Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ)

Копчёный от злости прибавляет темп, но его хватает ненадолго.
— Я тебя ещё встречу, — сообщает.
— Слушай, что ты ко мне вообще пристал?
— Чего ты к Лидке лезешь? — угрюмо спрашивает он.
— Блин, ты как маленький, — говорю.
— Почему?! — у Копчёного даже злость проходит.
— У неё самой спросить не пытался?
— Она не говорит!
Мой соперник окончательно выдыхается и останавливается на месте.
— А вы, правда, в детстве в одной песочнице играли? — я тоже останавливаюсь перед ним.
— Сука, — вспыхивает Копчёный, — а ты откуда знаешь?!
— Подумай об этом на досуге, — говорю и трусцой, медленно бегу к дому.
Ещё одну рубаху в стирку. Пропотел по жаре. Беден мой гардероб, скоро на улицу будет выйти не в чем.
Пытаюсь сесть за математику. Экзамен через три дня, и для меня он профильный. В технический ВУЗ готовлюсь. Но все эти тангенсы-котангенсы с интегралами и матрицами не желают задерживаться в голове.
Теперь, когда в мои руки попала серьёзная техника, хочется показать товарищам из райкома достойные результаты. Чем их можно удивить? Просторами родных полей? Комбайнами на ниве? Берёзовыми рощами и колосьями? Думаю, они это видели и не раз.
Для людей нет ничего интереснее, чем другие люди. Мы от природы стайные существа. Нам важно знать, что происходит с другими. Мы считываем эмоции друг друга и "заражаемся" ими.
Никого уже не заставляют замирать в неестественных позах и пялиться в объектив. Снимает свои живые фото гениальный Лагранж. Но есть и такое, чем можно попробовать удивить нынешних современников.
Откладываю учебник. Через окошко отправляюсь к знакомым зарослям сирени.
— Лида… Лидааа!
— Чего тебе?! —Лидка свешивается ко мне через окно первого этажа.
На ней простой ситцевый халатик, расстёгнутый сверху на две пуговки. На голове косынка. По дому хлопочет, хозяюшка.
— Лид, мне комсомольское задание дали, — говорю, — Сфотографировать самую красивую девушку в Берёзове. Поможешь?
— Чеееммм? — мурлычет она.
— Вспышку подержать надо…
  
Глава 12
 
Вжжжжжж!!!
Едва успеваю пригнуться, как над моей головой пролетает цветочный горшок! Баммм! Он разлетается вдребезги о лавочку.
— Лида, что случилось? — слышится из глубины дома. 
— Всё хорошо, мама! — кричит Лидка. 
Я тем временем успеваю отойти на безопасное расстояние. Что за итальянский темперамент! Мамма миа, коза дико! Тритео шемо! Баста!
— Кого ты собрался фотографировать, кобель?! — трагически вопрошает Лиходеева. — Эту стерву Подосинкину? Знаю я про вас всё! И не стыдно ей. Да она в матери тебе годится! 
Чтобы соответствовать подсчётам Лиды, Подосинкина должна была родить в пять. Математику Лиходеева точно не сдаст.
Для выразительности, Лида свешивается из окна практически по пояс. Вижу, что бюстгальтера под халатиком нет. Действительно, что за буржуазная привычка, дома нижнее бельё носить. Нежная девичья грудь подпрыгивает в такт её отчаянной жестикуляции.
Нам бы на вступительных в театральный эту сцену разыграть. Точно возьмут на повышенную стипендию.
— Лида, — говорю, — я же о тебе беспокоюсь! 
Замерла, глазами хлопает.
— У тебя же экзамены сейчас! Тебе готовиться надо. А фотографии, это дело долгое…А так, конечно, лучше тебя кандидатуры нет.
— А зачем в райкоме фотки понадобились? — Лида выдаёт первую осмысленную фразу за сегодняшний вечер.
— В Москву отправят, — не моргнув вру я, — слышал, по всей стране сейчас самую красивую комсомолку выбирают.
— Зачем?!
— Этого я не знаю, — говорю равнодушно, — моё дело фотографии сделать.
— Хрен с ним, с экзаменом, — решает Лиходеева, — за три дня я умнее не стану. Ну, Алик… Если благодаря тебе, я в столицу поеду…
Её глаза и губы таят обещание. Что может быть лучше, чем хорошо замотивирванная модель?
— Тогда завтра я могу на тебя рассчитывать? — уточняю.
— Да я… да всё, что скажешь!
— Завтра в четыре я за тобой захожу.
— Алик, я тебя не узнаю, — Лидка подпускает в голос хрипотцы, — ты такой строгий...
 
