Феникс (СИ)
- Быстрее сюда! - машет мне вахмистр. Кривой оглоблей он торчит в папоротниках с группой казаков, готовых стрелять, но я мешаю им. Прыгаю в сторону, за дерево, проламываюсь через кусты рододендронового молодняка. Всю морду исцарапываю. Отделение тотчас вступает в бой. Грохочут автоматные очереди, в промежутках между которых слышны отборные матюки казаков.
- Святой Георгий, помоги нам! - молю я своего божественного покровителя. И божественный воин Георгий творит чудо. Преследователи оставляют поле боя за нами, отступают. О нет, они не испугались. Насекомые-воины не ведают страха, возможно, у них даже инстинкт самосохранения специально подавлен. Причина их отступления объясняется просто: они выполнили свою задачу - прогнали врага прочь со своей территории. Других задач у них пока нет. Вот если бы это была война, тогда другое дело. Интересно мне знать, кто и каким образом подает сигнал ко всеобщей мобилизации муравейника?
Кстати, о муравейнике. Где он? Находится ли он под землей или на поверхности? Что-то не видно нигде "пирамид Хеопса", ведь именно таких габаритов должен быть здешний муравьиный домик. Если исходить из размеров отдельного муравья. Как бы нам не нарваться на него. На домик их, а не на муравья. С отдельно взятым муравьем мы разберемся, а вот с их мощной армией вряд ли.
Мы трубим сбор. С нетерпением я жду, когда мы все построимся и сосчитаем друг друга. Галдеж и всеобщее возбуждение. Подтягиваются казаки, прикрывавшие отход основных сил. Возвращаются спецы. Из казачьего отряда отсутствуют двое: Геннадий Целоусов и Куприянов Виктор. Высказываются слова сочувствия и досады. Подъесаул ужасно огорчен тем, что потеряны почему-то самые сильные ребята. Я не берусь судить его за такую антигуманную арифметику. Он мыслит другими категориями. Наивысшая боеспособность отряда - вот что для него главное.
Тут я обнаруживаю отсутствие Владлены. Из-за деревьев показывается Бельтюков в разорванной одежде, без рюкзака и без очков. Впрочем, очки его целы, достает их из кармана. Борода ученого всклокочена, но, в общем, он спокоен, только тяжело дышит. Я с надеждой гляжу в зеленое пространство между деревьями, надеясь увидеть знакомую, и ставшую уже родной, фигуру единственной нашей женщины в отряде. "Владлена!" - ору я, а вслед за мной остальные.
- Кто ее видел последним? - спрашиваю я у казаков и спецов.
Выясняется, что ни те, ни другие не могут сказать по этому поводу ничего путного.
Я сам-то ничего не могу вспомнить. Вроде, всю дорогу она была рядом... Какой же я никудышный! Мне хочется себя высечь за ротозейство.
Разделившись на группы, казаки выступают на поиски пропавшей женщины. Двоих посылаем разведать обстановку возле ямы. Там нас поджидает наибольшая опасность, и я иду с ними. Делаю я это больше из-за того, чтобы никто не смог меня упрекнуть, будто я побежал искать "свою бабу", а бойцов бросил умирать. Втроем - я, Фокин и рядовой Хамзин - крадемся, перебегаем от ствола к стволу, на открытых местах - переползаем, постепенно приближаемся к трагическому для нас месту. Мы выскакиваем на свою тропу, где шли недавно, уже видна яма, вернее, то, что от нее осталось. Пока мы воевали с муравьями-солдатами, рабочие муравьи заделывали прореху в своем туннеле. Теперь ясно, что мы провалились в их туннель, одну из подземных дорог, которых, кстати, много, как сообщает Фокин, и тянуться они могут на большие расстояния.
- Но, в конечном счете, все они ведут в муравейник, - говорит Фокин, двигаясь рядом со мной с легкостью леопарда. Ни одна веточка не хрустнет у него под ногами. Словно он не человеческой породы, а кошачьей. Большая, сильная кошка. Наделенный знаниями о повадках животных, он автоматически становится руководителем нашего маленького отряда.
Фокин делает знак остановиться, и мы замираем, выглядываем сквозь крылатые ветви папоротников. Сам зоолог почти не прячется.
- У них слабое зрение, - кивает он в сторону суетящихся муравьев, работу которых охраняют часовые, муравьи-воины. - Главное для них запах. Они его воспринимают как трехмерный объект. Их мир состоит из предметов-запахов. Более того, запах для них может быть шершавым или гладким...
- Чудно, - шепчет рядовой Хамзин и прижимает к себе крепче автомат.
Вскоре муравьи скрываются под землей, в том числе и солдаты. Теперь рабочие особи изнутри заделывают пролом в потолке своего туннеля. Можно подходить, не опасаясь нападения. Если только сюда не прибежит какой-нибудь заблудший муравьишка, из тех, что разбежались по лесу. Поле боя убрано чисто. Всех убитых солдат-муравьев унесли в муравейник. Видно, поработала похоронная команда. И у них существует такая специализация. Есть в этом что-то человеческое. Хоронить павших героев. Значит, и нам, людям, не пристало бросать на поругание тела своих погибших воинов. Их надобно найти и придать земле по христианскому обычаю. К тому же, как заверяет зоолог Фокин, есть некоторая вероятность того, что пропавшие могут быть живы. Муравьи не всегда убивают на месте свою жертву, иногда они берут пленных. Правда это делается при набегах на чужие муравейники. Свой же дом они защищают мужественно и безжалостны по отношению к врагу. Но коль скоро вероятность существует, пренебрегать ею мы не имеем права.
- Я думаю, что мы должны попытаться проникнуть в муравейник, - говорит Фокин без интонаций.
Я поддерживаю его предложение, хотя внутренне содрогаюсь.
- Я - пас, - отвечает Хамзин, содрогаясь внешне. - Если только это дело добровольное...
- Конечно добровольное, - говорит зоолог, - только я думал, что Куприянов был тебе другом. Нет?
Пристыженный рядовой Хамзин сопит и не отвечает.
- Ладно, это твое дело, - говорит Фокин казаку и обращается ко мне: - Вы разрешите дать ему поручение?
Я поспешно соглашаюсь, и Фокин дает задание рядовому Хамзину: сгонять к товарищам, прочесывающим лес и попросить их, принести сюда трупы муравьев-солдат, какие будут найдены.
У меня муторно на душе, меня страшит намерение добровольно спуститься туда, под землю, в это мрачное царство Аида, кишащее ужасными тварями. Под силу ли такие испытания человеческому рассудку? Может, под каким-нибудь предлогом отказаться? Я же руководитель похода. Они должны меня отговаривать от столь неразумного шага.