К черту психолога! (СИ)
От возмущения, мои щеки раздуваются до размеров раскрытого парашюта, но слава Богу, Воронцов этого не замечает, потому что увлечен дорогой.
Складываю руки на груди, сдаваясь. Если он хочет поговорить, то пусть говорит. А я, так уж и быть, послушаю. Вот только что он может мне сказать?
Городские улицы за окном, сменяются диким пейзажем, и я понимаю, что везут меня загород, откуда никак не получится сбежать. Но это Воронцов так думает. А у меня есть приложение с волшебной кнопочкой «вызвать такси». Так что при первой же возможности, укачу в закат на прекрасной карете с шашечечками.
За составлением плана побега, не заметила, как перед нами разъехались высоченные ворота.
Значит, Воронцов привез меня в загородный дом.
22
Смотрю прямо на блондинистое чудо, а вижу лишь пелену, застилающую глаза. От злости, безысходности.
— Повтори-ка. — сквозь зубы, выплевываю просьбу, больше похожую на приказ.
— Не встречались они со Стасом никогда. Янка его отшивала весь год. И я точно знаю почему… — голос девушки звучит, как песня, интонации нараспев намекают на радостную хитрость.
А меня бомбит изнутри. Что значит: «отшивала?» Если отшивала, то зачем мне соврала? Если не было взаимности, могла бы просто отшить, как и Стасика своего. Хотя, я бы не отстал от неё, пока не добился взаимных чувств.
— Я посчитала, что ты должен знать. И вообще, если ты её любишь, А ты её любишь, судя, по пылким взглядам и бешеной реакции на мои слова. Советую поговорить начистоту. Пусть расскажет… Все. — пока я перевариваю поступившую информацию, сжимая челюсть до зубной боли, подружка Марковой, скрывается, за углом, громко стуча каблуками о плитку.
Подавляю рефлекс крушить все вокруг, с силой запихивая руки в карманы, чтобы не начать колотить стены. Я всё-таки не животное. Но мысли тут же улетают к одной вредной заднице, которую я точно отхожу ремнем. Хватаюсь за голову, подавляя в себе садистские мыслишки. Не замечал за собой таких наклонностей раньше. Но ведь раньше меня и не дурачили годами.
Всё! Хватит! Дальше пыхтеть и беспомощно фантазировать — мне не подходит. Направляюсь к расписанию, расталкивая нерасторопный народ плечами.
Отыскать нужную группу, труда не составляет, если быть честным с самим собой, за пару дней дома, я уже посмотрел её расписание раз десять, точно. Глаза сами искали. Бесконтрольно.
Нужный кабинет нахожу тоже быстро, и хотя, большинство студентов покинули аудиторию, все равно распахиваю дверь, в надежде, что моя Маркова, оказалась менее расторопной. Удача на моей стороне, потому что так и оказывается. Только это совсем не радует. Потому что столкнувшись в дверях с растерянной Яной, понимаю, что она покидает аудиторию последней, значит, была наедине с самым привлекательным, по мнению женской половины универа, преподом, какое-то время.
Первая мысль: слишком поздно. Я все прос… л. Ещё историк внаглую пожирает глазами застывшую в проходе фигурку, полностью игнорируя мое появление. Беру себя в руки, и посылаю все в далекое пешее. Потому что даже если Маркова крутит роман с этим мужичком, я все равно хочу услышать ответы на свои вопросы. Имею право.
— Ты! — хватаю свою добычу за предплечье, пытаюсь сдерживать силу, с которой сжимаю хрупкую ручку, но судя по звуку, сорвавшемуся с губ Марковой, это у меня не получается.
Не проронив ни слова, девушка, пытается вырваться, хватается за дверной проем, лихорадочно оглядываясь назад, видимо, надеясь на помощь препода, но тот, Почему-то делает вид, что ничего не видел, и утыкается носом в бумаги. Мне же лучше.
— Даже не думай! — произношу спокойно и уверенно, чтобы действительно исключить попытки побега.
Обхожу Маркову так, чтобы устроиться сзади. Толкаю фигурку на выход, мысленно составляя дальнейший план. Говорить в университете нет смысла. Тащить её в кафе — тоже, сбежит. Нужно место, которое само по себе задержит девчонку, вынудит говорить и слушать. План действий созревает быстро. Загородный дом. Достаточно далеко от города, уединённо и занимать его можно хоть неделями. Никто там не покажется.