— Некогда шутки шутить, — говорю, — дело ответственное. И завтра одежду подготовь. Нарядное и повседневное. Халатик этот тоже возьми. Очень он тебе подходит.
Лидка делает вид, что только замечает фривольность своего наряда, и пытается одной рукой застегнуть пуговки, а второй берёт "под козырёк":
— Есть, мой генерал.
— Вольно, рядовой Лиходеева, —командую, — и цветок подбери, а то засохнет.
— Ой, что ж я маме скажу?! —Лидка хватается за голову, — это всё ты, Алик, виноват!
* * *
За фотоплёнкой в Кадышев я добираюсь автостопом. На эту авантюру меня подбивает Женька. Когда я прихожу к нему за советом, он первое время дуется.
Я полностью игнорировал его целых несколько дней. А ведь раньше они с Аликом были неразлучны как Петров и Васечкин, Электроник и Сыроежкин, Шарик и кот Матроскин.
А я его "на бабу променял...". Да, для всех знакомых Лида оказывается универсальным объяснением любого моего неблагонадёжного поведения. Но Женькино любопытство тут же побеждает обиду.
— А зачем тебе плёнка?
— Лидку буду фотографировать?
— Ты опять?!
— По заданию райкома!
— Гонишь! — Женька от волнения вытягивает губы в трубочку, так что у него получается "гониффф".
— Зуб даю.
От Берёзова до Кадышева километров тридцать. Но, как это часто водится в нашей стране, прямых маршрутов не существует. Надо сначала ехать до Белоколодецка шесть часов на электричке, а потом обратно в Кадышев, еще пять на автобусе.
В общей сложности одиннадцать часов в пути. Для бешеной собаки, семь вёрст не крюк.
Всерьёз задумываюсь о том, чтобы одолжить велосипед, или даже пойти пешком, но Женька развеивает мои сомнения.
— В восемь у фабрики, — говорит.
Я против попутчика не возражаю. Вместе веселее.
Единственное, что меня огорчает — это интегралы. Судя по тетрадкам, Алик их щёлкал, как орешки. Прокрастинируя убираю в комнате. Расставляю книжки по цветам, потом по толщине. Потом по первой букве фамилии авторов. Пробую выжать гирю. Нет, это ещё хуже интегралов.
Наконец, нахожу себе нужное, и самое главное, срочное дело. Обхожу дом в поисках места для фотолаборатории. На первое время мне пообещал помощь Митрич, но я не буду нахлебничать вечно. Мне нужно собственное пространство, где я буду проявлять снимки, рассматривать их, кадрировать. Моя личная творческая мастерская.
Сначала забираюсь на чердак. Здесь низко, едва удаётся выпрямиться в полный рост. Из щелей в полу пробиваются острые лучи света. Доски под ногами скрипят. Можно сделать "светомаскировку" прожив что-нибудь по полу. Но мне в целом не нравится помещение. Кажется, что один неудачный шаг, и я окажусь посреди гостиной. Может, зря опасаюсь, но рисковать не хочу.
Гораздо лучше подошёл бы погреб, но у нас его нет. Зато есть летняя кухня. Это просторное помещение, похожее на веранду, но полностью закрытое окнами. Кухня пристроена к дому сзади и имеет отдельный вход.
Хозяйственные соседи в таких целое лето разделывают и перерабатывают дары садов и огородов, а у нас оно пустует и забито всяким хламом. Дверь закрыта на щеколду снаружи. Тяну на себя, и она неожиданно легко открывается.
Щелкаю выключателем, но ничего не происходит. Плафон пустой. Выкручиваю лампочку из своей настольной лампы и повторяю попытку.
Печально, но не безнадёжно. Обнаруживаю несколько стопок старых газет. Пять трёхлитровых банок. Два сломанных стула и мешок со строительной смесью, размокший а потом высохший до состояния камня. Всё покрыто толстым слоем пыли и паутины
Рядом с выключателем на стене вижу розетку. Проводка внешняя, она вьётся по стене, но по мне, даже выглядит стильно. Притаскиваю из комнаты магнитофон и врубаю первую попавшуюся кассету: