Янтарные глаза

А что это за нужный момент?!
В психосфере не существует случайностей — только синхроничность. Спустя четырнадцать дней после того, как Лукас начал свое расследование, эта девушка сидит здесь, за одним столом с ним, хотя в нормальных обстоятельствах никогда бы не осмелилась ни на что подобное. Вдруг — вдруг! — она вспомнила о деле, которое у нее так долго выходило игнорировать. Она думает, что должна сказать Лукасу прямо сейчас. Это стало настолько невыносимым, настолько неотложным, что она и правда начала действовать. Она и сама, скорее всего, понятия не имеет, какая муха ее укусила; что это вдруг зашевелилось в ее памяти или совести и почему прямо сейчас. Но Камёлё не нуждалась в объяснениях. Между отдельными событиями, на первый взгляд, причинной связи может и не быть, но общая причина быть должна. Общая причина, которая привела в движение действия всех сторон. Пусковой механизм, запланированный — когда-то. Кем-то.
Рё Аккӱтликс. Ей почти стало жалко эту девчушку. Ведь это, похоже, результат глееваринского вмешательства.
Она медленно рассматривала письмо. Цветинка-Пинкертинка как раз пока не собирается выкладывать его на стол. В свое время она хотела его прочитать и неосторожно порвала — как неловко! А затем поняла, что оно ­написано на языке, которым она не владеет. Из ее мыслей содержания не узнать.
Камёлё внутренним зрением наблюдала, как Лус общается с официанткой и берет меню. Скоро закажет ужин. А пока эти двое будут его ожидать и сидеть за чашкой чая, Сиротинка наконец решится. Рё Аккӱтликс, она ведь взрослая женщина! Может, все это дело с письмом ей и неприятно, но ведь это не конец света. Она объяснит Лусу, как была в шестнадцать лет глупа в своих попытках тайно подглядеть, даст ему открытое письмо — и оба рассмеются.
Но Камёлё не могла так рисковать. Она не могла допустить, чтобы планы какого-то другого глееварина испортили ее планы. Лукас не должен взять письмо в руки раньше, чем она лично его изучит. Не от любопытства, не из-за детской влюбленности, а из-за чувства самосохранения. В нем необязательно должна быть какая-то тайна. Но письма может хватить, чтобы Лус вспомнил весьма конкретные тайны.
Нужно вмешаться прямо сейчас. Внушить Пинкертине физиологическую нужду, отправить ее в туалет, ненадолго парализовать ее. Прочитать письмо и вернуть его. Удалить все это из протонации. Удалить и из ее памяти. Потом пусть Пинкертина делает с этой заплесневелой бумажкой все, что ее душе будет угодно. Пусть хоть в унитаз смывает. Может принести его Лусу на подносе со счетом, и он точно повиснет у нее на шее, полный любви. Камёлё усмехнулась. Вдохнула и собралась начать свою работу.
В этот момент Лукас встал из-за стола.
Камёлё в удивлении завертела головой. Так, он снова ее опередил! Лукас всегда был на шаг вперед — даже по дороге в туалет! Это было уже даже смешно — но в то же время вызывало злость. Если бы она после стольких лет не была уверена, что он никакой не глееварин, то подозревала бы его в телепатии.
Она ждала, что он исчезнет за ширмой, которая деликатно отделяла соответствующую дверь, но он вместо этого пробирался сквозь толпу к бару. Камёлё провожала его взглядом. И тут же возвела глаза к потолку, поняв его намерение. Он идет за гӧмершаӱлом! Пинкертина Вард, очевидно, крепко держала его на крючке. Это о многом говорит, раз она убедила Лукаса связаться с Пятеркой!
Ну ладно, так даже лучше. Договориться о покупке вещества, ввоз которого на Землю запрещен самим пертӱнским верховным жрецом, не так-то просто. Лус здесь впервые. Перекупщиков он не знает. Ему придется задействовать осторожные маневры, уйму убедительности, денег и времени. Камёлё встала. Посмотрела на стол, за которым теперь уже одиноко сидела Пинкертина. Они вдвоем тоже воспользуются этим временем — и даже лучше.
«Обернись, Пинкертина. Посмотри. На меня».
Никаких слов, лишь внушение. Ничего подозрительного. Но и этого было достаточно. Медленно, но неотвратимо Цветинка-Сиротинка повернула голову в ее сторону.
