Янтарные глаза

Но это была женщина. Фиона увидела ее, едва переступив порог,— комнатка не была так велика, чтобы что-то могло скрыться. Она в ужасе прижала ладонь к губам. Девушка была знакома ей из трансляций: «Некая Рут Дэрт… или Дэш?..» Рыжая девушка висела обмякшая в петле из чулок, привязанных к решетке вентиляции на потолке. Потолок был недостаточно высоким, чтобы она могла пнуть стул под собой, как это делалось в старых вестернах. Ей пришлось повеситься, стоя на коленях.
Постель была разворошена, а матрас сдвинут. На матрасе лежал ключ.
— У вас есть камера? — обрушился зӱрёгал на ближайшего военного.— Сделайте снимки, свяжитесь со своим командиром, найдите следы… позвоните в полицию, если здесь имеется такая институция. Меня сюда привело внушение божье, но, к несчастью, поздно. Судя по всему, это самоубийство.
Он бросил последний взгляд на мертвую девушку, взял Фиону за локоть и вышел.
В толпе гражданских виднелось все больше униформ, слышались призывы уступить дорогу и расчистить путь для носилок, и тут же коридор разделила желтая лента, за которую должны были отступить зеваки; но ӧссеанина, чинно покидавшего место преступления, никто не осмелился остановить. Свободной рукой зӱрёгал залез под свое пончо, достал солнечные очки и медленно их надел. Фиону он не отпускал ни на секунду.
Через сто метров он завел ее в боковую дверь, где был гидропонный парк, полный уютных закутков с лавочками и в данный момент совершенно безлюдный. Ӧссеанин, однако, не искал, где можно посидеть. Он остановился ровно посреди дороги.
— Мне не нравится, чем ты занимаешься, дочь моя,— сказал он.
— Я… я… я никак с этим не связана,— выдавила Фиона.
Она чувствовала, как стучат зубы.
— Я почти не знала эту девушку.
— Я не утверждаю, что ты ее знала, но умерла она по твоей вине,— сообщил зӱрёгал холодным тоном.— Ее убил фомальхиванин. Телепатией воздействовал на ее мозг и вынудил к суициду. Этого бы не случилось, если бы ты делала то, что должна была делать.
— Но… но… — Фиона закусила губу.
«Он отчитывает меня за то, что я не послушала Прастарую… что прилетела на Деймос, хотя она строго-настрого запретила?!. Но… но как я могла предотвратить чье-то самоубийство тем, что не была бы здесь?» — крутилось в ее голове.
— Что я должна была делать? — слабо спросила она.
Зӱрёгал молча смотрел на нее.
— Она тебе не сказала,— резко отозвался он.— Ёлтаӱл вместо этого предупредила тебя, чтобы ты не приезжала!
Кончики его ушей были совершенно бледными, посиневшими как иней — должно быть, он был в жуткой ярости. Но голос не повысил. Не начал свирепствовать.
— Какой смешной, бессмысленный бунт,— лишь ­усмехнулся зӱрёгал с темной злобой.— Но она дорого заплатит!
Он развернулся и, не прощаясь, направился к выходу. У двери он еще раз обернулся.
— Можешь возвращаться на Землю, Фиона Фергюссон, и сказать своему начальству, что ничего не вышло,— бросил он через плечо.— Фомальхиванина здесь больше нет.
 * * *
Фомальхиванин тем временем находился на алом плюшевом ковре на полу Корабля Трэвиса, между передвижными механизмами отодвинутого кресла — в положении, в котором у любого нормального человека надорвались бы сухожилия, а бедренные суставы были бы вывихнуты. Он заявил, что с ногой, закинутой за голову, ему думается лучше.
— Пока не доказано обратное, человек имеет свободу воли,— произнес он, продевая ногу сквозь сомкнутые руки и распрямляя колено.— Лишь от него зависит, что он с собой сделает.
— А если обратное доказано? Если это человек, в голове которого кто-то копается как в старом нетлоге? — хрипло сказал Лукас.— На самоубийство человека можно вынудить.
Рут Дэш. Он еще не мог утверждать, что до конца переварил эту новость. Может, его и не связывали с девушкой чувства или обязательства, но определенную часть своей вины он видел — в том, что намеренно не воспользовался возможностью встретиться, потеряв тем самым шанс изменить ее судьбу. Рут. К своему удивлению, больше всего он думал о невероятном цвете ее волос, именно о нем, будто о такой мелочи стоило жалеть, когда кто-то мертв.
