Осколки недоброго века
* * *Когда вторыми склянками за полночь прорезался телеграф с «Маньчжурии» (объявилась-таки!), с «Суворова» отбили «квитанцию», чтобы оставались в дрейфе и к месту подходили уже, как будет светать.
Брандвахте в непроглядной тьме уже дважды мерещились вражеские миноносцы – люди дёргались, едва не срывались на пальбу, но по эскадре был строгий приказ «соблюдать полное затемнение и попусту себя не демаскировать». Даже внешние ремонтные работы были прекращены.
Измаявшаяся обслуга провела всю ночь у орудий, так и не посмев открыть огонь в неизвестность.
С рассветом пришло радостное пополнение!
Только забрезжило – появились с востока «владивостокцы», сопровождаемые… ну, надо ж (!), миноносцами под брейд-вымпелом кавторанга Елисеева, каким-то символичным единением, почти случайно встретившись в море.
И не так важно, что эта случайность объяснялась одним логичным курсовым направлением. Символичность преобладала!
По такому событию рында била хуже, чем орал горластый дурной деревенский петух, окончательно вырвав командующего из сна.
Зиновий Петрович, отщёлкнув крышку часов, уже и сам, понимая, что его пощадили, не тревожа до последнего, всё ж ругнулся – пора вставать. В нетерпеливой побудке, умывшись, побрившись, томимый нетерпением, слушал ординарца, который тараторил обо всём, что знал.
Утром после вчерашнего нашёл туман, но бриз – переменчивое дитя берега и моря – порвал его на лоскуты, развеяв, и теперь теребил, шевелил, трепал волосы, встретив ореолом восходящего солнца.
Что-то было радостное во всём этом природном явлении.
И представшая картина, в конце концов, была впечатляюща!
Телеграф, конечно, заранее предупредил о прибытии, и народ – экипажи, моряки – высыпал на палубы, не смолкая долгим «ура».
Крейсера подходили как на параде, трепеща гирляндами сигнальных флажков!
Скопище кораблей… Хотя «скопище» сказать неправильно – все суда расставлены согласно порядку и плану, и пусть все броненосцы несли на себе в той или иной степени следы недавних битв, а «Пересвет» был совсем жалок со сбитыми мачтами (мужчин шрамы только украшают), – столько кораблей в одном месте это сила-силища.
Крейсера только бросали якоря, как на горизонте появились, быстро вырастая, дымы.
Вскоре разглядев одинокую «собачку», двинули на перехват «Богатырь».
Японцы, едва опознав его, тут же развернулись и полным ходом растаяли в дымке.
– Ночью ждите гостей, – заметил Матусевичу Коломейцев и посоветовал: – Рекомендую загодя на берег отправить команду – развести пятью верстами в стороне демаскирующие огни. Японцы могут клюнуть на такую обманку.
Владивостокский отряд привёл Иессен, доложившись Рожественскому.
– А что ж Дубасов? – встречно спросил командующий.
– Приболел-с. Довели Фёдор Васильевича интенданты и портовые чинуши.
* * *С приходом Владивостокского отряда крейсерское охранение стало более плотным. Однако японские разведчики в течение дня появлялись лишь дважды, а помня о двадцати четырёх узлах «Богатыря», близко подходить не осмеливались, минимум удовлетворившись пересчётом вымпелов русской эскадры.
Ещё в три пополудни Бэр отрапортовал, что его «Ослябя» в строю.
Немного погодя «Рион» благополучно «отстучал», что на подходе с угольщиками.
Рожественский с флагманскими офицерами основательно засел за проработку операций у Ляодуна, выудив ещё один «рояль» от «ямаловцев» – карту Эллиотов с подробными планами японских минных постановок.
Как и было решено, с наступлением сумерек вновь сформированная эскадра выступила.
Четыре броненосца, два крейсерских отряда (Рожественский оставил «Аскольд» и «Новик» за Рейценштейном), вспомогательные «Рион» и «Маньчжурия». Прихватили с собой и один из немецких угольщиков.
Уходили в молчании, без огней (нечего японцам знать), поотрядно покидая место.