 
Камёлё прикрыла глаза. Она не хотела вызвать трёигрӱ — легкая ментальная атака лучше послужит ее целям. Раз уж Лус так кстати освободил территорию, хотя бы не нужно поднимать Пинкертину из-за стола и заставлять в полубессознательном состоянии брести через всю чайную. Хватит лишь подойти и взять то, что ее рука послушно достанет из сумочки.
Она осторожно вкладывала в ее мысли представления. Такое нужно проводить медленно и с чувством — движения должны быть нежными, будто управляешь корабликом с помощью пульта управления. Пинкертина открывает сумку. Она не осознает, что делает. Ее пальцы непроизвольно, но неотвратимо касаются сложенного листка бумаги. Камёлё только собралась подойти и забрать письмо… как ее кое-что прервало.
Глееварин. На этой улице. Прямо сейчас.
Исследующее сознание обошло вокруг них, будто конус света, прочесывающий территорию. Это было мимолетное мгновение — но Камёлё не ждала, пока ей кто-то объяснит толком и медленно. Она отступила и инстинктивно применила технику невидимости. Для Пинкертины она исчезла за декоративной ширмой.
Зӱрёгал. А кто еще это может быть?
Он еще стоял снаружи на тротуаре. Камёлё видела его внутренним зрением: он стоит, опирается спиной о стену и пробирается сквозь сугробы мыслей здешних гостей. За пятном в протонации он не заметил ее сразу, но если ему хватит терпения, то он ее обнаружит. У нее было как раз достаточно времени, чтобы исчезнуть, пока этот патентованный сыщик не перевернет каждый слой информации три раза туда-сюда.
Она мысленно проклинала его. Зӱрёгал получил образ Луса от того несчастного священника, то есть было очевидно, что в конце концов он его найдет. Но если бы он рыскал в протонации вслепую, это бы заняло несколько часов, а то и дней. Раз он так быстро здесь появился, это значит, что он все-таки узнал Луса. Он помнит всю эту историю. И точно знает, кто перед ним.
Значит — допрос. Ужин хорошенько уляжется в желудке Луса. Зӱрёгал подождет, пока Лус попрощается с Пинкертиной и окажется где-то, где не так много людей. И тогда он за него возьмется. Камёлё видела, как Цветинка-Сиротинка у стола в ужасе оглядывается, тут же быстро садится и утыкается носом в меню. Это ей определенно посоветовал делать Лус: сосредоточиться на каких-то конкретных, желательно визуальных ощущениях. Защита от трёигрӱ. На чем же сосредоточится он, когда его будет поджаривать зӱрёгал?
Ей пришло в голову, что при побеге она могла бы обогнуть бар, схватить Луса за руку и утащить его в безопасное место. Но добрые дела не так просты. Если она уведет Луса отсюда физически, ей придется раскрыть себя. Если она предупредит его телепатически, Лус гарантированно поставит все под сомнение, начнет с ней спорить и таким образом привлечет внимание зӱрёгала, а тот ее обнаружит и скажет о ней Лусу. А как только Лус вспомнит ее, то в его памяти воскреснут и события четырехлетней давности — и в тот же момент он раскроет не только все свои тайны, но и ее. Так не пойдет. Нельзя предупреждать Луса. Она втянет и его, и себя в неприятности.
С письмом уже ничего не выйдет, но нужно хотя бы сделать что-то, чтобы его не получил зӱрёгал. Он глееварин — конечно же, он его заметит, как заметила и она, если от него это никто глееваринским методом не скроет.
И она скрыла. Еще до того, как зӱрёгал вошел в дверь, она осторожно и незаметно замаскировала все, что могла. Стерла информацию о письме. Стерла упоминания о гӧмершаӱле, чтобы не всплыл факт, что Лус пытался достать запрещенные вещества. Если же зӱрёгал все-таки обнаружит, что кто-то вмешался в протонацию, по крайней мере, пусть обвиняет перекупщиков. И наконец, спрятавшись за пятном в протонации, она отдала Пинкертине Вард самый сильный приказ, на какой была способна: «Не говори об этом Лусу». Это был единственный шанс — устроить так, чтобы Лус не прочитал письмо хотя бы сегодня… а значит, не имел во время допроса в голове больше, чем сейчас.