Янтарные глаза
Курс был почти стабилен. Джеймс по привычке поглядывал на автоматическую коррекцию маршрута, но особого внимания это не требовало. Он открыл нетлог и решил пересчитать на калькуляторе координаты, чтобы убедиться, что ӧссеанин не пытается перепрограммировать маршрут. Затем понял, что этим он намеренно откладывает принятие решения.
Нет, не решения. Его он уже принял.
Он откладывает последствия.
* * *Джеймс у них в руках.
Лукас откинулся на спинку кресла и медленно снял руку с клавиатуры на подлокотнике. «Вот это скорость,— подумал он.— И двух часов не прошло после отлета с Деймоса!» Стоило услышать тон Джеймса, и он понял, что с ним контактировали ӧссеане. Более того, пилот быстро выключил устройство, чтобы Лукас не мог вновь его вызвать… что было очередным косвенным доказательством.
Он бросил взгляд на алую шторку, скрывающую пилотную кабину. Очевидно, герметичная перегородка была закрыта. Лукас мог лишь догадываться, что за ней происходило. Переговоры? Шантаж? Обещания или угрозы? Парень хотя бы спасся от трёигрӱ, ведь через камеры и экраны оно не действует. Но в любом случае необходимо срочно закрыть все коммуникационные каналы, чтобы ӧссеане не могли вновь выйти на контакт с Кораблем.
Не то чтобы Лукасу хотелось этим заняться.
Ведь пятеричной системой он не владел.
Все тайные приказы Кораблям кодировались пятеричной системой. Это было очередным изобретением ӧссеан, их собственной Каббалой: архаичный машинный код, разработанный тысячелетия назад для коммуникации с корабельными компьютерами. Каждый знак корабельного ӧссеина можно было четко определенным образом перевести в пятнадцатизначное число по пятеричной системе. С помощью специальной веерной клавиатуры с семью клавишами — цифрами, пробелом и клавишей ввода — можно было ввести его в компьютер, если нужно было с Кораблем договориться. Все ӧссенские пилоты знали эту систему так хорошо, что могли бегло переписывать знаки. Необходима была точность. Как и во всех делах, касающихся религии, клавиши для исправлений не было.
Хоть Лукас и знал алгоритм, в переводе знаков в пятеричный код он не был силен. Его отец лишь однажды за завтраком выдал ему краткую лекцию на эту тему, после чего лукаво улыбнулся и заявил, что его сыну нет необходимости учить это наизусть. Лукасу это так ни разу и не пригодилось. Современные Корабли — особенно те, что летали по Солнечной системе,— уже давно поддерживали альтернативное управление с помощью голосового ввода и имели терронские клавиатуры с привычным алфавитом и арабскими цифрами. Однако, имея зӱрёгала на хвосте, начинаешь думать как параноик. Лукас знал, что, в случае если ему понадобится заставить Корабль повиноваться ему, а не ӧссеанам, нужны будут функции, не имеющие альтернативы. Потому на следующий день после вылета с Земли он забрался в угол за лакированной перегородкой и втайне вскрыл алый тубус с ӧссенским знаком, который обманным путем позаимствовал в кабине пилота. Он выписал из инструкции отрывки литургических текстов, используемых на этом конкретном Корабле для открытия различных путей отступления, и положение священных точек. Затем воспользовался моментом, пока Ранганатан был в ванной, и вернул Душу Кораблю. Перевести один знак в числовую систему при его недостатке практики занимало около пяти минут — ему приходилось подписывать вспомогательные знаки, которые он не использовал уже долгие годы, и расшифровывать, расшифровывать, будто кроссворд разгадывает. Полученные коды он сразу учил наизусть. Другими словами — он позаботился об интеллектуальной забаве на все три дня пути до Марса.
И все же Лукас оказался в ситуации, которая раздражала его до глубины души. Если ему понадобится знак, которого не было в инструкции, он не сможет перевести его в голове. И, имея перед собой машину, а не человека, импровизировать не получится.