 
— Да. Технически вполне возможно внушить жажду смерти. Однако это главное из аргиа~луйских преступлений,— серьезно сказал фомальхиванин.— Ты уверен, что я на это способен, и вполне справедливо. Но подумай хорошенько, Лукас Хильдебрандт, прежде чем обвинять меня в чем-то подобном.
Нельзя было не заметить предупреждение в его голосе. А Лукас и не нуждался в предупреждениях — здравый смысл давно привел его к убеждению, что лучше всего будет молчать. Ведь его целью было заполучить фомальхиванина, а не разозлить.
Но он не мог сдержаться.
— Я не утверждаю, что ты ее заставил,— холодно сказал Лукас.— Но ты знал, на что Рут решилась. Ее якобы свободная воля уже давно не была свободной, и исключительно из-за тебя. Ты должен был ей помешать.
— Но я не знал! Это произошло, пока я разговаривал с Фионой и с тобой,— признался фомальхиванин.— Я был сосредоточен на других вещах. Затем по дороге к порту я искал ее с помощью телепатии. Хотел взять ее с собой на Землю, но было уже поздно. Спасение людей идет вразрез с моими принципами, но, если говорить о Рут, я сделал бы все что угодно, чтобы ее остановить. Что угодно. Верь мне.
— Как это мило с твоей стороны,— сказал Лукас.
Иронии едва хватало.
— Я знаю, что тебе не нравится,— усмехнулся Аш~шад.— Ты упрекаешь меня в том, что я манипулирую людьми. Думаешь, что я чудовище, которое над всеми издевается. Но пойми, что люди легко поддаются иллюзиям. Они сами хотят их иметь. Если говорить о д-альфийцах, они вообще никакой свободы воли не хотят. Они отказались от нее задолго до того, как пришел я. Неправда, что они отчаянно защищались и боролись со мной за каждое слово. Как только появилась возможность, они с удовольствием и облегчением забыли о моем существовании. Ты спросил единственного человека, который был способен говорить обо мне. Потому что ей я забыть не дал.
Он прижал ступни к себе и медленно принял очередную рискованную позу. Если любезному зрителю выключить всю свою эмпатию и не думать о поте и слезах, которые очевидно лились в процессе приобретения подобной гибкости тела, это представление выглядело весьма живописно. Лукас подумал, что даже в звездные моменты своей плазмолыжной карьеры он не повторил бы эти трюки. Тем более теперь, после продолжительного обветшания тела, вызванного душевной работой, которое проявилось в ослаблении всевозможных мышц и сокращении сухожилий. В отличие от него фомальхиванин о сосуде своей души заботился образцово. Такая мелочь, как отсутствие места в кабине, не могла помешать ему получить свою дневную дозу эндорфинов.
При этом он продолжал невозмутимо и рассудительно говорить:
— Именно Рут была мне ближе всех на Д-альфе. Мой интерес к ней был того же свойства, как тот, что она проявляла к тебе. Нехорошая ситуация, а? Неловко сыгранная, но, к сожалению, распространенная повсюду, где только живут люди.
Его голос все же немного задрожал — может, от волнения, но, вполне возможно, и от усилий, ведь он только что оперся на кончики пальцев рук. Мучительно медленно, буквально миллиметр за миллиметром, фомальхиванин поднял свое тело в воздух.
— Если бы кто-то захотел меня к чему-либо вынудить, с помощью Рут ему удалось бы,— пыхтел он.— Я могу благодарить Судьбу. Не придется бояться худшего, ведь худшее уже случилось.
Лукас смотрел на него не веря своим ушам. Чудовищная комбинация пошлой искренности и циничного ­эгоизма, которую выдавал человек с Фомальхивы, стоя на руках, не поддавалась никакому описанию.
— Ага. Так давай выпьем за то, как хорошо все закончилось, да? — бросил он и с отвращением отвернулся.
Странно все это было. Человек, который способен вынудить человеческую мысль к любой глупости, твердит ему с серьезным лицом, что хотел, чтобы Рут была с ним,— и при этом не смог сделать так, чтобы она сама в результате постгипнотического внушения прыгнула к нему в кровать? Лукас не верил ни слову. Или, точнее — здравый смысл призывал его не верить фомальхиванину. «Если он убил ее, то таким образом может пытаться отвести от себя подозрение,— думал он.— Боже, какая драма! Сердце бедного фомальхиванина кровью обливается из-за женщины, которая предпочла меня — как это льстит! Аш~шад хорошо просчитал, что эго каждого мужчины с удовольствием проглотит такую ложь.