С видом на Темзу
– Ваше величество…
– Без формальностей, Джеки, мы уж не в парламенте, – Эдуард под номером VII попытался терпеливо смягчить напор Фишера.
Закрытый экипаж, отъехав от правительственных зданий, мягко поскрипывал рессорами и кожаными сиденьями. Через приоткрытый бархат оконной шторки вливался сырой лондонский воздух, перемешанный с запахами печных труб, риголена и конского навоза [11].
Догадавшись, а скорее почувствовав по короткой экспрессии, что первый лорд адмиралтейства на взводе и едва ли не взбешён, король стал наставительно вкрадчив:
– Неравнодушные люди, а мы, мой дорогой, по долгу обязаны чувствительно принимать все события, двояко могут реагировать на непонятные вещи. Одни, затаившись, ждут… другие сразу атакуют. Ты, будучи военным, относишься ко второй категории – жаждешь нанести упредительный удар, вытравив всю непонятность на корню.
– Не могли два корабля Великобритании исчезнуть бесследно! Должен был кто-то или что-то остаться. Я пошлю экспедицию под мою личную ответственность! Я лично…
– У тебя нет личной ответственности. За тебя несёт ответственность корона!
– Я не намерен поворачиваться к опасности спиной…
– Нет нужды говорить столь громко, – осёк собеседника Эдуард, – твои привилегии…
– …и подставлять другую щёку не собираюсь, – сбавив тон, проворчал Фишер, – я знаю свои привилегии.
…Конечно, имея в виду обязанности.
Какое-то время ехали насупленно молча. Карета неторопливо катила по вымощенной набережной Виктории. Слева, неся свои воды, плескалась Темза, по речной ряби, попыхивая, прошлёпал колёсами небольшой пароход, коротко прогудев кому-то встречному. Далече донёсся протяжный колокол башенных часов, пробивших шесть пополудни.
В домах всей просвещённой Англии припозднившиеся ещё по малому столовались традиционным послеобеденным файф-о-клоком.
Эдуард VII сглотнул – не выпитый в привычное время под пирожные чай ощущался пока лёгким «чего-то не хватает», но скоро голод даст о себе знать. Поелозив задом, меняя позу, монарх снова заговорил:
– Мы не можем себе позволить отвлекаться на эмоции. Там, на Тихом океане, у Петропавловска что-либо следовало предпринимать по горячим следам, а Джеллико увёл свои корабли. Флот оказался не на высоте.
– Кэптен, как человек адекватный своему назначению и заданию, выполнял данные ему инструкции, – заступился за своего Фишер, – объект утонул. Выловленные из воды доказательства свидетельствуют о причастности искомого судна к САСШ.
– Я видел отчёт. Это не доклад, а попытка оправдаться! Там ещё много осталось неочевидного. Чёрт возьми! Вот уж не думал, что вопросы щекотливости в этой операции будут именно нашей проблемой. Однако русские молчат. Никаких протестов и дипломатических нот. Они упорно держатся версии японских кораблей, но мы-то понимаем, что они не могут не знать, с кем именно случился бой… Где, кстати, был утоплен их крейсер!
Более того, в официальном заявлении российского морского ведомства лично я вижу неявный… или как раз таки непосредственный намёк.
– Понимают, что конфликт с нами чреват, – высказал мнение Фишер, – а они сейчас не в том положении, чтобы лезть на рожон.
– Или же дело было и остаётся нечистым, – вклинил монарх.
– Чёрт возьми, ты прав! Эта вода и без того была непрозрачной, теперь и вовсе стала мутной.
Адмирал продолжал дышать недовольством и неудовлетворённостью, однако всё указывало на то, что первый лорд всё же остыл и признал безоговорочное превосходство вышестоящего.
Отвернувшись к окну, чтобы не вдыхать дым (Эдуард раскурил сигару), Фишер, между прочим, вспомнил:
– Кстати! Является ли это показательным совпадением, но именно после заявления о бое с японскими крейсерами у берегов Камчатки и известных нам последствий, о которых доложил Джеллико, российское морское ведомство заказало на наших верфях два судна ледокольного класса.