевыхлопных автомобильных газов. Универ стоял возле оживленной автомагистрали, поэтому весь спектр не слишком чистого городского воздуха студентам был обеспечен.
Села на автобус, приехала домой. И снова поежилась от неприятного ощущения чужого взгляда. Внимательно огляделась – никого. Почудилось? Но почему мне это чудится только возле дома?
Быстро заскочила в подъезд, пробежала по лестнице, открыла свою квартиру. Тщательно заперла дверь на ключ и еще собачку привесила. Береженого, как известно…
Все-таки как неуютно жить одной в большой квартире! Взгляд упал на полку для разной мелочи. Провела пальцем – пыль! Да, запустила я свой дом, запустила. Придется завтра устраивать внеплановую уборку. Все равно Новый год близко, нужно встретить его в чистоте, чтоб был удачным.
Родители звали меня с собой, они Новый год в Лондоне хотят встречать, но я отказалась. У меня дежурство в этот день. Я понимала, что коллеги просто хотели провести праздник с семьей, а я одиночка, поэтому ничего, в принципе, не теряю. Я не против – для меня это мелочь, хоть маленько смогу отблагодарить их за доброе отношение.
Перекусила, и хотела было уже завалиться поспать, как затрезвонил смартфон. Посмотрела – по виберу меня вызывал Панов. Эх, а я-то надеялась, что он угомонился. Мы с ним периодически разговаривали, но в последнее время все реже. Я надеялась, что он нашел себе кого-нибудь, пора б уже, столько лет прошло.
– Привет! – Виктор радостно мне улыбнулся, а я чуть было не зевнула в ответ. Он заметил мой подавленный зевок и с сочувствием спросил: – Что, опять после дежурства? Устала сильно?
Я кивнула. Удобная вещь видеосвязь – можно и не говорить, все понятно без слов. Только вот выглядишь на экране гораздо хуже, чем в жизни. Но это мелочи. Соблазнять я никого не собираюсь, тем более Панова.
– Тебе вполне можно подрабатывать на полставки. Опыт у тебя будет. Зачем ты убиваешься по полной? – он никак не мог понять моего трудового энтузиазма.
– Витя, в нашей группе так работают все. Да и кому нужно полставочники? Мне и без того в отделении идут навстречу и не ставят смены на время учебы.
– Еще бы. Самые тяжелые смены, как я понимаю, ночные. Разве не так? – он продолжал придираться к моему образу жизни.
Я покачала головой.
– Ты не прав. Во время праздников – да. А так самое тяжелое время – раннее утро. Но в это время я уже ухожу на учебу. В ночную смену я и поспать успеваю. Я же не одна работаю.
Панов немного помолчал.
– Ты не хотела бы приехать на Новый год в Лондон? – он опустил взгляд и напрягся, будто читая сложный текст.
Что у него случилось? Какая-то неприятность? С чего он снова зовет меня к себе? Мы ведь решили, что больше приглашать меня он не будет. Правда, с той поры прошло три года, но тем не менее…
– Я дежурю в Новый год. К тому же меня звали в Лондон родители. Если бы я хотела, могла бы поехать с ними.
Он поднял печальный взгляд и кривовато ухмыльнулся.
– Понятно.
Я не выдержала:
 
– Витя, что стряслось? Ты какой-то сам не свой. У тебя все хорошо?
Он кивнул.
– Нормально. Только вот вокруг все чужое и все чужие. Скучаю. По тебе. По дому. По России.
Этого я понять не могла. Если скучает, то почему не приедет? Не ко мне, а к родителям? Вспомнив, что мать у него живет в Париже, а отец мотается по всему свету, прикусила губу. В самом деле, куда ему ехать? Где у него дом?