Он глубоко вздохнул. «Давай, Лус, и побыстрее, пока нас не сжили со свету… или хотя бы пока фомальхиванин не выкупался в сто раз отфильтрованной воде и не начал пялиться тебе через плечо». Он собрал все запасы хладнокровия и аккуратно закатал рукав до локтя. Подошел к стене из полированного тика, отсчитал третью филенчатую панель справа и пальцем провел по ее краю. Это была одна из священных точек. Панель плавно отодвинулась и открыла интерактивный плазмодиальный дисплей. Веерная клавиатура светилась на глубине около тридцати сантиметров под слоем прозрачного желтоватого плазмодия. Лукаса непроизвольно передернуло от отвращения, но ничего было не поделать. Этой штуке, похожей на желе, для совершенства не хватало только его руки, которая сыграет роль яйца или селедки. Левой рукой он непроизвольно провел по запястью. Необходимым реквизитом станет и вилка.
Лукас погрузил в плазмодий пальцы. Ладонь. Запястье. До локтя, к счастью, не дошло — хватило ровно по край рукава. Масса была вязкой, холодной и такой же мерзкой, как все подобные ӧссенские устройства. Едва пальцы Лукаса коснулись веерной клавиатуры, в желе медленно раскрылись две серповидные полоски металла и обмотались вокруг его запястья как рукава спиральной галактики. Он еще мог успеть вытащить руку… но вместо этого просто смотрел, как по всей ширине металлического обруча выступают иглы и нацеливаются на его запястье. Как рыскающие змеи.
Вдруг погас свет.
Лукас чувствовал, как по его спине медленно скользят капельки ледяного пота… одна за другой, прямо по линии позвоночника. Обычно он не испытывал таких чувств, но его разум затуманивала мысль, что не только он может ошибиться, но и это кошмарное устройство — и тогда в его вены совершенно незаслуженно будет впрыснут яд.
Возле клавиатуры засветилась надпись на корабельном ӧссеине, на которую Лукас должен был ответить, и таймер — ровно сто пятьдесят секунд. Пальцы Лукаса забегали по клавишам. Как и в любых делах Ӧссе, его зубрежка не прошла даром — хоть за его спиной и не стояли священники, но в темноте и левой рукой он не смог бы достать шпаргалку. Хотя рука почти не тряслась и выстукивала цифры без лишнего промедления, закончил он за пару секунд до лимита.
На дисплее появился новый знак, и Лукас вновь писал. И так снова и снова. Временной лимит каждый раз соответствовал длине ответа так точно, что успевать можно было, лишь напрягая все возможные силы. Плазмодий был ледяным. Пальцы Лукаса дрожали от холода. Наконец последний знак, пятый. Лукас в душе сочно проклинал харӧкӱны, которых, как известно, пять, и вообще всю пятеричную систему, но удивляться нечему — в конце концов, он боролся с ӧссенским Кораблем, то есть с самым святым, что есть у ӧссеан. Судя по всему, цель была достигнута, так как иглы начали втягиваться. Прикованная рука Лукаса вновь получила шанс вырваться на свободу.
На мгновение он даже задумался.
Затем ввел вместо этого еще один код. Он просил Корабль о еще одной услуге.
Вновь пятерка чисел. Рука Лукаса полностью окоченела от холода — он писал по памяти, потому что не чувствовал пальцев на клавишах. Вдобавок к этому нервное напряжение. Его охватил такой холод, что зубы громко застучали. Но он дописал.
Боковым зрением он заметил свет за шторой. Перегородка, отделявшая кабину пилота, исчезла в стене.
— Что тут… господин Саруман?..— зазвучал удивленный голос Ранганатана.
Лукас слышал, как молодой пилот встает. Движение тени: заглядывает в каюту… безуспешно пытается включить свет… разговаривает сам с собой, и в его голосе разрастается паника.
— Но ведь… Господи, где они? Их нет! Их убили. Их забрали…
«Я здесь»,— сказал Лукас. Но не заметил, что забыл открыть рот.
Он хотел достать руку из плазмодия, но гриб неожиданно начал оказывать сопротивление. Левой рукой он схватился за тиковую стену, оперся головой на предплечье и попытался сосредоточить взгляд на знаках на дисплее. При этом вдруг осознал, что круг рыскающих иголок уже не там, где был прежде. Плазмодий немного размывал предметы… но все они определенно были воткнуты в его запястье. Он безуспешно попытался высвободить руку. Это усилие совершенно его истощило.