Не помню, как оказался у машины и заставил Яну послушно сесть, не помню, как добирался до самого дома. Ничего не помню.
В мыслях вихрем кружились воспоминания: признание Яны у психолога, боль за любимую девушку, как тогда мне хотелось стереть её страдания, забрать себе. А потом боль от её предательства. Тогда я действительно считал себя преданным влюбленным дебилом. Не скажу, что хотел умереть, но жить тоже не хотелось.
Я мог бы начать борьбу с её дружком, если бы не знал о том, что эта девушка уже пережила. Просто не хотел помешать её хрупкому счастью. Отпустил.
А сам последовал совету отца и свалил в Исландию. Думал, что забуду, переживу. Пережил. Но не забыл, потому что весь год, цепляя цыпочек, думал о ней.
А вернувшись домой, первым делом отправился к её дому. Простоял у подъезда часа три, даже не думал входить. Просто стоял, как придурок. Стыдно признаться: ком в горле глотал, успокаивал трясущиеся внутренности, удерживая свое бренное тело на месте.
И в универе, то и дело, искал в толпе знакомый силуэт, а наткнувшись на него, залипал, не в силах оторваться.
Больше всего на свете, хотелось встретиться с ней лицом к лицу, просто поговорить. Но когда увидел её в кафе, в сопровождении дружочка- пирожочка, иначе не назвать, чуть не вывернулся наизнанку. Сто раз успел пожалеть, что хотел её увидеть. Бойся своих желаний называется. Она улыбалась ему. Искренне, тепло. Так, как когда-то, улыбалась и мне.
Не смог сдержаться. Подошёл. Заговорил. Руки коснулся. Только вот эта короткая беседа, ощущение бархатной кожи под моими пальцами, просто землю из-под ног выбило.
Равнодушие со стороны Яны, нарочито спокойно выдернутая бледная ручка… Пришибло, как дубиной по бестолковой башке. Понимая, что не имею права даже на дружбу, потому что никогда не был ей другом, сбежал из этого гребаного кафе, как последний трус.
Так и бегал бы дальше, выискивая темную макушку, в стенах универа, словно маньяк, готовящий нападение, если бы не Арина, решившая сообщить мне правду.
Вот так просто в переполненном коридоре, подошла и ляпнула:
— Маркова тебя любит. Не Стаса. Хоть ты и поступил с ней, как кусок дерьма….- тогда я не придал значения словам про "дерьмо", потому что в голове пульсировала лишь одна мысль: "она меня любит, не его".
22.1
Нервно теребя колечко на среднем пальце, молчу, ожидая действий или слов от Вика. Тот, в свою очередь, тоже не спешит начинать разговор. Припарковавшись во дворе огромного дома, он крепко вцепился обеими руками в руль и уставился перед собой. Не знаю, чем серая бетонная стена так заинтересовала этого парня, но смотрит он так, будто там самый напряженный момент американского триллера показывают.
Отвлекать Воронцова совсем не входило в мои планы, но судьба внесла свои коррективы, смачно пощекотав мой чувствительный нос, который я тут же, безжалостно сжала, но это не помогло избежать громкого чиха. Мне даже показалось, что широкоплечее тело, занимающее водительское кресло, слегка вздрогнуло от громкого звука, но быстро остановило и попыталось скрыть свою реакцию, а в следующее мгновение, Вик уже покинул свое место.
Не знаю, чего я ожидала, но когда дверь рядом со мной распахнулась, а огромное тело Воронцова оказалось рядом — я чуть сознание не потеряла от испуга.
— Рассказывай. — хрипло произносит парень, после чего прочищает горло.
В этот момент, мне хочется рассказать ему всё, даже то, что не касается наших взаимоотношений. В голове образуется такая каша из мыслей и фраз, скопившихся за этот год, что выловить, хотя-бы, одну внятную, совершенно невозможно.
Снимаю колечко с пальца и одеваю его назад, чтобы сфокусироваться на чем-то, кроме лица напротив.
— Яна… — шершавые пальцы обхватывают мою руку, не позволяя продолжать действия с колечком. Кожа, как и раньше, покрывается мурашками от его прикосновения. Будто не было целого года разлуки. Будто ещё вчера мы сладко целовались в этой самой машине, на этом самом заднем сидении.